Когда Майкл предварительно писал мне и просил позаниматься с ним, я сообщил, что ему придется пробыть в Пезаро неделю. Но когда он приехал и мы начали занятия, то я увидел, что он делает большие успехи и, чтобы довести дело до конца, ему нужно прожить здесь три недели. Мне кажется, что я неплохой педагог, так как сразу же слышу, какие у певца нелады с голосом или что именно не в порядке. Доказательством этого является то, что, попросив певцов сделать то или иное, я обычно обнаруживаю именно те признаки, которые мешают им хорошо петь. Кроме того, я хорошо представляю, как должна звучать музыка: когда фраза должна быть выделена, когда спета мягко, когда громко. Чаще всего дело заключается в том, чтобы просто точно следовать партитуре. Даже проходя с сопрано их партии из опер, в которых сам не пел, я помню эту музыку, которую не раз слышал, и знаю, как нужно ее исполнять. Когда эти молодые певцы ошибаются, мне не нужно заглядывать в ноты, чтобы удостовериться, что они поют неточно.
В тот вечер мы с Биллом немного поработали, но к концу дня я слишком устал, чтобы вспоминать прошлое и рассказывать о себе. Конечно, Билла больше бы устраивало, если бы я был эгоманьяком и все время только и говорил о себе (как, по его словам, делают некоторые знаменитости). Поэтому я предложил Биллу на следующий день сделать перерыв и после обеда просто посмотреть телевизор. Телевизор стоит в гостиной, у него очень большой экран, есть спутниковая антенна. Телевизор на вилле «Джулия», думаю, может принимать любой канал мира непосредственно в этом маленьком городке на Адриатике. Но даже при всем этом я не очень часто смотрю телевизор, находясь дома. Чаще это бывает, когда я живу отелях.
По телевизору показывали фильм, который я сразу узнал и сказал: «Это „Амаркорд“ Феллини». Билл очень удивился тому, что я смог так быстро узнать фильм. А на экране просто шла сцена, где толпа с песней марширует по улицам города. Я сказал Биллу, что они поют фашистскую песню. Он удивился и тому, что я мог узнать песню по одной-двум нотам. «Если ты видел такое в восемь-девять лет, то уже не забудешь», — сказал я ему.
Потом пошла сцена, где женщина поливает теплой водой мужчину, сидящего в корыте. Это вызвало у меня детские воспоминания: я тоже мылся так каждый субботний вечер. Мама грела нам воду, и мы по очереди поливали друг друга. Я рассказал это Биллу и добавил: «Видишь, работа над нашей книгой все же продвигается». Он недовольно заметил, что такие воспоминания о моем детстве должны были бы быть в нашей первой книге.
Часто, отдыхая в Пезаро, я переключаюсь на другую работу. В один из дней мой старый друг Кристофер Рейбернс приехал ко мне из Лондона с сотрудниками компании «Декка Рекордз» (которую в Америке называют «Лондон Рекордз»). На этой фирме сделаны все мои записи, и Кристофер был продюсером большей их части. Даже выйдя на пенсию, он продолжает работать над моими записями, и мне это очень приятно. Кристофер, как никто другой, разбирается в пении, и я всегда прислушиваюсь к его мнению. Недавно он лишний раз продемонстрировал свою компетентность, когда во время очередного прослушивания заметил Чечилию Бартоли и доверил ей роль Розины в записи оперы «Севильский цирюльник». Она была тогда еще никому не известна.
Кристофер приехал в Пезаро, чтобы поработать со мной над записью оперы Верди «Трубадур», которую мы (стыдно признаться) делали четыре года назад. Фирма «Декка» предоставила мне право изменять кое-что в записи уже после ее завершения. Там было несколько мест, которые мне не нравились. В течение последних трех лет у нас не было возможности встретиться, чтобы еще раз все прослушать и исправить.
Как мы это делаем? Когда мы работаем с оркестром, то на репетиции каждая партия записывается, и к окончанию работы имеется несколько вариантов звучания — и все в исполнении одного и того же оркестра под управлением того же дирижера, тех же певцов. Если какой-то фрагмент в последнем варианте звучит не так, как нужно, то Кристофер со своими операторами может заменить его на один из предыдущих вариантов, который нам больше нравится.
Я не вижу в этом ничего плохого: ведь в каждом дубле все равно звучит тот же голос, просто мы предлагаем слушателям оперу в наилучшем исполнении. Конечно, это не «живой» спектакль, во время которого тебя оценивают за способность всё прекрасно исполнить за один раз. Смысл работы над записью — получить наилучший вариант исполнения того же «Трубадура». Поэтому мы всегда подправляем запись в нескольких местах.
Но есть одно обстоятельство, которое в данном случае работает против меня: когда я выступаю непосредственно перед публикой, мой голос должен звучать так же, как на моих записях. Но при записи все недостатки убираются, поэтому со сцены приходится все время стараться петь безупречно. В жизни такое невозможно.
В Пезаро для записи мы используем мою спальню, которая устроена в углублении скалы и поэтому замкнута с трех сторон. Там самая лучшая акустика в доме. Кристофер со своей группой не раз за эти годы приезжал ко мне в Пезаро, и каждый раз им приходилось привозить тяжелые звукозаписывающие установки. В конце концов они подарили мне все это оборудование. Теперь оно находится у меня в доме и ждет их приезда. Пока я отдыхаю после обеда, группа Кристофера монтирует его, подготавливая к работе. Наконец все готово, мы садимся за стол, расположенный напротив усилителей в другом конце комнаты. Кристофер отмечает в партитуре места, которые мне прежде не нравились, чтобы можно было быстро найти их в записи.
Мы прослушали первый из этих фрагментов — сцену моего героя Манрико и Азучены, его приемной матери, партию которой исполняла Ширли Верретт. Один звук голоса этой певицы делает работу с ней удовольствием. Я сказал Кристоферу: «Как это здорово! Я буду петь с ней вместе, пока один из нас не умрет».
Иногда по прошествии времени, слушая какое-то место в записи, которое мне прежде не нравилось, я прихожу к другому выводу и нахожу его хорошим. Так и на этот раз — одна моя очень высокая нота в нашем дуэте с Азученой показалась мне напряженной, и я предложил прослушать прежние варианты. Мы проделали это несколько раз, и наконец я нашел тот, который меня удовлетворил. Кристофер согласился со мной, что высокая нота в этом варианте звучит лучше, но сказал, что оба варианта хороши. Кристофер был расстроен, так как считал, что в том фрагменте, который понравился мне, мой голос на высокой ноте звучит недостаточно полно и точно и что он предпочел бы первоначальную версию. Я сказал ему: «Ты же сам видишь, что высокая нота лучше звучит в этом варианте, и ты знаешь способ, как сделать мой голос в записи более уверенным». Кристофер улыбнулся и сказал: «Да, это секреты кухни».
Мы перешли к следующему фрагменту — трио из финала первого действия, в котором звучат три голоса: сопрано, баритон и мой. Я заметил Кристоферу: «Здесь веду я, но меня не слышно. Неверный звуковой баланс». Он уверил меня, что это легко поправить и он займется этим по возвращении в Лондон. Так мы проработали несколько часов и закончили запись «Трубадура», которая устраивала всех.
Позже Билл спросил, нравится ли мне слушать свои собственные записи, добавив при этом, что сам он терпеть не может читать то, что написано им.
— Тебе не нравится то, что ты сделал, потому что знаешь, что мог бы сделать лучше, — сказал я. — Так и мне. — Я задумался на минуту и потом добавил: — Но подожди, лет через десять все покажется прекрасным.
В августе у моей дочери Кристины день рождения. И так как этот месяц я провожу в Италии, то мы всегда устраиваем на вилле «Джулия» большой праздник. Это не только ее день, но и ежегодный праздник для всей нашей семьи. Каждая из моих трех дочерей занята своим делом, и поэтому они не могут проводить все лето в Пезаро, как это было в их детские годы. Но для того, чтобы отметить день рождения Кристины, они стараются найти время. Адуа, которая летом то приезжает из Модены, то уезжает туда обратно, закрывает свой офис на несколько недель и начинает свой отпуск именно с этого дня.
