— Успокойся же, — повторил Римо, в то время как Вики уже распласталась по его телу и терлась бедрами о перед его штанов. — Что там было такое? Тебе придется вспомнить, если хочешь, чтобы мы помогли тебе.

— Не оставляй меня, — Вики всхлипнула. — Не оставляй меня одну больше. — Ее груди снова, как бомбы, обрушились на грудную клетку Римо.

— Не волнуйся. Теперь все будет в порядке. Присядь, я принесу тебе воды.

Всхлипывания Вики начали понемногу стихать.

— Ну… ладно. — Она следила, как в ванной Римо наливает из-под крана воду в стакан.

А потом Вики заметила рядом с собой Чиуна — и ей потребовалось ровно две секунды, чтобы придать лицу скорбное выражение и опять начать всхлипывать.

— Когда ты вошла, — спросил Чиун, — ты сказала “Римо, Римо, хвала небесам” или “Римо, Римо, слава тебе, Господи”?

Вики беспомощно посмотрела на него.

— “Слава тебе, Господи”, по-моему.

— Благодарю тебя, юная дева, — снова сев на ковер, Чиун что-то вычеркнул в разостланном пергаменте и затем зацарапал по нему с удвоенной силой.

Римо вышел из ванной со стаканом воды в руке и сел на кровать рядом с Вики.

Взяв у него стакан. Вики пила воду маленькими глотками.

— Так что ты видела во дворе? — спросил Римо. — Или кого? Это были люди?

— Да, Римо. Люди. В нашем дворе.

— Их было много? Вида какого — восточного? Сколько их было там? Трое? Четверо?

— По-моему, четверо. Было уже темно. И они были именно восточного вида, я в этом совершенно уверена. Ой, это было так страшно!

Римо взглянул на Чиуна.

— Похоже, они теперь и за Вики охотятся.

Чиун пожал плечами.

— Придется взять ее с нами в Хьюстон.

Чиун повторил свой жест. В дверь постучали.

Вики вскрикнула. Римо посмотрел на дверь. Чиун по-прежнему скреб пером по пергаменту.

— Ваш заказ, — послышался из-за двери нерешительный голос.

— Скажи, чтобы они унесли его, — не поднимая головы, заявил Чиун. — Опять залили рис мясной подливкой.

Ровным, спокойным голосом главарь объяснял своим подчиненным, что им еще предстоит и что уже сделано.

Нападение, сказал он, не провалилось, отнюдь — оно было весьма успешным.

Трижды кашлянув, главарь, повернув голову, сплюнул в пепельницу, стоявшую на окне номера на восемнадцатом этаже отеля “Шератон” — Техас, город Хьюстон.

— Но мы потеряли троих наших лучших людей, — сказал один из сидевших перед ним. Он говорил по-китайски.

— Но приобрели знание, — возразил главный. — Теперь мы лучше понимаем врага. Утраты жаль, — добавил он, — но она была необходимой. Скажите же, что удалось нам узнать?

Молодой голос так же по-китайски доложил главному о нападении в “Митамейшн”, и как тот белый по очереди вывел из строя троих лучших бойцов Веры. На улице в машине его ожидал, продолжал тот же молодой голос, человек с желтой кожей.

— С желтой кожей, — прошептал главарь, поднося к лицу правую руку. Фаланга правого мизинца оказалась на уровне его груди, в то время как конец ногтя на указательном пальце — в восемь дюймов длиной — почти касался левой щеки говорившего. — С желтой кожей и глазами стального цвета?

— Именно так, — ответил голос.

— Я боялся этого, — главарь опустил голову. — Он пришел. Он все же пришел. — Он опустил руку, и губы его зашевелились в беззвучной молитве. В такой позе он оставался несколько секунд — затем резко вскинул седую голову. — Вы заплатили остальным?

— Пикетчикам? Да, заплатили.

— Кто-нибудь из них знает о нас?

— Нет.

— Наши потери восполнены?

— То есть, наняли ли мы новых? Да, наняли.

— Зови остальных, — приказал главарь. — Час приближается. Откладывать больше нельзя. Мы должны сделать это.

Молодой китаец вышел из комнаты, и главарь поднялся с кресла. Движения были медленными, как и его речь. Выпрямившись во весь рост — чуть больше четырех футов — он зашаркал по цветастому нейлоновому ковру, устилавшему пол номера, к окну; худая, покрытая пергаментной кожей рука отдернула тяжелые зеленые шторы.

Комнату заполнил яркий солнечный свет. Хьюстон за окном словно висел в воздухе всей своей светло-серой громадой, невыносимо сверкавшей, как будто невидимая рука натерла сияющие квадраты небоскребов вазелином.

Огромные машины, словно только что сошедшие с конвейера, подмигивали выстроившимся вдоль тротуаров угрюмым пыльным грузовикам; рабочие убирали с улиц разноцветные украшения — праздник только что прошел, и в магазинах заканчивалась новогодняя распродажа.

И жарко. В Техасе всегда жарко. Поэтому главарю это место нравилось больше, чем Коннектикут. Жара — и ночью, и днем. Именно жара и нравилась ему, он мог ощущать ее. Почти видеть.

Светло-голубой цвет оболочки его глаз резко контрастировал со зрачками — большими, темными и совершенно неподвижными. Главарь был абсолютно слеп.

Он услышал, как отворилась дверь. Значит, все уже собрались.

— Садитесь, — главарь медленно произносил китайские слова.

— Садитесь, — повторил по-английски один из пришедших.

Главарь подождал, пока слух его не уловил звук движений двух тел, устраивавшихся в глубоких креслах. Задернув штору, он вернулся к месту, на котором сидел, отлично зная, что пути его не помешает ни неубранная вовремя чья-то нога, ни замешкавшееся в проходе тело.

Опершись о резные подлокотники кресла, главарь откинулся на спинку, обтянутую ярко-алой материей с изображением танцующих зеленых драконов.

— Итак, Синанджу все-таки здесь, — промолвил он. — После многих веков снова пересеклись наши с ними дороги.

— Придется убить еще нескольких человек, — английский вариант несколько отличался от сказанного.

— Мы не станем нападать первыми, — продолжал главарь. — Наша история говорит о множестве жертв, которые Вера понесла при попытке противостоять этим корейцам со стальными глазами. Этот же воин Синанджу опасен вдвойне — с ним белый человек, в жилах которого течет кровь тигра.

— Нападать не будем, — последовал перевод.

— Их можно уничтожить лишь поодиночке, — кивнул головой главарь.

— Уничтожим по одному, — повторил переводчик. Один из сидевших в креслах пошевелился и произнес:

— Без разницы.

Перевод этой реплики, выданный молодым китайцем по знаку главаря, гласил:

— Тысяча извинений, мудрейший. Не говорите ли вы об одновременной атаке?

— Дурак, — недовольно произнес главарь. — Ты можешь биться головой о стену хоть целый день — и она не дрогнет. Но вынь снизу один кирпич — и через миг стена будет лежать в развалинах.

— Дурак, — последовал перевод. — Есть разница.

Главарь услышал, как один из сидевших перед ним нетерпеливо заерзал в кресле. Затем раздался голос:

— Кончим их тем же способом? Новички вообще-то не понимают, для чего сдирать с каждого шкуру и вешать на дерево.

Переводчик приложил все усилия.

— О, невежды, невежды, невежды, — воздел руки главарь. — Не вам и не мне менять наши обычаи. В них — легенды. В них — наша сила и мощь. Ибо с их помощью несем мы не только смерть жертвам, но и смертельный страх тем, кто еще остался в живых.

Правая рука главаря мелко постукивала по подлокотнику.

— Мы — последние из великих, и деяния наши воистину велики. Черная смерть, разившая Европу — дело наших рук. Голод 1904 — также дело рук бойцов Веры. Но сейчас, — главарь откашлялся, — сейчас нам надлежит вступить на путь, о котором говорится в нашем древнем пророчестве, и мы должны расчистить его для тех, кто идет следом.

— Старик говорит — валяйте в том же духе, — кратко пояснил переводчик.

— Достаточно. — Главарь махнул рукой. — Теперь обратитесь в слух и не полагайтесь только на свою память.

Переводчик извлек ручку и блокнот, в который последующие десять минут переносил бисерным почерком каждое слово, срывавшееся с губ главного.

— И пусть люди будут готовы, — закончил главарь.

— Пошли, — кивнул переводчик.