Главарь по-прежнему восседал на кресле. На его, пергаментно-желтой коже не было заметно никаких следов. Глаза его были закрыты — но сердце билось, текла по жилам кровь, работали клетки мозга.

Однако импульсы, которые мозг слал в мышцы, угасали у позвоночного столба. Мозг главаря не мог более управлять его телом. Он жил — но тело не подчинялось его приказам. И не подчинится больше никогда.

— Видал? — повернулся Римо к Чиуну. — Только не говори, что я и на этот раз согнул локоть!

Неожиданный пациент привел хьюстонских врачей в полное изумление. Симптомы у доставленного в больницу старого китайца точь-в-точь совпадали с хрестоматийным случаем — девочкой из Массачусетса, с минуты рождения пребывавшей в коме.

Он, как и она, был жив — но, как и она, не сознавал этого. Невероятный случай. И хьюстонские врачи чрезвычайно гордились, что такой необычный пациент достался именно им.

Однако поспешили предупредить родственника, который его доставил, что вряд ли когда-нибудь появятся шансы на его выздоровление.

— Ничего, — махнул рукой тот. — Просто проследите, чтобы мой дедушка оставался живым так долго, как только возможно.

Врачи также предупредили его, что при новейших системах жизнеобеспечения вполне возможно, что он переживет их всех.

— Отлично, — кивнул внук. — Мне нравится думать о нем как о семейном памятнике.

Но врачи снова предупредили его — такое продолжительное лечение будет стоить очень и очень дорого.

— Подойдет, — кивнул тот, извлекая на свет пять толстенных стопок стодолларовых банкнот. — Деньги для нас не препятствие.

Предупреждать больше было не о чем. После проверки банкнот на подлинность эскулапы выразили надежду, что дедушка мистера Николса проживет в блоке интенсивной терапии долгую и полную жизнь — и, разумеется, мистер Николс и его батюшка смогут навещать его, когда захотят.

— Э-э, понимаете, — замялся Римо, — мы с отцом надолго уезжаем из города. Так что уж проследите, пожалуйста, чтобы дедуля тут не загнулся.

Врачи с сочувствием и пониманием отнеслись к просьбе и пожелали всего наилучшего мистеру Николсу и его отцу — хотя казалось маловероятным с медицинской точки зрения, чтобы этот высокий, светлокожий и темноволосый англосакс произошел от маленького, седого, с желтой кожей корейца.

Выйдя из госпиталя, Римо и Чиун направились обратно в отель.

— Хорошо, что ты не стал платить золотом, — заметил Чиун. — Китайцы этого недостойны.

— Бумага им вполне подошла, — ответил Римо. — И кроме того, мы и так прекрасно проведем время, объясняя Смитти, на что мы угрохали такую кучу монет.

— Скажи, что мы все вернем. Это смягчит сердце императора, — посоветовал Чиун.

— Интересно, как именно? — осведомился Римо. — Там было двадцать пять тысяч долларов. Веселенькая цифра.

— И совершенно ничтожная в сравнении с тем, что ты будешь иметь, если на будущей неделе доставишь наконец мою гениальную драму на телевидение. Она принесет мне несметные сокровища — а твоих трех процентов будет как раз достаточно, чтобы вернуть императору долг.

— Моих что?

— Твоих четырех процентов, — поправился Чиун.

— Моих как?

— Твоих пяти процентов, — вздохнул Чиун, и, отвернувшись, пожаловался уличной стене: — Эти агенты — настоящие грабители!