— Мое собственное расследование тоже далеко не завершено, — заметил Рэсполд. — Мне бы хотелось получить разрешение от властей на применение «сыворотки правды». Однако пока что, должен признать, у меня нет повода, чтобы добиваться ордера на принудительное расследование.

— Вы могли бы попросить подозреваемых добровольно согласиться на подобное расследование.

— Полегче, док, — фыркнул Рэсполд. — Я пока что даже не осмеливаюсь употреблять слово «подозреваемый»! Меня за это Могут привлечь к суду. И вы зря думаете, что капитан согласится хоть что–нибудь еще добавить к тому, что известно нам. Я обследовал часть корабля, где размещалась недостающая теперь спасательная лодка, и обнаружил кое–какие улики. Там есть отпечатки пальцев всех лиц, находящихся на борту корабля, ц даже тех, кого уже здесь нет!

Марк вопросительно уставился на детектива.

— В личных делах в сейфе капитана хранятся отпечатки всего экипажа и пассажиров. Проверка особого времени не требует.

Галерс вернулся в каюту. Он чувствовал, что девушка достаточно выплакалась и самое время несколько рассеять ее печаль. И хотя считалось, что пациенту следует хорошенько выплакаться, ибо при этом сохраняется его психика, у него было ощущение, что ничего радостного ожидать от долгого общения Дебби с отцом нельзя.

Более того, ему самому хотелось побыть с нею, и причины этому были не только профессиональные. Несмотря на короткое время, что он с нею виделся, он ощущал, что она все больше и больше завладевает его вниманием.

Капитан сидел на краю койки и очень тихо беседовал с дочерью. Дебора лежала на кровати, свернувшись калачиком, спиной к нему, закрыв лицо руками. Плечи ее содрогались от всхлипываний.

Эверлейк поднял голову.

— Эта новость, — твердо произнес Галерс, — возможно, потрясла ее. Особенно если учесть ее теперешнее состояние. Было бы гораздо лучше, если бы это было сделано более осторожно.

Капитан поднялся во весь рост:

— Вы превышаете свои полномочия как врач, Галерс.

— Отнюдь нет. В мои обязанности входит в равной мере как сохранение здоровья моих пациентов, так и лечение их. Вы сами прекрасно знаете, что профилактика — самое лучшее лекарство.

Он сел на то место, где сидел капитан, и подтянул девушку к себе. Она быстро повернулась и, не сопротивляясь, позволила ему себя обнять. Однако девушка не переставала плакать. Марк ненавязчиво проверил ее пульс и обнаружил, что он поднялся до ста двадцати ударов в минуту. Дебора снова побледнела.

Галерс осторожно положил девушку опять на кровать и обратился к капитану, который молча стоял у него за спиной, не сводя глаз с дочери:

— Если бы я знал, что произойдет, я бы не пустил вас сюда. Ее состояние ухудшилось. А теперь, если вы не возражаете, я попросил бы вас выйти. Мне нужно работать.

Эверлейк продолжал неподвижно стоять, шевелились только губы на каменном лице:

— Я капитан «Короля Эльфов». На его борту никто не смеет указывать мне, что я могу и что не могу делать.

— Корабль не в космосе, — спокойно возразил Галерс. — Он поставлен в док. Согласно тридцатому параграфу, насколько я помню, а я уверен, что память меня не подводит, врач в подобных случаях располагает полномочиями, превышающими полномочия капитана. И даже в полете полномочия врача, если дело касается медицины, при условии, что его решения не грозят безопасности других лиц на борту, выше полномочий капитана.

Белая фигура капитана непоколебимо продолжала оставаться на том же месте, будто никакие силы были не в состоянии ее сдвинуть. Затем неожиданно жесткие ее контуры сломались, и капитан Асаф вышел.

Марк Галерс облегченно вздохнул, так как он не был уверен, что его апелляция к закону поможет, хотя в глубине души он надеялся на это, ибо такие люди, как Эверлейк, уважали законность. Они привыкли к этому, и отказ повиноваться для них означал глубокий конфликт с собственными убеждениями.

Галерс погладил Дебби по плечу и подошел к двери, в которой стояла Рада, подняв вверх большой палец. Это означало, что общий анализ крови не показал наличия инородных тел. Марк вышел в коридор и объявил об этом Харази, который сразу же повеселел от этой новости.

— Моя жена сказала, что если я буду задерживаться на работе и опаздывать к обеду, то мне придется бросить эту работу, — усмехнулся инспектор. — А мне на Луне нравится. Я здесь себя чувствую гораздо лучше, чем на Земле.

— А я хотел бы убраться отсюда как можно скорее. — Врач бросил взгляд вдоль коридора: — Куда пошел капитан?

— Его утащил Рэсполд. А для чего — не знаю. Доктор, что вы скажете, если я уговорю шефа, О’Брайена, завизировать ваш отчет? Тогда и медслужба будет удовлетворена, и я смогу снять карантин и отпустить всех по домам. К тому же и «Саксвелл» очень не любит, когда корабли подолгу простаивают в доках. Вы ведь знаете, что компания при желании может сделать жизнь таможенника совершенно невыносимой. — Он воздел руки к небу. — Боже всемогущий, скольким людям я должен угождать! Капитану, команде, медикам, «Саксвеллу» и, наконец, и это далеко не последнее, своей жене! Нет, надо поскорее все бросать и уматываться отсюда подальше!

— Если хотите знать мое мнение, то карантин можно снимать. Но есть еще одно лицо, от которого зависит принятие этого решения. Это Рэсполд. Он еще не закончил предварительное расследование.

Гарри ушел, а Галерс и Ту вернулись в каюту. Рада подтянула свою тележку прямо к койке, увеличила температуру в помещении ручкой термостата и стала раздевать девушку.

Дебби смотрела на них покрасневшими, распухшими от слез глазами.

— Не бойтесь, — успокоил ее Марк. — Сейчас мы попробуем вас немного подлечить. Может, вам будет чуть–чуть больно, но это только для вашей же пользы. Это нужно, чтобы освободить вас от того, что смогло бы годами таиться в вас, а затем прорваться в самый неподходящий момент и уложить вас в больницу.

Он сознательно пропустил при этом слово «психиатрическую», так как это пугало пациентов даже в эту, как казалось, просвещенную эпоху.

Рада еще раз взяла кровь, а Галерс прикрепил чувствительную головку энцефалографа, чтоб Дебора не могла ее нечаянно сорвать.

— Пожалуйста, не пускайте сюда моего отца, чтобы он не увидел меня раздетой.

Галерс кивнул. Одновременно он решил позже проверить характерные особенности религии, которую она исповедовала. Такую скромность можно было теперь встретить только среди психопаток. Девушка на вид таковой не была, и причиной этому могло быть только ненормальное воспитание, которое она получила на Мелвилле.

Рада активировала электромагнитный дверной замок, а Галерс тем временем прикрепил к телу девушки два небольших плоских диска, один выше сердца и один на животе. От них к тележке шли провода.

— Этот диск регистрирует сердцебиение, а этот — мышечную деятельность.

— А что вы собираетесь сделать? — слегка обеспокоенно спросила Дебби, перестав плакать.

Он взял из рук Рады шприц и объяснил:

— Здесь десять кубиков озефина и десять глюкозы. Я намерен ввести это лекарство внутримышечно. Оно должно благотворно подействовать на вашу нервную систему. Подействовать на психосоматическом уровне. Лекарство освободит, или, вернее, должно освободить вашу психику от побочных эффектов, возникших после недавних событий. И это освобождение, сколь бы мучительным оно ни было для вас, принесет вам огромную пользу. После того как взрыв вашей активности угаснет сам по себе, вам станет неизмеримо лучше. И в будущем вам не нужно будет опасаться подавленных в подсознании горестей.

— А если я не хочу принимать это лечение? — дрожащим голосом спросила девушка.

— Мисс Эверлейк, я вовсе не собираюсь ограничивать вашу свободную волю. И не ввожу вас в заблуждение, когда говорю, что вам станет лучше. Это правда, что озефин — довольно новое средство. Но он прошел лабораторную проверку в течение пяти лет и уже три года применяется при лечении. Я сам прибегал к нему несколько раз, леча своих пациентов. Действие его абсолютно предсказуемо.