Уже на кухне Кармода сказал:

— Ну, мамаша Кри, расскажи мне правду. Ты действительно видела Месса? Также, как видишь меня?

Женщина подавала ему тарелки, чтобы он протирал их.

— Я видела его гораздо чаще, чем тебя. Он даже один раз обедал здесь.

Кармода с трудом проглотил сообщение о таком прозаическом контакте с божеством.

— Неужели? И после этого он ходил в туалет? — спросил он, считая это самым надежным способом отличить бога от простого смертного. Это настолько не божественное деяние, что…

— Конечно, — сказала мамаша Кри. — Ты думаешь, что у бога Месса не такие же желудок и кишки, как у тебя?

В это время вошел Скалдер, как бы для того, чтобы выпить воды. Кармода, однако, знал, что тот хочет подслушать разговор.

— Конечно, — сказал монах, — как и у всех людей. Скажи нам, мамаша Кри, давно ли ты видела Месса?

— Когда я была ребенком, а теперь мне пятьдесят лет.

— И с тех пор он нисколько не постарел и выглядит таким же молодым? — спросил Скалдер не без сарказма.

— О нет! Теперь он старик, вот–вот умрет.

Землянин поднял бровь.

— Здесь какая–то неясность, — быстро заговорил он. — Может, неточность в терминологии. По нашим понятиям бог умереть не может.

Танд, который тоже зашел на кухню, услышал последние слова и сказал:

— А разве ваш бог не умер на кресте?

Скалдер прикусил язык.

— Я прошу простить меня, — улыбнулся он. — Должен признаться, что я поддался приступу гнева, и это затуманило мою память. Я забыл о различии между человеческой природой и божественной природой Христа. Я рассуждал как язычник, но упустил из виду, что и языческие боги умирают. Может, вы тоже признаете отличие божественной природы Месса от человеческой природы. Этого я не знаю. Я пробыл у вас не так долго, чтобы вникнуть в тонкости. Мне нужно еще в очень многое вжиться, чтобы понять вашу религию полностью.

Он замолчал, сделал глубокий вдох, как перед прыжком в воду, и продолжал:

— Но все же я не думаю, что между вашей концепцией Месса и нашей концепцией Христа существует большая разница. Христос был воскрешен и поднялся на небо, чтобы соединиться со своим Отцом. Более того, его смерть была необходима — он принял на себя грехи человечества, пострадал за них и этим спас людей.

— Если Месс умрет, то он когда–нибудь возвратиться вновь.

— Ты не понимаешь. Коренная разница в…

— Значит, ваша религия истинная, а наша — языческая? — смеясь, перебил его Танд. — Кто может сказать, где правда, а где нет? Где факт, где миф? Все, что влечет за собой действие, — факт, и если миф вызывает действие — значит, он факт. Слова, которые произносятся здесь, умрут, вибрация воздуха, вызванная ими, затухнет. Но кто знает, умрет ли этот эффект, который возбудили они?

Внезапно в комнате потемнело, и каждый инстинктивно схватился за что–нибудь для опоры — за спинку стула, за край стола… Кармода ощутил волну тепла, прошедшую сквозь него, увидел, что воздух стал сгущаться, превращаться во что–то стекловидное…

Из этого зеркала фонтаном ударила кровь прямо ему в лицо. Она ослепила его, наполнила рот соленым, потекла в горло…

Послышался крик. Но это крикнул не он, а кто–то рядом. Кармода отпрянул назад, вытащил платок, вытер глаза и увидел, что стекловидная туманность исчезла. Исчез и фонтан крови. Но стол и пол вокруг него были окрашены густой красной жидкостью. Тут, вероятно, кварт десять, прикинул он. Как раз столько должно было вылиться из женщины, которая весит сотню фунтов.

Затем он увидел, как на полу борются мамаша Кри и Скалдер. Миссис Кри одолевала монаха — она была тяжелей и, возможно, сильнее его. Она была более агрессивной и чуть не задушила Скалдера. Он обхватил руки, которые вцепились ему в горло, и крикнул:

— Убери свои грешные руки, ты… самка!

Кармода захохотал, и звуки его хохота разрушили маниакальный психоз, овладевший женщиной. Она замерла, как бы очнувшись, опустила руки и сказала:

— Что я делаю?

— Ты хотела лишить меня жизни! — крикнул Скалдер. — Ты сошла с ума!

— О! — сказала она, не обращаясь ни к кому в отдельности. — Это пришло раньше, чем я предполагала. Мне, пожалуй, сейчас лучше идти спать. Мне вдруг показалось, что я ненавижу вас всех, потому что вы непочтительно говорили о Мессе. И мне захотелось убить вас. Конечно, я была немного раздражена вашими речами, но не до такой же степени!

Танд заметил:

— Очевидно, причины твоего гнева гораздо глубже, чем ты думаешь, мамаша Кри. Он сидит в твоем подсознании, и теперь ты не смогла удержать его.

Он не закончил. Женщина повернулась и увидела, что Кармода и все в кухне залито кровью. Она вскрикнула.

— Заткнись, — сказал Кармода без всяких эмоций и ударил ее по губам.

Она замолчала, заморгала глазами, затем сказала дрожащим голосом:

— Сейчас я уберу все это. Я не хочу, проснувшись, отскребать засохшую кровь. Ты точно знаешь, что ты не ранен?

Он не ответил ей и пошел из кухни. Поднявшись по лестнице в свою комнату, он стал снимать намокшую в крови одежду. Галлункс, который шел за ним, заговорил:

— Я начинаю бояться. Если такое будет случаться часто, а, по всей видимости, это не галлюцинации, то что будет с нами?

— Я думаю, у вас есть устройство, которое защитит нас, — сказал Кармода, снимая остатки одежды и направляясь под душ. — Или вы сами не верите в него? — Он рассмеялся, увидев отчаяние на лице Галлункса, и заговорил из–за завеса воды, которая лилась ему на голову: — Ты действительно испугался?

— Да. А ты?

— Я? Испугался? Нет, я никогда и ничего не боялся. Я говорю это не ради красного словца. Я просто не знаю, что это такое — чувствовать страх.

— Я сильно подозреваю, что ты не знаешь, что такое чувствовать вообще, — сказал Галлункс. — Я даже сомневаюсь, есть ли у тебя душа. То есть она конечно есть, но запрятана так глубоко, что никто, даже ты сам, не можешь обнаружить ее. В противном случае…

Кармода рассмеялся и начал намыливать голову.

— Один врач, Джон Гопкинс, говорил, что я — конгениальный психопат, что я рожден совершенно неспособным воспринять мораль — без понимания греха, без понимания добродетели. Эти понятия для меня не существуют. Я рожден с какой–то болезнью мозга — у меня чего–то не хватает. Не хватает того, что делает человека человеком. Гопкинс говорил, что я из тех редких особей, перед которыми наука в 2856 году от Рождества Христова совершенно беспомощна. Он говорил, что такие, как я, должны всю жизнь проводить под действием обезвреживающего наркотика. На мне нужно было бы поставить тысячи экспериментов, чтобы выяснить, почему я такой психопат.

Кармода замолчал, вышел из–под душа и стал вытираться. Вдруг он улыбнулся:

— Ты, конечно, понимаешь, что если кто и мог с этим согласиться, то только не Джон Кармода. Я сбежал от Гопкинса, сбежал с Земли, улетел на край Галактики, на самую далекую планету Федерации — Спрингвод. Там я оставался почти год, счастливо проживая среди содомитов, но там меня отыскал Располд — космический Шерлок Холмс. Но я ускользнул от него и очутился здесь, на планете Радость Данте, где не действуют законы Федерации. Но я не собираюсь торчать здесь вечно. Не потому, что это плохой мир, вовсе нет. Здесь хорошая еда, вкусные ликеры и женщины вполне могут заменить земных женщин во всех отношениях. Но я хочу доказать Земле, что она всего лишь конюшня для глупых меринов. Я хочу вернуться назад, на Землю, и жить там в свое удовольствие, не опасаясь ареста.

— Ты сошел с ума! Тебя арестуют сразу же, как только ты вступишь на корабль.

Кармода рассмеялся:

— Ты так думаешь? А ты знаешь, что Федеральное Бюро Антисоциальных расследований получает информацию от Кужума?

Галлункс кивнул.

— Кужум — это всего лишь чудовищная белковая память и, возможно, компьютер. В ячейках своей памяти он хранит информацию о некоем Джоне Кармоде. Он приказывает обыскивать все корабли, взлетающие с Радости Данте, на предмет обнаружения Джона Кармода. Но если придет информация, что Джон Кармода умер, отдал богу душу? Тогда Кужум отменит все приказы и перешлет информацию о Кармоде в механическую картотеку. И тогда колонист с… ну, скажем, с Уайльценаулла проведет здесь отпуск, а затем решит лететь на Землю, свою родную планету. Кому до него дело, даже если он как две капли воды похож на Джона Кармоду?