Итак, после долгих лет разлуки она вернулась к своей давнишней мечте: сделать из портного знаменитость. Считая, что вопрос решен, она села в кресло напротив, сняла жакет, сбросила туфли и, расслабившись, положила одну ногу на другую. Он заметил ее светлые чулки и разглядел черные отпечатки на пятках. Это была краска с подкладки дешевых туфель.

— Все кончено.

— Клод Рено, не кончено, — сказала она спокойно, и гримаса на ее лице превратилась в легкую улыбку. — Я уверена, у тебя были одинокие ночи. — Она встала.

На него неумолимо надвигались ее буро-красные губы.

— Извини, Розмари. — Он встал и направился к двери. Почему он был слепцом тринадцать лет тому назад и только сейчас увидел то, что так заметно было в каждом ее движении и в каждом слове. У Розмари был талант использовать голос, слова и тело, чтобы манипулировать им. — Мы не поедем в Париж вместе. Спасибо тебе за заботу.

Он быстро вышел, захватив с собой обернутую в легкую ткань доску для рисования, на которой был изображен силуэт Валентины. Образ его жены растаял.

За сорок дней до свадьбы Валентины Клод перевез свою старую швейную машинку, восемь рулонов ткани, рисовальные доски и потертый манекен в уже и так переполненную различными предметами гостиную Анатоля. Ножницы, сантиметр, карандаши — все это выглядывало из каждого уголка комнаты. Он неустанно работал до самой ночи, выполняя заказы. Традиционное свадебное платье с бантом на спине и первоклассной кружевной фатой; изумрудно-зеленое шелковое шифоновое платье для подружки Валентины; бежевый полотняный костюм с кантами по швам; пуговицы на голубых блайзерах для племянников. Спасибо Анатолю — он нашел в городе одинокую пожилую швею, которая помогала ему в бесконечной работе. После трех дней затишья Клод потерял терпение. Он решил нагрянуть к Валентине в офис.

В переполненной приемной Друо толпились частные коллекционеры, дилеры, антиквары с огромного блошиного рынка Сен-Уэн, покупатели со всего мира. Клод подошел к крупной блондинке в жакете от Шанель с черными карманами, сидящей за высокой стойкой. Ему было трудно произнести это имя, но он попросил о встрече с Валентиной де Верле.

— Могу ли я узнать, кто ее спрашивает?

— Клод Рено, — сказал он, думая о другой фамилии, произнося собственную. Он не должен слишком нервничать, хорошо, если его фамилия намекнет на важность его персоны, может быть, его предки в шестнадцатом веке проезжали в каретах по тем же улицам, что и господа де Верле.

— Она спустится через несколько минут.

Валентина вошла в офис, широко улыбаясь, она затмила толпу, заглушила гул многочисленных голосов. Кашемировый пуловер лавандового цвета, под ним блузка цвета фуксии с длинными рукавами и очень широкими манжетами. Кремовая юбка из джерси длиной до колена. Она казалась ему цветком, а сверкающие глаза — соблазнительными тычинками.

— Какой прекрасный сюрприз и как удачно, — сказала она, быстро направляясь в сторону стеклянной двери. — Я только что закончила переговоры, и у меня целый час до следующей встречи. Я хотела позвонить тебе, но была занята.

Он чуть не подпрыгнул: она хотела позвонить ему! Они завернули за угол.

— Давай перекусим, — сказала она, остановившись у полосатого бело-зеленого навеса. — Летом лучше посидеть снаружи, впрочем, пойдем в зал, — обращаясь и к нему, и к официанту произнесла Валентина.

Они были первыми, хотя время ленча уже наступило. Официант подал меню, но она его отодвинула.

— Не возражаешь, если заказ сделаю я? — и обратилась к официанту: — Две семги и салат. И домашний кларет. — Официант ушел, прихватив и меню. — Тебе понравится этот кларет… Как ты узнал, что я хочу увидеть тебя? — спросила она. В это время вернулся официант и наполнил вином бокалы. Поднеся бокал к губам, Валентина сконцентрировала внимание на чем-то, находящемся на некотором удалении. — Прекрасное освещение, — сказала она, улыбнувшись, и показала на соседний столик. — Посмотри, как грани бокалов на столике сливаются с краешком голубого неба. Теперь смотри очень внимательно, — прошептала она, посмотрела налево и направо, словно искала шпионов, затем вновь налево. — Разве этот столик не кажется очень странным отсюда? Если посмотреть на его левую сторону, то ножки кажутся огромными. Если — на правую, то они уже настолько тонкие, будто вот-вот сломаются. Я думаю, что все зависит от угла падения света.

Клод попытался, но не смог оценить необычные пропорции стола. Он не видел ничего, кроме линии ее подбородка, изгиба бровей, движения губ. Его голова была занята фасонами платьев, тканями, необычными вырезами горловины.

— Что я ценю в картинах больше всего, так это то, что они созданы в двух измерениях, — продолжала Валентина. — То, что изображено на картинах, гораздо правдивее, чем сама жизнь. Я полагаю, что для художника-дизайнера полезно постоянно заглядывать внутрь себя. То, что ты обнаружишь, и становится важным. Я полагаю, что в твоем случае два измерения нужно переводить в три. Это очень дерзкая теория, правда?!

Официант принес семгу и наполнил бокалы. Клод мог слушать ее голос вечно, наслаждаясь низкий тембром. Она продолжала удивлять его свежими, неожиданными мыслями.

— Когда ты понял, что станешь кутюрье, Клод?

— Я не могу вспомнить то время, когда бы не знал, что стану модельером. — Он очень осторожно произнес слово «модельер». — Я восхищался своим отцом, который любил эту профессию. Он говорил мне о своей работе, как о любовнице, как о прибежище, как о страсти. Я полагаю, что и для меня она стала тем же.

— Я завидую таким людям, как ты, — она потрогала рыбу вилкой. — Завидую тем людям, которые живут своей работой. Не существует дистанции между тобой и твоей страстью. Я всегда была очень практична. Полагаю, я не очень боюсь перестать быть такой практичной. Я должна учиться у тебя, Клод Рено. — Она съела кусочек рыбы и продолжила: — Я разрываюсь на части: Друо — ты не можешь представить мой офис с грудами бумаг на полу, толпами консультантов, с расписанием, которое не укладывается ни в одни временные рамки; моя светская жизнь вместе с Виктором; расширение собственной скромной коллекции картин. Итак, у меня есть выбор: делать по сто сорок телефонных звонков в день для процветания Друо; наслаждаться жизнью с Виктором и общением с друзьями; или при свечах часами рассматривать образы на картинах де Латура [5].

— Покажи мне свою коллекцию картин.

Она была удивлена и благодарна за его просьбу.

— У меня нет ничего необычного; кое-что я покупала на улицах с рук, что-то осталось от предков, что-то перешло из семьи Виктора. Но я буду рада показать тебе то, что у меня есть. Приходи ко мне завтра, да, завтра, в конце рабочего дня. Встретимся здесь, нет, лучше там. Я дам тебе адрес.

Семга была отличной. Они быстро поели. Принесли салат. Зал ресторана осветился солнцем, но в их уголке потемнело. Клод почувствовал, как исчезает восторг первых минут встречи. Он заметил, как Валентина начала думать о времени. Она постоянно поправляла волосы.

— Ты должна уходить, — сказал он ей.

— Я должна возвращаться. Ты был так добр, Клод, выслушав меня.

— Ты не изменила своего решения, я говорю о свадьбе?

Она посмотрела в свою тарелку и покачала головой.

— Извини меня, Клод. — Она сделала паузу, и он испугался, что все уже кончено и закончилось в этом странном кафе. — Я не в силах что-либо изменить. Вчера приезжали из Нормандии родители. Я хотела сказать им, что мне нужно побольше времени, но затем я, без слов, сменила скатерти и занялась цветами. Мы провели весь день и целую ночь вместе, обсуждая предстоящее событие, говорили о родственниках, которые приедут из разных мест. — Ее широко открытые голубые глаза смотрели пристально. — Это так несправедливо по отношению к тебе, Клод. Забудь обо мне. Уходи и не мучай нас обоих. Или будь терпелив и дай мне больше времени.