— Ну вот, как в Него такого верить? — задыхаясь, проговорил Димитрий, когда парус совместными усилиями был установлен в новом положении. — Нет, уж лучше естественный отбор…

— Ты ж сказал: неверующий, — поймал его на слове Андрон.

— Ну да… неверующий…

— А в естественный отбор?

— Да нет же! — с тоской отвечал Уаров. — Естественный отбор… его нельзя ненавидеть, понимаете? Это бессмысленно, это все равно что ненавидеть таблицу умножения…

— Так ты еще и в таблицу умножения веруешь? — подивился Андрон. — Плохи твои дела. Знаешь, ты кто? По-нашенски говоря, отрицала ты.

— А вы?

— А я положила.

— Это как, простите?

— Ну, отрицалы — это которые все на словах отрицают. Спорят, доказывают…

— А положилы?

— Эти не спорят. Эти — молча. Что хотят, то и делают.

— А-а… — сообразил Димитрий. — Девальватор, например, машину времени…

— Во-во!

Новостройки окраины помаячили за кормой и сгинули, заслоненные дубравой. Пошла степь.

К двум часам дня ветер опять ослаб. Андрон, бормоча ругательства, уже несколько раз вылезал и что-то подкручивал на ходу то в одном, то в другом девальваторе, выжимая из хитроумных устройств все возможное. Теперь, по его словам, каждый килограмм платформы весил не более десятка граммов, и все же парусник плелся по расшатанным рельсам со скоростью усталого пешехода.

— Да нехай катится, — решил наконец Андрон, снова забираясь по лесенке на палубу. — Давай-ка перекусим, пока тихо…

Из рюкзака был извлечен солидных размеров термос, свертки, пакеты. Димитрий испугался, что следующим предметом окажется бутылка, но, к счастью, ошибся. Видимо, Андрон если и брал в поход спиртное, то исключительно на крайний случай.

— Значит, говоришь, зверушек любишь… — вернулся он к прерванному разговору.

— Раньше любил, — со вздохом ответил Уаров, принимая кружку с горячим чаем.

— А теперь?

— Теперь уже не так. Ничем они нас не лучше. Только и знают, что друг друга хрумкать.

— Как воспитаны, так и хрумкают, — утешил Андрон.

Уаров не донес кружку до рта и недоверчиво посмотрел на собеседника.

— При чем тут воспитание? — спросил он, моргнув. — Хищник, он и есть хищник. Не зря же говорят: сколько волка ни корми… Такой же закон природы, как… ну, скажем, закон всемирного тяготения.

А вот подобных слов при Андроне Дьяковатом произносить не следовало. С законом всемирного тяготения у самородка были особые счеты. Взбычился, отставил кружку.

— Слышь! — презрительно выговорил он, подаваясь к Димитрию. — Да ты хоть знаешь, откуда он взялся, этот твой закон? Мало того, что сами все вниз роняем, еще и детишек тому же учим. «Бух! — говорим. — Бух!» А младенчик верит. Вот тебе и тяготение!

Андрон был настолько грозен, что Уаров мигом уяснил всю глубину своей бестактности. Ну что это, вправду, за свинство такое: сам едет на парусной железнодорожной платформе — и сам же толкует о каких-то законах природы! Если на то пошло, природа сама нарушает законы природы — одним только фактом своего существования.

Впрочем, народный умелец быстро взял себя в руки.

— Нет, если, конечно, вверх, тогда еще хуже, — вынужден был признать он. — Улетит — хрен поймаешь… Поначалу-то новорожденный все видит правильно, а потом начнут переучивать, и у него в головенке верх и низ местами меняются. Вот и медики то же самое говорят… — Андрон потянулся к кружке, отхлебнул чайку, помолчал, недобро усмехаясь. — Коперник этот со своими приколами, — ворчливо добавил он. — И никто, главное, не хочет не то что мозгами пошевелить — глаза открыть хотя бы! Ну выйди за порог, сам посмотри, что вокруг чего крутится! Глупый мы народ, доверчивый…

— Но ведь Земля действительно вращается вокруг Солнца, — рискнул возразить Димитрий.

— Да мало ли что вокруг чего вращается! Солнце вон тоже вокруг центра Галактики вращается. Что ж теперь, от центра Галактики отсчет вести? Привязали Землю к Солнцу, как рубль к доллару, и еще чему-то радуемся, придурки… Мы ж не на Солнце живем, в конце-то концов! Раньше вон, при системе Птолемея, посмотришь вверх — и сразу видно, где что. А нынче на бумаге — одно, на небе — другое… А! — И Андрон Дьяковатый в сердцах махнул рукой.

В молчании съели по бутерброду.

— Этак можно и до плоской земли на трех китах дойти, — осторожно заметил Уаров.

— Когда-то так все оно и было, — кивнул Андрон. — А потому что дети родителей почитали! Сказал батяня, плоская земля — значит, плоская. На трех китах — значит, на трех…

— Хм… — озадаченно отозвался Димитрий. — То есть получается: если всем внушить, что наша планета…

— Да запросто! — не дослушав, подтвердил умелец. — В России до девяносто первого года Бога не было, а после девяносто первого взял вдруг и появился. Ты прикинь: Бог! Не абы кто! А тут всего-то делов: одну планетишку сплюснуть. Только кто ж нам такое позволит, — примолвил он, покряхтев. — Думаешь, Америка зря космос осваивает? Это она так шарообразность Земли нам в извилины втирает. Ей ведь, Америке, плоский мир — нож острый: вся как есть со своими хвалеными небоскребами на горб киту ссыплется, если, конечно, со стороны Старого Света плющить.

Допили чай, доели бутерброды, оставшееся вернули в рюкзак. Андрон подошел к борту и с удовольствием оглядел еще не успевшую выгореть степь.

— Ну вот и аномалка пошла, — облокотясь на самодельные поручни, заметил он. — Знаешь, что такое аномалка? Это, брат, такие места, куда людские предрассудки не добрались. Или, скажем, выветрились. Душой отдыхаешь…

— А как же «бытие определяет сознание»? — укоризненно спросил Димитрий, облокачиваясь рядом. — Вы с этим тоже не согласны?

— Почему не согласен? — удивился Андрон. — Согласен. А с чем тут не соглашаться? Это ж все равно что «казнить нельзя помиловать»! Поди пойми, кто там кого определяет. — Сплюнул за борт, усмехнулся. — Думаешь, раз в Бога не веруешь, значит, уже неверующий? Настоящий неверующий, чтоб ты знал, вообще ни во что не верит. Даже в то, что Бога нет…

Ветер так и не усилился. Время от времени из лесопосадок выходил любопытный лис и, замерев, с тревогой смотрел на медлительное колесно-парусное чудище. Потом по просьбе Димитрия Андрон вынул из мешка машинку и начал инструктаж.

— Куда тебе? — равнодушно осведомился он, запуская пятерню в нутро бредового агрегата.

Уаров сказал. Андрон Дьяковатый медленно повернул голову к попутчику, внимательно его оглядел.

— Ох, что-то ты крутое затеял, — промолвил он наконец.

— Что… не достанет? — упавшим голосом спросил тот.

— Достать-то достанет. А ты там выживешь?

— Н-ну… это уж мое дело.

— Ага… — неопределенно отозвался Андрон и, насупившись, снова принялся что-то крутить в механических потрохах. — А с координатами как?

— Известны, более или менее…

— Более или менее… — Андрон только головой покачал, дивясь беспечности своего пассажира. — Имей в виду, наводить будешь сам. Вручную. На глаз. Значит, так…

— Погодите, — прервал Димитрий умельца и полез за блокнотом. — Лучше я запишу. У меня на термины память плохая…

— Термины! — осклабился тот. — Ну, записывай… Эту хрень видишь? Ее сдвигаешь сюда, сам смотришь в эту вот хренотень, а этими двумя хреновинками…

Растолковывал долго и обстоятельно. Димитрий смотрел и зачарованно кивал, запоминая. Записывать раздумал.

— Во-от, — закончил объяснение Андрон. — Когда нашаришь, кликни. Имей в виду, в аномалку мы въехали, так что машинка уже фурычит. Вполсилы, правда, но ты с ней все равно поосторожнее. Никакой другой фигни не трогай — только ту, что показал. А я, пожалуй, пойду клопика придавлю… После вчерашнего, что ли, разморило…

Солнышко припекало, поворотов не предвиделось аж до станции Красный Воруй. Шкипер бросил на палубу пару старых ватников и возлег в тени паруса, благосклонно поглядывая на старательного Димитрия. Преклонив колени перед машинкой, тот припал глазом к некоей линзочке и вовсю уже крутил ручки настройки. Судя по отчаянному выражению лица, дело не ладилось… Ничего. Не боги горшки обжигают. Научится. Андрон повернулся на другой бок и уснул.