Из коммерческих соображений они превратили мое «Открытое письмо тому, кого возомнили Богом» в статью «Иисуса-клона разоблачает его любовница». С подзаголовком: «Чистильщик бассейнов из Коннектикута — жертва политико-религиозной аферы».

Начинался новый день, я поднялась к себе с газетой, по телефону Джимми механический голос ответил: «Номер не существует». Я ждала, что он сам свяжется со мной, надеялась, что он сумеет прочесть между строк и поймет, что я не враг ему: мои нападки были защитой, я сеяла сомнение, чтобы оградить его от фанатизма, против которого он восставал…

Одним из первых на мою статью откликнулся итальянский ученый Гвидо Понцо. Доктор химии и биологии, председатель неаполитанского Союза рационалистов, автор книги «Иисус-самозванец: доказательства». Он прочел статью на сайте «Пост». Его просто распирало от восторга, он рассказывал мне про свои собственные баталии: тридцать пять лет борьбы с религиозным обскурантизмом, индустрией идолопоклонничества и мнимыми чудесами стоили ему места в университете, приговора за надругательство над святыней и разорения на штрафах. Он послал мне по электронной почте все свои запрещенные цензурой статьи — в качестве аргументов, чтобы я продолжала разоблачение лже-Мессии, рожденного от фальшивки, сотканной в Средние века.

Для него нет никаких сомнений в том, что церковь сама фабрикует свои святыни в подвалах Ватикана, где ученые-интегристы, преданные «Опус Деи», постоянно совершенствуют их благодаря передовым технологиям, дабы сбить с толку новейшие инструменты анализа и датировки. Его так и не допустили до Туринской плащаницы, но он утверждает, что доказал свою теорию, исследовав другие «тряпицы Страстей», а также кусок мяса, которому поклоняются в Абруцце. Я попросила пояснить последнюю фразу и получила в ответ легенду, которая сильно меня озадачила.

В VIII веке одного монаха из деревни Ланчано одолело сомнение: освящая хлеб и вино, он не мог поверить, что они действительно содержат плоть и кровь Христа. Он воззвал к Богу и попросил дать ему знамение. И внезапно, на глазах у всех прихожан, просфора стала куском мяса, а вино превратилось в кровь. Вот уже тринадцать столетий эти органические вещества хранятся в том же храме и по сей день остаются совершенно свежими — на самом же деле, по мнению Понцо, свежими их заменяют, при пособничестве местной больницы, перед каждым визитом религиозных властей. Причем кусочек плоти действительно представляет собой фрагмент человеческого сердца — миокарда и желудочка, а кровь группы АВ. Исследование этих образцов на ДНК доказало — в глазах Понцо — существование научно-церковного заговора: группа крови и генотип те же, что и обнаруженные лично им на Сударионе, — это плат, которым будто бы накрыли лицо Христа, хранящийся с XI века в кафедральном соборе испанского города Овьедо. Те же, что и на Аржантейском хитоне, который якобы был на Христе во время восхождения на Голгофу. Те же, что и на Плате Маноппелло, которым святая Вероника отерла лицо распятого. Те же, что и на Кагорском уборе, ленте, которой подвязали подбородок мертвеца.

Гвидо Понцо посылает мне столбцы ТАГЦ и свою расшифровку. Я тут же сравниваю их с генетическими матрицами из тайных архивов Белого дома — благодаря советнику Гласснеру они доступны со вчерашнего дня на сайте пастора Ханли. Результат не оставляет сомнений. Хромосомы Джимми действительно идентичны хромосомам с Туринской плащаницы, но они не имеют ничего общего с ДНК других реликвий. Одно из двух: или все четыре поддельные, или же они подлинные, а в Плащаницу было завернуто другое тело.

Гвидо Понцо ошеломлен моим выводом: для него-то все фальшивка, но впервые церковь так явно попалась на подлоге, допустив небрежность. Если отдельные детали Страстей не складываются в один паззл, это же редкая возможность стереть в порошок и Плащаницу, и так называемого клона.

Я обещаю связаться с ним ближе к вечеру и торопливо одеваюсь, одновременно слушая девятичасовые новости: на всех каналах идут ожесточенные баталии вокруг моей статьи. Но что она может против рейтингов? На момент выступления Джимми месса пастора Ханли побила все рекорды. Сегодня утром в интернете зафиксировано шестьдесят восемь тысяч чудес, по всей Америке, от Флориды до Аляски, в широком диапазоне от внезапно прошедшего насморка до нуждающейся в ремонте микроволновки, непостижимым образом заработавшей, и вдруг поехавшей машины с севшим аккумулятором. Каждого пятого американца Джимми исцеляет по телевизору. Коммюнике канала BNS обещает выпустить диск с записью мессы — еще до выхода он становится раритетом и стоит двадцать тысяч долларов. На CNN сорок процентов опрошенных верят, что он — Сын Божий, тридцать думают, что в нем живет дьявол, остальные считают его инопланетянином или воздерживаются. Моя страна сошла с ума.

Снова открыв почту через час, я получаю сотни посланий с оскорблениями, угрозами и крестами, нарисованными на гробах. Только одно поздравление — от доктора Сандерсена, того самого ученого, которого я в своей статье сровняла с землей. Вчера днем я на всякий случай послала на его сайт просьбу об интервью. Он пишет, что готов принять меня у себя, когда мне будет удобно. Я отвечаю ему, договариваюсь на завтра, звоню моему новому начальству. Главный редактор ликует: благодаря моей статье продажи выросли вдвое. Я прошу зарезервировать мне столько же места на первой полосе и мчусь в аэропорт. Через картотеку «Пост» я раздобыла адрес сценариста Бадди Куппермана — по словам Джимми, руководителя проекта «Омега». Его телефона на коммутаторе Белого дома не знают. Я оставила десять сообщений на автоответчике советника Гласснера — он так и не позвонил. А мне необходимо получить свидетельство хоть одного из задействованных политиков, прежде чем я пойду брать интервью у клонировщика.

В Лос-Анджелесе я беру напрокат машину, снимаю номер в отеле, для надежности оставляю ноутбук в сейфе и мчусь на пляж Малибу. От дома по указанному адресу остался лишь скелет из металлических балок и обугленных досок. Куппермана мне все-таки удается найти в одном из фургонов съемочной группы. В шоковом состоянии, окруженный заботами команды силиконовых великанш, он отказывается разговаривать с журналистами. Я настаиваю: это для его же блага. Если секретные службы хотели таким образом заставить его молчать, в его интересах, чтобы об этом узнала широкая публика, — иначе новая, возможно, более успешная попытка может подтвердить реальность обвинений, которые я готова напечатать немедленно. Но он с тупым упорством отрицает все: ему ничего не известно о проекте «Омега», он не знаком с Джимми Вудом, у него нет никаких доказательств чего бы то ни было, его архивы сгорели, ему нечего сказать, и не надо оставлять адрес: он не передумает. Произнося последние слова, он смотрит на меня с такой настойчивостью, что я, убирая в сумку свое журналистское удостоверение, как бы невзначай роняю карточку отеля. Наклонившись, он поднимает ее и подает мне.

Вернувшись в «Холидэй-Инн», я заказываю обед в номер и включаю ноутбук. От Джимми по-прежнему ничего. Зато несколько посланий от Тома и его адвокатов с требованиями прекратить «журналистские провокации», так как «мстительные действия фанатиков» могут, видите ли, «подвергнуть риску мою беременность». Придурки.

Так и не дождавшись вестей от Куппермана, я еще раз изучаю данные, полученные от химика Гвидо Понцо, и пишу вторую статью, в которой доходчиво разъясняю христианам, что кровь Христа, на глазах очевидцев появившаяся вместо церковного вина в Ланчано, совпадает с кровью на четырех святых реликвиях, но не имеет ничего общего с ДНК Джимми Вуда. Признаюсь, разоблачать религиозное надувательство, используя в качестве аргументов чудеса, — это нечто головокружительное. Впервые за последние месяцы я засыпаю без снотворного.

Назавтра рано утром, покидая отель, я нахожу на ресепшне адресованный мне пухлый конверт: отпечатанные страницы, исписанные листки, карточки, все вперемешку.