Вблизи он оказался моложавым, спортивно подтянутым и подчеркнуто элегантным. Бежевый его костюм сидел на нем без складочки, как суперобложка на твердом переплете. И первая тема для разговора, какую он мне предложил, тоже была элегантной, интеллигентной, безукоризненно светской: отчего и почему отель «Монткам» получил свое нестандартное название.

Выяснилось, что название обретает смысл, если прочитать его не по-английски, а по-французски, не «Монткам», а «Монкальм». Маркиз де Монкальм-Гозон, командующий французскими войсками в Канаде, побил англичан при Тикондероге, отстоял осажденный Квебек, однако в 1759 году пал на поле брани. И остался олицетворением достойного, благородного противника.

— Есть ли в мире другая нация, способная столь объективно относиться к врагу? — вопросил Форсайт риторически. И сам себе ответил — Нет такой. Сохранять беспристрастность при любой ситуации умеем, вероятно, только мы, англичане…

Ой ли? Свежо предание…

Но для чего он меня пригласил? Не для того же, чтобы просветить по части ратных подвигов маркиза де Монкальм-Гозона! В «Дейли мейл» Форсайт увертливо обходит этот вопрос молчанием. Придется ему помочь. Четверть часа, утверждает он, я говорил о своей семье. Допустим. Пять минут отдадим маркизу, да будет светла его память. Куда же делись еще полтора часа?

А полтора часа «король бестселлеров» посвятил себе. Как раз к весне 1984 года он закончил новый роман «Четвертый протокол». И, поскольку фабула снова строилась вокруг жутких «советских козней», разворачиваясь попеременно в Англии и в СССР, автору остро хотелось внедрить в нее побольше «достоверных» деталей. Встречал ли я лично кого-нибудь из советских лидеров? Нет. А что слышал о разногласиях «на высшем уровне»? Ничего. О политических и разведывательных операциях, проводимых или задуманных против Запада? Опять-таки ничего — и вообще не лучше ли обратиться к американским кремленологам, вы же сами уверяли, что их осведомленность выше всяких похвал…

Я не грубил и даже почти не язвил, отказы были облечены в вежливейшую форму — выучился. И действительно то и дело сворачивал на себя и свою семью, не из доверия к Форсайту и не из желания «поплакаться», а по принципу: ты мне про Фому, я тебе про Ерему. Я же никогда не готовил себе ролей, не прикидывал загодя, какую маску надеть. Все по обстоятельствам, часто экспромтом, интуитивно. Интуиция вообще — славная штука, последний резерв и в то же время обобщенный опыт. Не подвела она меня, по-видимому, и в отеле «Монткам», он же «Монкальм».

Кроме того, я ведь тоже предложил ему альтернативу— не дьявольскую, но и не пустую: дайте рукопись, посмотрю, потом продолжим разговор. Но тут уже уклонился Форсайт: «К сожалению, рукопись сдана в типографию, исправить ничего не смогу». — «Не хотелось бы напоминать о неприятном, однако «Альтернатива» пестрела ошибками». — «На этот раз я подобрал консультантов получше, были среди них и ваши соотечественники, так что не беспокойтесь, ошибок быть не должно…»

Не соврал: частных ошибок в названиях, транскрипциях и т. д. почти не обнаружилось, всего одна. Соврал: из его же последующих интервью знаю, что он правил роман, внося коррективы «на злобу дня», вплоть до лета. И опять не соврал, что, подытоживая наш разговор, испытал разочарование: для него моя «ценность» действительно свелась к нулю.

Ясное дело, в марте, сидя с Форсайтом лицом к лицу, я понятия не имел ни о фабуле нового романа, ни о его недостатках. Прочитал я «Четвертый протокол» уже в 1985 году и перечитал совсем недавно. Н-да… Что там «Дьявольская альтернатива» и намеченный в ней пунктиром бледненький и банальный «план Борис» против новоявленного злодейского «плана Аврора»! Теперь читатель призван не просто купить роман и проглотить не отрываясь, но организованно содрогнуться.

Заключается «план Аврора» в том, чтобы провезти в «добрую старую Англию» контрабандой — ни много ни мало — атомную бомбу. Провезти по частям, а затем собрать и взорвать близ военно-воздушной базы Бент-уотерс, где размещены американские истребители-бомбардировщики, оснащенные ядерным оружием. Поскольку от базы ничего не останется, все решат, что рвануло на ней. А поскольку взрыв намечен в канун парламентских выборов, то уцелевшие избиратели неизбежно переметнутся от консерваторов, выступавших за сохранение американских военных баз, к лейбористам, выступающим за ядерное разоружение. И на берегах Альбиона воцарится «марксистско-ленинское» правительство.

Само собой, хитроумный план едва не удается, но все-таки срывается. Согласно законам жанра, главы и страницы кишмя кишат гангстерами, шпионами, охотниками за шпионами, захватывающими приключениями и сюжетными сальто-мортале. Пять убийств по ходу действия и десяток упомянутых ретроспективно. Одно самоубийство. Одна виртуозная кража со взломом. Погони и переодевания. Шифровальные блокноты и подпольные радиопередатчики. Проницательные седовласые джентльмены во главе недреманных секретных служб МИ-5 и МИ-6. А главное — два противоборствующих супермена: Джон Престон и Джеймс Дункан Росс, он же Валерий Петрофский. Надо ли объяснять, кто за кем гонится и кто кого побеждает, кто кумир и кто злодей?

Поражает, однако, не «расстановка сил». И не смешная буквица «ф» в русской фамилии. И не убожество облюбованного автором «московского реквизита». И даже не злостное искажение и вульгаризация политической правды современного мира — к этому, увы, не привыкать. Поражают даты.

Действие романа «Четвертый протокол» развертывается в 1987 году. Предугадано — за три года, — что по инициативе правящей партии и премьер-министра выборы будут проведены досрочно. Когда именно? По Форсайту, 18 июня. Ошибка в одну неделю! Точность буквально снайперская.

И даже промах в одну неделю — промах ли? Не настаиваю на своей гипотезе, но склонен подозревать, что безоговорочной победой на выборах 11 июня консерваторы обязаны еще и Форсайту. Сам он тоже голосовал за тори. Собственных политических симпатий он и не скрывал, но обеспечил партии-победителю не один, а множество голосов. Тех, которые традиционно принято называть «плавающими» и которые в английской избирательной практике могут оказаться решающими.

Не улыбайтесь. «План Аврора», размноженный миллионными тиражами, — это не смешно. Примите во внимание популярность автора, его безусловно незаурядное умение плести интригу, а более всего — рекламный его портрет с акцентом на добросовестность и точность в деталях. «Форсайт не врет», — убежденно судит читатель, околдованный неотвязной «иллюзией узнавания». «Форсайт знает, о чем пишет… Слава богу, до этого еще не дошло, но ведь дыма без огня не бывает», — добавляет читатель, чуточку подумав, и… голосует за тори.

«Плавающие голоса» оттого и получили свое название, что принадлежат людям без твердых убеждений. По английским оценкам, это десять — двадцать процентов избирателей. За эти-то проценты, по существу, и идет борьба в предвыборных кампаниях, остальное предрешено. С другой стороны, если убеждений нет, их место занимают впечатления. Прочесть «Четвертый протокол» легче и занятнее, чем вникать в тексты и подтексты предвыборных манифестов. И люди, даже не отдавая себе в том отчета, голосовали 11 июня за то, чтоб не случилось событий, «намеченных» Форсайтом на 18-е…

Осталось рассказать, как мы расстались. Когда я двинулся в сторону метро, он, прежде чем уставиться мне в затылок, взялся за дверцу своего «ягуара», предупредительно поданного к подъезду. Машина была такая же элегантно бежевая, как его костюм. И невольно подумалось, что у него нынче к каждому костюму — особый выезд, масть в масть…

А в Лондон между тем пришла весна. Корявенькие деревца, черневшие вдоль «моего» переулка Шин-корт, в одну ночь окутались нежно-розовыми облачками — выяснилось, что это сакура. Сочно зазеленели газоны, потом, к концу марта, расцвели другие садовые деревья и вообще все, что может и должно цвести.

Англию мы как-то автоматически представляем себе страной дождей и туманов, сумрачной и суровой, короче, северной. И мои предыдущие описания грешили унынием под стать самочувствию и настроению, что в Йоркшире, что в Эдинбурге. Хотя Эдинбург, конечно, не Англия, а Шотландия. Но и в Шотландии, на западном ее побережье, есть, говорят, заповедный залив Ю, где в открытом грунте растут чуть не все субтропики. Какой-то мощный, Узкий и благостный завиток Гольфстрима.