Когда мой самолет приземлился в Нью-Йорке, я уже почти все прочла. В такси дочитывала рассказ о «мессианическом воспитании» в Скалистых горах, потом бегло просмотрела беспорядочные записи Куппермана на стикерах и обрывках бумаги: его разочарование, воодушевление, бессилие перед невозможностью «войти» в память о Страстях, громы и молнии в адрес Лурда и Ватикана… Пронумерованные от нуля до десяти «варианты развязки» вызвали у меня приступ тошноты. Обработка, которой эти люди подвергли Джимми, их спешка, их цинизм и безумие превзошли все, что я могла вообразить, когда писала первую статью. Охваченная негодованием, переполненная холодной яростью, я даже не смогла ни удивиться, ни испугаться, когда обнаружила у себя дома десяток полицейских.

Гостиная была разнесена взрывом, на полу лежало тело в пластиковом мешке. Меня даже не успели попросить его опознать, я сама кинулась и рванула «молнию». Увидев лицо, я громко, с облегчением вскрикнула и метнулась в ванную, где меня вырвало. Когда я вышла, мной занялась какая-то женщина; она дала мне попить и, предъявив удостоверение ФБР, сказала, что я в безопасности. По свидетельствам очевидцев, человек в маске, подъехавший на машине без номеров, выпустил в мое окно очередь из гранатомета и скрылся. Его так и не нашли, но теракт взяла на себя группировка христиан-фанатиков, возмущенных моими нападками на их нео-Христа.

— Как зовут жертву? — спросила меня агент Уоттфилд.

— Том Форбс, помощник прокурора. Мой бывший жених.

— Он жил здесь?

— Он оставил себе ключ: я беременна.

— Хотите, мы вызовем вашего врача?

— Нет-нет, я в порядке. Все нормально. Я хорошо переношу беременность, и это не было шоком, все обойдется.

— Понятно.

— Нет, я хочу сказать…

— Вы боялись, что это окажется кто-то другой.

Я выдержала ее взгляд. Даже без прозрачных намеков в записках Бадди Куппермана я бы догадалась о ее чувствах к Джимми. Я сама удивилась, почувствовав, что почему-то рада этому.

— Что, по-вашему, здесь делал Том?

— Я думаю, он пришел из-за моих статей. Ждал меня, чтобы устроить выволочку, обвинить в безответственном отношении к его ребенку, поместить под надзор до родов… Он уже таскал меня по судам. Каждую ночь я желала ему смерти, если вы этого признания от меня добивались.

— Нет.

Ответ прозвучал однозначно: она верила в заявление фанатиков. Если, конечно, теракт не был делом рук ФБР. После прочитанного в самолете от этих людей я могла ожидать чего угодно. Запугивали или хотели убрать — возможно, я прохожу по тому же списку, что и Бадди Купперман.

— Тоже нет, — улыбнулась она, а я почувствовала, что краснею: все мысли были написаны у меня на лице.

— Я с вами заодно, Эмма. Официально моя задача — спустить дело на тормозах, но главное для меня — спасти Джимми от него самого.

— Вы знаете, где он?

— Соберите чемодан, возьмите с собой ваш ноутбук и бумаги Куппермана. Не беспокойтесь: мои люди здесь уберут.

— За мной следили в Лос-Анджелесе?

— С той минуты как в интернете появилась ваша первая статья, вы находились под охраной. Нам известно все о вашей жизни, содержимое вашего жесткого диска и вашего автоответчика тоже.

— Замечательная охрана.

— Это касается только вас лично, — ответила она, провожая взглядом своих людей, уносивших тело Тома. — Я знаю о вашем предубеждении против республиканской администрации, но поверьте, сегодня она на вашей стороне и поддерживает вашу борьбу. Через час президент даст пресс-конференцию. Он признает существование проекта «Омега» как обычного секретного исследования в области клонирования человека, осуществленного при демократах. Он также обнародует отчет комиссии Клейборна, которая, по обоюдному согласию с Ватиканом, полностью отрицает божественное происхождение Джимми Вуда и квалифицирует его как «психически неполноценного субъекта со склонностью к мифомании».

— Подонки.

— Будет распространена версия исламского заговора с целью внести раскол в христианство и дестабилизировать Америку. За неимением доказательств, им нужна кампания в прессе, причем такая, чтобы никто не мог сказать, будто она срежиссирована ими. Вы очень ценны для них, Эмма. Так что можете рассчитывать на полную поддержку ваших врагов.

Она говорила ровным, нейтральным голосом, но какая-то усталость в нем ее выдавала: было ясно, что она обо всем этом думает. Женщина женщину всегда поймет, и это касалось не только Джимми.

— Вы идете, Эмма?

— У меня сегодня вечером встреча.

— Я знаю. Встретитесь.

Бронированная машина отвезла нас к неприметному дому в Челси. За увитым плющом кирпичным фасадом скрывался бункер, служивший штаб-квартирой для спецопераций ФБР. Ким Уоттфилд привела меня в комнату с ложным окном, выходившим на светящуюся стену. Она дала мне принять душ и переодеться, а потом мы спустились на три уровня ниже, в точно такую же комнату. Сгорбившийся за компьютером в углу у ложного окна Ирвин Гласснер обернулся, и меня поразил его пустой взгляд.

— Джимми не имеет никакого отношения к Иисусу, — сказал он. — Нас всех одурачили. Меня первого.

Я видела советника по телевизору в новостях, когда взорвался космический корабль «Эксплорер», в июле, — сейчас его было не узнать. Поняв, какую кашу заварил, предоставив Джимми Церкви Второго Пришествия, он сломался и сдался властям, но ФБР не собиралось его арестовывать: собственно говоря, его признание в государственной измене было неактуально, после того как президент рассекретил проект «Омега». Обнародовав досье, с которым граждане уже могли ознакомиться в интернете, Белый дом надеялся переломить ситуацию.

— Этот химик из Неаполя, который связался с вами вчера, — продолжал Гласснер, еле ворочая языком и с усилием поднимая веки, — этот бесноватый, разбивший пробирку с кровью, которую он взял на анализ в Ланчано… После датировки по углероду-14 он пишет в Белый дом каждые полгода. Мне передавали резюме его писем, я их даже не читал… Сто раз мы перепроверяли анализы Джимми — геном всегда совпадал с кровью Плащаницы. Нам пришлось поверить.

Он вдруг ударил себя кулаком по колену — жалкий жест ярости, — да так и остался сидеть скособочившись, плечо опущено, рука повисла.

— А доказательство-то было в наших архивах! Первые результаты, которые Сандерсен представил администрации Клинтона в 1993 году… Мой предшественник был уверен в их подлинности: они полностью совпадали с анализами, сделанными в Туринском институте судебной медицины, Леонсио Гарца Вальдесом в Техасе, Эндрю Макнилом в Принстоне… Никогда нам не приходило в голову усомниться в этой ДНК: она была нашим ориентиром, геномом-эталоном… В сравнительных анализах Сандерсена сомнения у нас вызывал геном Джимми, но не Христа!

Он зашарил рукой по столу в поисках стакана, встретил взгляд Ким. Рука замерла. Он снова заговорил, в упор глядя на меня:

— Из Турина и Принстона мне заново прислали анализы Плащаницы. Вопреки тому, что вы написали, ДНК та же, что на других святынях. Но она не имеет ничего общего с ДНК Джимми. Ничего общего с человеком, который фигурирует под именем Иисуса в архивах Белого дома со времен Клинтона.

— Вы хотите сказать, что подозревали Сандерсена в фальсификации генетической матрицы Джимми, а он не Джимми подделал под Христа, а наоборот?

Гласснер опустил голову. Я вопросительно посмотрела на Ким Уоттфилд, та лишь развела руками и, вздохнув, бессильно уронила их. В тишине слышалось только урчание кондиционера. Я была ошеломлена. Если бы не одержимый рационализм осквернителя святынь, наука так и поддерживала бы ученого, заставившего солгать кровь Христову. До конца. До жертвоприношения Джимми.

— А как же его сила, — спросила я, — доказательства его чудес? Дерево в Центральном парке, сторожевые собаки, умиравшие, чтобы дать ему бежать, парализованная девочка, которая встала и пошла, все, что описал Купперман… Значит, это тоже липа?

Гласснер посмотрел на меня. Его глаза были полны слез.