Постоянная тема моих шуток — его пение. Увлекаясь оперой и зная все о певцах, особенно о тенорах, Майкл и сам бы не прочь петь, да не может. Я попытался его научить, но что тут поделаешь? Голос у него громкий и… ужасный. И Майкл это осознает.

Однажды в Нью-Йорке меня навестил мой друг Карло Бергонци. В моей квартире мы с ним почти целый день учили Майкла петь. Как мы ни старались, заставляя его распевать длинные гаммы и простые песенки, так и не смогли добиться от него ни одной верной ноты. Просто поразительно! Дойдя до конца одной гаммы, Майкл подержал высокую ноту. Карло вдруг закричал:

— Стоп! — Потом повернулся ко мне и сказал: — За два часа, Лучано, это первая нота, которую он спел верно.

Позже я попросил Майкла:

— Можешь рассказывать всем, что Паваротти твой друг, но не смей говорить, что он твой педагог по вокалу.

Я был просто «зачарован» пением Майкла и всем друзьям представлял его в качестве талантливого молодого тенора. Представил его и многим своим коллегам, таким, как Гвинее Джоунз и Терсиа Стратас. Однажды ко мне за кулисы зашла поздравить великая Лисия Албанезе. Я представил ей Майкла как многообещающего молодого тенора, начинающего карьеру. Этой великой певице сейчас около девяноста лет. Она стала шумно проявлять интерес к Майклу:

— Ах, какой красивый юноша! Вы говорите, что у него прекрасный голос? Замечательно! — Она была просто счастлива.

Не знаю почему, но я тоже испытал удовольствие от своей шутки. Как-то я сказал Майклу, что хочу, чтобы он выступил на концерте. Скажем всем, что петь буду я, а когда зал будет полон, запрем двери и всю программу исполнит Майкл.

Я не раз находил самое разное применение его «необыкновенному» голосу. Однажды перед выступлением в «Метрополитэн-Опера» Майкл зашел в артистическую пожелать мне удачи. Мы сидели и беседовали, когда вошел Джильдо Ди Нунцио, чтобы помочь мне распеться. Джильдо сел за маленькое фортепиано ко мне спиной, взял аккорд. Я сделал Майклу знак запеть вместо меня. Он раскрыл рот и издал один из своих громоподобных звуков, похожий на рев сирены, предупреждающей об опасности корабли в тумане. Джильдо подумал, что со мной случилось что-то ужасное, и чуть не упал со стула.

Конечно, с моей стороны это коварство — просить Майкла петь на вечерах. Однажды он просто изуродовал арию де Грие из «Манон Леско», когда я попросил его спеть для моих гостей. И тут мне пришла в голову жуткая мысль. Я прервал его.

— В чем дело? — спросил Майкл. Я ответил, что несколько месяцев сдавал эту свою квартиру Хосе Каррерасу. Теперь соседи могут подумать, что Хосе потерял голос.

Самое поразительное то, что Майкл не возмущается моими шутками относительно его голоса и с удовольствием мне подыгрывает. Наверное, он терпит мои проделки потому, что считает их проявлением сумасбродства своего друга Лучано. Уверен, что Майкл смирился со своим положением. Но я подшучивал не только над его голосом. Однажды он позвонил и сказал, что сегодня у него день рождения. Я так хохотал, что не мог говорить.

— Что с тобой, Лучано? — спросил он.

— Майкл, я знаком с тысячью людей, но только ты один звонишь, чтобы сообщить мне о своем дне рождения.

Но иногда он все же отыгрывается. Одно время Майкл страдал от избыточного веса и поэтому поставил себе целью похудеть. Это ему удалось, и он вернулся к норме. Ему известно, как я этому завидую. К тому же он обыгрывает меня в пинг-понг, а я так злюсь, что один раз неверно считал и ошибся в свою пользу. Но все-таки Майкл победил.

Одна из моих удачных шуток не имеет отношения к голосу Майкла. Все произошло чисто случайно, когда однажды Майкл позвонил мне домой. В то время у меня был Андреа Гриминелли со своей девушкой. Когда зазвонил телефон, Андреа, видя, что я занят за письменным столом, взял трубку. Когда Майкл услышал голос Андреа, то спросил его, что тот здесь делает. Совершенно безотчетно Андреа ответил, что он у себя дома и что Майкл набрал не тот номер. Это мне и было нужно.

Майкл позвонил опять. На этот раз трубку взял я и, изменив голос, ответил: «Квартира Андреа Гриминелли». Потом сказал, что господина Гриминелли нет дома — он уехал к господину Паваротти. Может быть, дать номер телефона? Майкл был совсем сбит с толку. Через несколько минут он опять позвонил. Я уже забыл, что мы ему говорили перед этим, но продолжал игру. В конце концов мы подключили к ней и девушку Андреа. Мы попросили ее позвонить Майклу в Нью-Джерси и сказать: «Говорит оператор с телефонной станции. Мы хотели бы знать, почему вы все время подключаетесь к телефону господина Паваротти?» Майкл решил, что сходит с ума. Но девушка продолжала говорить, и тут-то он заподозрил неладное и спросил ее служебный номер. Она не ожидала такого вопроса и положила трубку. По-моему, весь розыгрыш продолжался полчаса. Если по этой шутке можно судить, что я подлый, как говорит Джильдо, что ж, придется с этим согласиться. Со своей стороны, могу сказать на это, что так я развлекаюсь.

Примерно через неделю мы с Майклом решили пообедать в китайском ресторане «Шан Ли» около «Метрополитэн-Опера». Он должен был к определенному часу заехать за мной на квартиру, но вдруг я вспомнил, что у меня несколько раньше назначена встреча в «Метрополитэн». Звонить было поздно, так как Майкл уже выехал из Нью-Джерси. Я оставил у консьержа записку, где просил Майкла ехать прямо в ресторан, где должен был его ждать. Я опоздал всего на несколько минут (чего стараюсь не допускать). Майкл уже выходил из ресторана, и у него был обиженный вид.

— В чем дело? — спросил я. — Я опоздал всего на пять минут.

Оказалось, что, прочитав мою записку, он поехал прямо в ресторан. Но там ему сказали, что столик не заказан и меня не ждут.

— Уверен, Лучано, — заявил Майкл, — это еще одна из твоих шуточек.

— Как ты мог подумать обо мне такое?

Для себя же я решил запомнить этот случай и в будущем как-то использовать. Получится грандиозная шутка. Нужно только подождать, пока Майкл забудет о сегодняшнем случае.

Есть несколько городов, где за прошедшие годы я провел много времени. И в каждом таком городе у меня есть старые друзья. Чудесно приезжать туда снова. Хотя это и не твой родной город, но ты чувствуешь, что он тебе и не чужой. Если я подолгу не бываю там, то поддерживаю дружеские отношения по телефону. Обычно в каждом таком городе среди друзей есть один-два человека, знающих остальных моих друзей. Я звоню им из разных уголков земли, чтобы узнать, как все они поживают и какие у них новости.

В Нью-Йорке один из таких друзей — Умберто Бери. Я знаю его тридцать лет. Он итальянец из Сан-Ремо, учился медицине в Модене. Но в те годы мы там не встречались. Позже нас познакомила Мирелла Френи. Умберто — педиатр и очень хорошо разбирается в опере. Он давно стал моим близким другом. Ему я могу звонить отовсюду и в любое время суток, чтобы узнать, как поживают друзья: кто болен, у кого дети сдают экзамены, кто получил повышение по службе?

Когда я бываю в Нью-Йорке, то приглашаю Умберто и всех друзей к себе на квартиру и готовлю спагетти. Иногда я сам навещаю их, но это случается реже. Во время моего пребывания в Нью-Йорке обычно стоит холодная погода, и я по возможности стараюсь избегать выходить на улицу.

Иногда мне бывает досадно, что я так мало знаю о жизни друзей: их семейные новости узнаю по телефону, мне не известен их образ жизни. Обычно они приходят в театр, идут за кулисы поздравить меня после спектакля, знакомятся с моими коллегами. Но об их повседневной жизни я ничего не знаю. Иногда пытаюсь мысленно представить каждый их день, но ничего не получается. А с друзьями так не годится.

Например, мне было известно, что Умберто работает в клинике на Манхэттен-Аппер-Ист-Сайд, но я не имел никакого представления, что это за клиника, чем они там занимаются, большая ли больница. И вот в один прекрасный день я позвонил Умберто и сказал, что хочу приехать и посмотреть его кабинет. Он очень удивился, но сказал, что у него есть другое предложение. Скоро у них в клинике рождественский вечер. Почему бы и мне не пойти на него? Я смогу посмотреть не только его кабинет, но и познакомиться с его коллегами.