Правда, профессиональный состав и интеллектуальный потенциал эмиграции, по мнению ЦРУ, оставляли желать лучшего. Таково уж свойство «мифа о загробной жизни», что болеют им далеко не все. «Мало-мальски сведущие» шли среди них наперечет. И нравится это самим эмигрантам или нет, ранит их или нет, но именно на базе длительного изучения «третьей волны» в недрах Лэнгли вызрела идея: пополнить галерею «беглецов с Востока» искусственно, повысить «качество эмиграции» принудительным порядком.

Рассуждали примерно так. Почему не уезжают те, кто мог бы пригодиться на Западе всерьез? Очень просто — потому, что не пускают. А если пускают, то ненадолго и без семьи. Может, кто-то и хотел бы остаться, да не решается. Значит, надо слегка «помочь», а разлуку с семьей компенсировать материальными благами, уровнем комфорта, солидным банковским счетом. Если выяснится, что человек действительно сильно привязан к родным и близким, то почему бы не поддерживать их деньгами и посылками отсюда? А какое-то время спустя можно и шум поднять о семейном воссоединении — в Москве такого шума не любят, прислушаются. Даже если успехом увенчается одна попытка из двух-трех, овчинка выделки стоит…

В 1982 году ЦРУ разработало и разослало своим доверенным по всему земному шару директиву под выразительным заголовком «Программа организации побегов на Запад». (Существовал, по-видимому, и более ранний документ сходного характера, но этот стал достоянием гласности.) В директиве были даны подробные указания о «развертывании специальных операций по невозвращению на родину граждан социалистических стран». Рекомендовалось использовать в этих целях полный джентльменский набор «традиционных и нетрадиционных» средств и методов: целенаправленный подбор пропагандистских материалов, подкуп, лесть, шантаж, а «в определенных условиях» и неприкрытое насилие.

В 1983 году в Вашингтоне была основана якобы на частные пожертвования, а на деле под контролем ЦРУ (впрочем, одно не исключает другого) контора особого назначения — «Джеймстаун фаундейшн». Основана с задачей — принимать и обрабатывать тех, кого удалось отловить в соответствии с «программой организации побегов», держать их под неусыпным контролем, вымогая у измученных людей просьбу о предоставлении «политического убежища», а в случае удачи устраивать жертвам рекламу и помогать им по крайней мере на первых порах. Американские журналисты прозвали эту контору, в традициях черного юмора, «палатой реанимации».

В 1986 году Ионе Андронову, ныне корреспонденту «ЛГ» в Америке, удалось коротко побеседовать с вице-президентом «Джеймстаун фаундейшн» Барбарой Эббот. Поинтересовался он, в частности, и смыслом прозвища. Действительно, при чем тут реанимация и отчего палата?

— Очевидно, оттого, — ответила миссис Эббот, — что нашу организацию можно сравнить с госпиталем, где хирурги, завершив работу над пациентом, отправляют его из операционной в такую палату.

— С той разницей, — парировал Андронов, — что ваши, так сказать, реаниматоры обрабатывают попавших к вам отнюдь не по болезни. Сколько же вам на это ассигновано?

— Мы не скрываем свой годовой бюджет — 750 тысяч долларов.

— И сколько человек вы уже подвергли подобной реанимации?

— Дюжины полторы…

Слукавила миссис Эббот, назвала лишь расходы на содержание аппарата своей конторы. На каждого «успешно обработанного» смета составляется отдельно.

А не был ли я сам, спрошу кстати, «подопечным» миссис Эббот, пациентом ее «палаты»? Не знаю. Возможно. Отель «Гест куотерс», где меня поселили в Вашингтоне, расположен на той же Нью-Гэмпшир-авеню, что и штаб-квартира «Джеймстаун фаундейшн». Это факт. И вроде я смутно помню описанный Андроновым серый четырехэтажный особняк с лепниной на фасаде и с окнами, спрятанными за железными прутьями. Вроде был такой особняк совсем неподалеку от отеля. А что отсюда следует, сам не пойму. Как обмолвился однажды мой главный английский «опекун» Джеймс Уэстолл, случайные совпадения в мире секретных служб бывают, но их еще надо устроить…

Об эмиграции как явлении мы с Уэстоллом почти не говорили. Зато «миф о загробной жизни» обсуждали не раз. Тут нет противоречия. Юмор плохо пересекает границы, Ильфа и Петрова «опекуны» не читали. Но в миф, формулируя его по-своему, верили свято. Верили, что против материальной культуры Запада никакой идеологии, никаким убеждениям не устоять.

Я честно предупреждал в начале главы, что эта тема полна парадоксов. Самый неприятный в том, что эпоха Брежнева с ее двоемыслием и цинизмом, переизбытком лозунгов и информационным голодом «работала» на миф круче и последовательнее, чем эпоха Сталина, скованная страхом. Если автомобиль или видеосистема престижной западной марки становились мерилом жизненного успеха, самодовлеющей целью, то отсюда, собственно, было рукой подать до эмиграции, лишь бы повод нашелся.

Ну а как же быть дальше? Та эпоха миновала — теперь как? Думаю, что парадокс гасится парадоксом. «Миф о загробной жизни» умрет, и довольно скоро, если… не мешать ему умереть.

И речь вовсе не о том, чтобы «жигуленок» сравнялся по своим достоинствам с «мерседесом», а уровень жизни советского инженера приблизился к Рокфеллеру, Меллону или тому же Голдсмиту. Этого в обозримом будущем не произойдет. Но может и должно произойти другое: люди должны начать ездить за границу. Совершенно свободно. По делам и на отдых, учиться и просто за впечатлениями. Встречаться и общаться с другими людьми, живущими иначе. Сопоставлять не только цены, но и ценности. Открытого сопоставления мифу не выдержать, он обречен.

Обречена ли вместе с ним и непрошеная «благотворительная деятельность» ЦРУ и прочих спецслужб? Как ни удивительно (еще один парадокс!), тоже обречена, хоть и не сразу. А впрочем, свои соображения на сей счет я, пожалуй, приберегу для эпилога.

Солидный дом на солидной улице: № 162–168 по Риджент-стрит. У подъезда надпись, сохранившаяся, видимо, с викторианских времен: «Дом белья». Знали бы лондонцы, каким грязным бельем торгуют нынче под этой вывеской!

Третий этаж. Безлюдный кондиционированный коридор, двери без табличек. Здесь разместился крупный антисоветский центр, известный в печати под вывеской «Лондонский институт по изучению локальных и международных конфликтов». Заправляет центром — простите, институтом — кадровый разведчик и публицист крайне правого толка, биограф Франко и Чан Кайши Брайан Крозье.

По совместительству Крозье уполномочен блюсти на Британских островах интересы магната, принимавшего меня за океаном. Может, не все интересы и не всякие, но интересы политические — безусловно.

Лет пять назад дружная эта пара Голдсмит — Крозье пошла в наступление на британский журнальный рынок, затеяв выпуск многокрасочного еженедельника «Нау!». Голдсмит взял на себя роль издателя, Крозье — ведущего публициста. Предприятие лопнуло: утробной ненависти к социализму — единственного принципа, положенного в основу издания, — оказалось на поверку маловато. Подозреваю, что британская публика уже и не помнит, как этот еженедельник выглядел и о чем писал, но в архиве «Литературной газеты» несколько номеров сохранилось. Что и дает мне возможность показать вам Брайана Крозье в профиль и анфас. И на портрете и в публичных высказываниях.

Только не подумайте, что он и в жизни эдакий кинокрасавец с выпирающим подбородком. Польстили мистеру Крозье фотограф с ретушером: если он и выглядел так, то давно. Теперь он обрюзг, полысел, примкнул к вегетарианцам. Хотя в писаниях своих умеренностью по-прежнему не отличается.

Из современных политических фигур мистеру Крозье всего милее, он не скрывает, чилийский диктатор Аугусто Пиночет. Пожалуй, диктатор вправе рассчитывать, что со временем из-под пера Крозье выйдет его полновесная биография. Хорошая бумага, высокое качество полиграфического исполнения гарантируются. За высокое качество мысли и аргументации ручаться труднее.

Ну какие, в самом деле, можно изыскать аргументы, чтобы оправдать, более того, восславить кровавую диктатуру, ставшую во всем мире символом террора и беззакония? Вот, полюбуйтесь: «Если вы сохраняете за собой право, — вещает Крозье, — сменить нанимателя, купить и продать дом, жениться или выйти замуж по своему выбору, свободно выехать из страны и вернуться в нее, тогда многие из наиболее важных свобод не обязательно записывать на бумаге.