— Расскажи, как они рождаются — персонажи, истории. Откуда ты берешь имена?

Наверное, грезил о писательстве. Да, вот так. Сядь чуть ближе, пусть ему будет больнее.

— Все происходит само собой. Это как кубик-рубик. Какие-то события, люди, воспоминания, сны, предчувствия складываются в один цвет. Получается история. Тогда просто садишься и пишешь.

— А издательство? Тоже все непросто.

— Главное, чтобы звезды сошлись.

Что-то происходит, вдруг врывается в меня. Не только тревога. Еще тягучий древесный запах от Сашиной шеи, от которого тепло разливается внизу живота. Кто-то подходит, болтает. Одуреваю от собственного напряжения. Ноги затекли. Упиваюсь своей красотой. Многие здесь хотят попробовать, откусить хотя бы кусочек. Голое колено. Или лучше наклонись, сзади. Достаточно фантазий, дорогие друзья. Пора их воплощать в жизнь. Саша неловко переминается с ноги на ногу, прячет ладони в узкие светлые джинсы. Смотрит на часы.

— Не хочешь выпить кофе со мной? — говорю я, приглушая голос почти до шепота.

— Да, давай.

Прощаемся со всеми. И с моим любовником. Я под защитой — горько-приторной, посыпанной какао или корицей, здесь на Никитской. Сажусь в его машину. Угадала — длинная, похожая на член, BMW.

— Моя? Да там, около «Кофемании» и стоит.

Здесь, в тесном черном салоне запах становится еще интенсивнее, смешивается с горчинкой кожаных сидений, будоражит.

— А обещанный второй роман?

— На обратном пути.

— Забудешь. Лучше сейчас.

Подходим к моей машине. Достаю книгу. Он берет ее — трепетно. Пальцем проводит по моей фотографии, сравнивая глянцевую картинку с оригиналом.

— Сядем на веранде?

— Да нет. Холодно. Пошли внутрь.

С чего вдруг меня потянуло на улицу? Ненавижу веранды, где всегда мерзнешь или слишком жарко. А ветер точно испортит прическу.

Зал для некурящих. Он больше не, а я никогда. Раз не курит, кофе тоже не пьет. Перед ним вздымающийся шоколадными парами какао. Я заказываю капучино и шоколадный эклер — прямо школьница на первом свидании. Смотрит на мою книгу, начинает листать, читает предложение.

— Саш, давай ты потом будешь читать.

Смущаюсь. Честно.

— Ты оживляешь неодушевленные предметы. Ты знаешь об этом?

— Ты же ничего не читал?

— Я прочел абзац.

Чуть наклоняюсь к нему. Его руки на столе — ближе.

— А ты другая.

— Не могу же я в Москве ходить в кроссовках со спальником за спиной.

— Другая… Я такой же. Здесь обстановка очень грамотно сделана. Все очень просто, ничего лишнего. Чтобы глаза — в глаза. А посмотри туда (кивает в окно) — это же витрина. Сидят с голыми плечами, сегодня холодно. И никто из них не имеет отношения к консерватории, они там даже не были никогда.

— Это правда.

— Ты напишешь о нашем путешествии?

— Да. Бойтесь.

— На самом деле ты понимаешь, какой для тебя подарок наша группа? Ведь в йогу просто так не приходят.

— Да все эти люди — просто клад для писателя.

— А почему ты начала заниматься? Говоришь, проблемы со здоровьем. Но я там наблюдал за тобой. Интересную такую создала воронку, все вертелись вокруг тебя. Причем абсолютно неважно — нравилась ты или тебя ненавидели, все были рядом с тобой. А я предпочел отойти. Зачем толкаться.

— Саша, а чем ты душишься?

Резко выпрямляет спину, будто ждет нападения.

— А что, неприятно?

— Наоборот, очень нравится.

Саша долго объясняет, как выбирал духи, говорит название. Но я неспособна запомнить его. Я переживаю из-за жены моего любовника, из-за того, что мне пора домой. И еще он — вдруг так близко. Так хочется дотронуться, пощупать, осязать, вдыхать, втягивать… В голубых глазах зеленые прожилки. Замечаю их теперь, вдруг. Странно. И уже осела пена на краях чашки, расцвел вечер за окном, и ночь может быть долгой и ласковой… Звонит мобильный, вздрагиваю. Придумываю, объясняю, закручиваю, заплетаю красную нить в клубке.

— Мне пора.

Идем рядом. Близко. Рука хочет коснуться. Ему грустно. Внезапные встречи рождают внезапные расставания, к которым не успел приготовиться. Ветер прохладный, летний, тревожный. Хочется спрятаться друг в друге. Все очевидно. Но решишься ли ты на очевидное?

— Пока.

— Ну пока.

Уже несколько шагов разделяют нас, но мой взгляд не отпускает. Разве можешь пойти ты против молодости и красоты? Рывок. Ты сжимаешь мое запястье, целуешь в губы. Я отвечаю. Долгий, асимметричный поцелуй не то расставания, не то обещания. Больше ни одного слова. Только пустая дорога, только лето, заглядывающее в окно.

Выходные. Мучительные, льются, как топленое молоко моего томления. Непонятно, по кому скучать, о ком страдать. Все вдруг. Все сразу. Всплывают слова Саши сквозь прикосновения любовника. Подступает желание. Жалит.

И вот я уже набираю номер, а он бросает машину в пробке, идет пешком. Шаги все быстрее, пиджак через плечо. Резко заезжаю на тротуар — не найти места. Стук каблуков. Звонок.

— Куда торопитесь, девушка?

— А ты где?

— Здесь.

Оборачиваюсь. Хочу поцеловать. И он хочет. Почему же надо идти в кафе, открывать меню и вести словесный поединок? Но ты такой воспитанный, и мне это нравится. Ты готов четыре часа просидеть рядом, не дотронувшись до моей руки. Мы поднимаемся по лестнице. Ты падаешь. Оступился и падаешь. Придерживаю тебя за локоть. «Засмотрелся». Я даже не пытаюсь есть десерт, позволяя ему спокойно таять на солнце. Мы говорим… Скульптура, ты любишь форму. Не запоминаешь названия и имена. Сразу распознал мои проблемы с отцом. Хотя для этого не нужно быть гением психиатрии. «Большинство людей вообще не заслуживают никаких выводов», — говорю я, и тебе нравится фраза. «Очень точно».

И вновь ты провожаешь меня. Огромный грузовик перекрыл движение на перекрестке. Он не может вписаться в поворот, не может сдать назад из-за плотного потока машин.

— Интересно, что он теперь будет делать?

А что ты будешь делать?

Руки слегка соприкасаются. Бедра покачиваются. То ли ты берешь мою ладонь, то ли она заползает в твои пальцы — непонятно.

— Ты меня соблазняешь, да?

— Получается?

Замираем. Веки готовы сомкнуться, но ты медлишь.

— В этом весь кайф — не целовать.

Я вбираю в себя твое желание, прижимаюсь к тебе. Мои руки плывут по твоей спине, по шее, пробираются, путаются в густых волосах на затылке. Ты обвиваешь мою талию и все-таки целуешь.

— У тебя роскошное тело. Я даже не знал. Кожа бархатная. А глаза — зеленые? Да, зеленые. А на книжке твоей какие-то коричневые.

— Не знаю, что у тебя за книжка такая.

— Ты мне дала.

Целую его в шею. Нравится вкус.

— У тебя руки — ласковые. Какие ласковые руки. Я сейчас не смогу идти на работу, вообще не смогу идти. Ты приедешь ко мне?

— Да.

Среда. Жду. Не нахожу себе места, несмотря на встречу с любовником во вторник. Очень холодно, надеваю плащ. Под ним — тонкое платье, тонкая кожа, тонкая кость, тонкая дрожь. Мне страшно. Будто иду на эшафот. Что за перемена настроения? Останавливает гаишник, долго проверяет, отчитывает, взыскивает. Плохая примета? Снова я о судьбе… Ты звонишь, волнуешься, где я. А я сомневаюсь, не свернуть ли мне с пути двойной измены, двойного предательства? Но нет, в своем полете я могу следовать лишь намеченному курсу, иначе не найти мне вообще дороги…

Ты стоишь на ветру. Потом идешь. Быстро-быстро. Не успеваю за тобой на своих шпильках, цепляющихся за асфальт.

— Я в этом доме двадцать лет живу. Раньше — с семьей. Потом продали квартиру, но я не захотел покидать дом и купил себе здесь же.

— Не грустно? Воспоминания?

— Нет. Воспоминания не бывают грустными.

Поднимаемся на лифте. Дрожу и робею. Хочу прижаться, положить голову тебе на грудь. Уместна ли нежность, когда ты ждешь страсти?

Вот он — твой дом за красной дверью. Нет стен. Ванна в комнате, в огромных окнах вся Москва. Река, храм… В кресле два плюшевых медвежонка. Смеюсь. Не над игрушками. Над собой. Сброшены каблуки, но не маски. Квартира напоминает номер в дорогом отеле. Пытаюсь здесь найти тебя, но ты спрятан в идеально отполированных полах, в безупречной мебели, в белых статуэтках. Прижимаешь меня к себе.