Вошла Рада и передала ему небольшой рулон бумаги.

Это была энцефалограмма. Сразу же в глаза бросилась нерегулярность ритмов мозга. На этой стадии диагностики подобное, правда, не имело особого значения, ибо нерегулярность могла быть просто вызвана недавним приступом или была просто характерной особенностью организма девушки.

Он попросил Раду сделать еще одну энцефалограмму, после того как он возьмет анализ крови, чтобы посмотреть, возрастает ли содержание сахара в крови. Когда Рада вышла, он сел рядом с девушкой и взял ее за руку. Она не убрала ее, но вся немного напряглась. Доктор тотчас же отпустил руку, так как сейчас его интересовали только двигательные рефлексы девушки.

— Как вы чувствуете себя сейчас?

— Слабой и слегка взволнованной, — ответила она. Затем, поколебавшись, продолжила: — И у меня все время такое ощущение, что я собираюсь взорваться.

— Взорваться?

Она положила руку себе на живот. Он был уверен, что сделала она это бессознательно.

— Да, я чувствую, что я вот–вот взорвусь или меня разорвет на клочки.

— А когда у вас впервые появилось такое ощущение?

— Около двух месяцев тому назад по корабельному времени.

— Что вы еще ощущали кроме этого?

— Ничего. Нет, подождите, кое–что было. У меня как раз в то время появился огромный аппетит. Но вес не прибавлялся. Только немного увеличился живот. Поэтому я всеми силами старалась есть поменьше. Но чтобы выдерживать диету, у меня не хватало сил.

— Чем же вы в основном питались? Жирами, сахаром или протеинами?

— О, всем, что попадалось под руку. Разумеется, много жиров я не потребляла. Но никогда не пренебрегала шоколадом. Он, по–моему, вовсе не вредит моей коже.

Галерс вынужден был согласиться с этим. Такой красивой кремовой кожи он никогда раньше не видел. Теперь, когда к девушке возвращался обычный цвет лица и оживлялись глаза, она с каждой минутой становилась все красивее и красивее. Конечно, у нее еще немного выдавались скулы и ей не мешало бы немного пополнеть, однако фигура у нее была превосходной.

Он улыбнулся своему клиническому осмотру женской красоты и поспешно вернулся к делу.

— Это ощущение взрыва не покидает вас все время?

— Да, даже тогда, когда я просыпаюсь посреди ночи, мне кажется, что я вот–вот разорвусь на части.

— Что вы делали тогда, когда впервые заметили подобное?

— Тогда… я смотрела видеокассету «Пелей и Мелисанда». Дебюсси.

Он улыбнулся.

— Родственная душа! Вы любите оперу? Мы обязательно поговорим на эту тему, когда вы будете чувствовать себя немного лучше. В наше время так редко встречаются любители… Ну, вы понимаете. Помните то место» в начале первого акта? — Он начал тихонько напевать. — «Не бойтесь, у вас нет причин меня бояться. Скажите мне, что заставило вас плакать, здесь в одиночестве?»

Однако она не ответила так, как он того хотел. Ее нижняя губа задрожала, голубые глаза наполнились слезами. Неожиданно она расплакалась.

— Я сказал что–то не то? — смутился он.

Она прикрыла лицо руками.

— Извините, если я вас чем–нибудь обидел. Я всего лишь пытался немного развлечь вас.

Она перестала плакать и произнесла:

— Нет, дело вовсе не в этом! Просто я так рада, что есть с кем поговорить, что есть кто–то со мною рядом.

Она протянула ему руку, но тут же на полпути отдернула ее.

— Вы… вы не находите… ничего неприятного во мне, правда же?

— Нет, не нахожу. А почему это я должен находить? Я считаю, что вы очень красивая девушка. И ведете себя очень скромно.

— Я не то имею в виду. Не обращайте внимания. Если вы не… Только теперь… За последние три месяца никто со мной не разговаривал, кроме Клакстона и папы. Затем отец запретил мне…

— Запретил — что?

Быстро, как бы боясь, что кто–нибудь войдет и помешает ей, она выпалила:

— Разговаривать с Питом. Отец запретил мне это два месяца тому назад. С тех пор…

— Да?

— С тех пор сам папа говорит очень мало, и мне удалось только один раз поговорить с Питом наедине. Это было как раз перед тем, как я потеряла сознание. По сути…

Она некоторое время колебалась, но затем сказала, сжав свои полные губы:

— Я потеряла сознание, когда беседовала с ним.

Галерс взял ее руку и погладил. У девушки был нерешительный вид, но руку она не убрала. Марк удивился своей реакции на ее гладкую кожу. Ему пришлось, затаив дыхание, скрывать свои ощущения то ли восторга, то ли страдания. В эти мгновения его профессиональные ощущения, пусть хотя бы частично, но отошли на задний план перед личными.

— Кто этот Пит Клакстон? — спросил он. И тут же снова удивился. Он ощутил какое–то беспокойство из–за имени этого парня и того, что он может для нее что–то значить.

— Это первый помощник, наш навигатор. Он старше меня, но очень хороший, очень…

Марк подождал немного, пока не понял, что это единственная информация, которую ему удалось получить. Дебора Эверлейк, казалось, раскаивалась в том, что разговаривала с ним столь непринужденно. Она закусила губу и пустым взглядом смотрела через его плечо.

И как часто это случается с людьми с очень голубыми глазами, этот отрешенный взгляд был более похож на взгляд животного или восковой фигуры, а не живого человека. Марку это очень не понравилось, так как лишило ее присущей ей красоты. Это показалось ему не единственным недостатком, возможно, из–за этого он отдавал предпочтение темноглазым женщинам.

Испытывая неловкость, Марк поднялся и произнес:

— Я сейчас вернусь.

Открыв дверь, он едва не столкнулся с капитаном. Галерс остановился, чтобы пропустить его. Тот вошел в дверь, будто она открылась автоматически по сигналу фотоэлемента.

Марк взглянул на суровое лицо капитана. Одного его взгляда было достаточно, чтобы девушке вновь стало нехорошо.

— Рада, — позвал он, когда за его спиной закрылась дверь. — Вы…

Доктор замер. Дверь в каюту была закрыта, однако это не могло приглушить дикий крик, раздающийся там.

Сильная жилистая рука Рэсполда остановила Марка Галерса, пытавшегося броситься назад, в каюту.

— Думаю, что он рассказал ей о случившемся, — объяснил детектив.

— О чем именно? — поинтересовался Галерс, хотя уже начал догадываться, какой последует ответ.

— Его дочь не знала, что исчез именно Пит Клакстон.

Галерс чертыхнулся.

— Вот идиот! Он что, не мог как–то более осторожно сообщить ей это?

— Мне показалось, что он торопился, — пожал плечами Рэсполд. — Я спросил у него, рассказал ли он ей об этом, и он ответил, что нет. Я тогда предложил, что сам сообщу ей эту новость, но прежде чем я успел растолковать, почему лучше мне сделать это, он поспешил сюда. Я последовал за ним, потому что подозревал, что он намерен предпринять.

— Что же теперь вы намерены делать?

— Не знаю. Понимаете, он признался, что последним видел Клакстона живым. Это было за час до его исчезновения. Но сейчас я не могу сделать какое–либо заключение.

«Интересно, — подумал Галерс, — знает ли лейтенант, что Клакстон был в каюте у девушки, когда у нее начался приступ?»

Как бы опережая эту мысль, Рэсполд продолжил:

— Эверлейк утверждает, что они втроем беседовали в ее каюте, когда у нее начался приступ конвульсий. Он послал Клакстона за помощью. Больше он его уже не видел.

— А где бортовой врач «Короля Эльфов»? — задал вопрос Галерс.

Рэсполд криво усмехнулся.

— Он утонул во время фестиваля в Мелвилле.

Галерс повернулся к Раде:

— Каково содержание сахара сейчас?

— Около ста двадцати миллиграммов, док.

— Растет быстро. Нужно пристально наблюдать за ней. Жаль, что здесь у нас нет приборов, которые могли бы давать ежеминутные показания. Гарри, вы позволите увезти ее с корабля?

— Пока вы не докажете, что эта болезнь не связана с каким–нибудь внеземным вирусом, она останется здесь. Так же как и все остальные члены экипажа.

— Включая и вас?

— Включая и меня, — кивнул Харази. — Такая уж у нас работа, Марк.