Когда мне наконец удалось подняться на ноги, Джереми уже улепетывал сквозь одну из узких арок в дальнем конце зала. А передо мной возникли глаза одного из подручных ибн-Секирбашки.

— Пожалуйста, не шумите так, Ральфи-сан, — попросил он. — Его Высочество собирается сделать объявление.

И точно: по всему залу осторожно шныряли лакеи, призывая собравшихся к вниманию и утихомиривая особо разгомонившихся гостей. Музыканты тоже затихли, а потом стали наигрывать что-то вроде серенады, тихонько пощипывая свои голосовые связки. Я в последний раз глянул в ту сторону, куда исчез Джереми.

— С тобой я еще разберусь, — прошипел я сквозь зубы. Даже по обычным его стандартам такое поведение было чересчур. Не будь я уверен в обратном, мог бы поклясться, что с этим вредителем что-то не так. Затем я наконец обернулся к сцене.

Занавес взметнулся ввысь эффектной бархатной волной, обнажив высокий престол, окруженный беседкой из взращенных на гидропонике финиковых пальм. Его Высочество Абдул аль-Мацумото, младший брат эмира Марса, поднялся с трона, и тут же по обе стороны от него обнаженные евнухи-телохранители с блестящей умащенной кожей в знак приветствия воздели вверх свои сабли.

— Друзья мои, — забубнил старина Абдул с совершенно несвойственной ему монотонностью. — Не могу описать, как я счастлив приветствовать вас сегодня в моем скромном жилище.

На нем было длинное одеяние из ослепительно-белого хлопка и широкая золотая цепь — видимо, приз Клуба за последнюю победу в состязаниях. Позади него, подталкивая друг друга локтями, рядком выстроились фигуры в чадрах и бесформенных черных одеждах. «Его жены? — подумал я. — Или мужья?»

— Сегодня первая из сотни и одной ночи, — продолжал Абдул, глядя в зал какими-то уж особенно остекленевшими глазами. — В честь моего, в некотором роде, предка, султана Шахрияра, и ввиду того, что мне, так сказать, уже пора остепениться, мой старший брат, да пребудет мир в его доме, постановил устроить состязание за мою руку. Начиная с этой ночи и в течение последующих ста счастливицы и счастливчики любой подходящей половой принадлежности будут состязаться за право стать моей первой и главной женой или мужем.

— Да-да, это не просто развлечение на одну ночь! — донесся откуда-то сбоку голос ибн-Секирбашки.

— Победитель (-ница) отдаст мне свою руку, а также прочие части тела. Что касается проигравших — не вдаваясь в утомительные подробности, скажу: скандальных мемуаров вы от них не дождетесь. Пожалуй, перед началом состязаний им стоило позаботиться о сохранении резервных копий, но это уже не мои проблемы. А пока попрошу вместе со мной поднять тост за семь первых соискательниц, очаровательных принцесс Марса, которые стоят позади меня. За их ум и решимость испытать себя в роли Шахерезады.

В течение всей это речи Абдул, казалось, подыхал со скуки, словно мысли его были где-то далеко-далеко. Все подняли бокалы за претенденток, однако у меня аппетит пропал еще до того, как на сцену поднялся ибн-Секирбашка, чтобы объяснить условия состязания, которое должно было начаться после банкета. Я, конечно, и сам попал на японский трон из похитителей овец, но мы никогда не позволяли себе такой средневековой кровожадности. Перспектива провести ночь с молодым Абдулом придавала совершенно новый и не слишком приятный смысл выражению «терять голову от любви».

— По-моему, все это совсем не смешно, — буркнул я Тоудсворту. — Хоть бы уж Лора была здесь…

Тот в ответ толкнул меня в бок своим шлангом-охмелителем.

— Думаю, тебе не стоит беспокоиться на этот счет, приятель. Я тут воспользовался своим гиперспектральным телескопическим блоком формирования изображений…

Ибн-Секирбашка тем временем добрался до кульминации своей болтовни.

— Взгляните же на лица отважных красавиц! — прокаркал он. — Девушки, опустите вуали!

Я ахнул, как последний идиот, когда закутанные в черное женщины за спиной принца откинули свои паранджи и обнажили лица перед публикой. Ибо там, в самой середине ряда, обнаружился знакомый набор серебристых ресниц!

— Вот же она, твоя краля! — Тостер снова пихнул меня в бок своей конечностью. — Прикольно, что она здесь оказалась, да?

— Но этого не может быть! — запротестовал я. — Лора не способна на такую глупость. И потом, я вечно забываю напоминать ей про копии, а она сама никогда об этом не помнит, так что…

— Боюсь, это все же она — там, на сцене, — сочувственно отозвался Тостер. — Тут уж не промахнешься. Как ты думаешь, она попала сюда по объявлению или через агентство?

— Это она сгоряча, мне назло… — сокрушался я. — Это я во всем виноват!

— Думаю, ты не прав, дружище. Она, конечно, клэнки, но все же не настолько, чтобы перегреваться, как утюг. Во всяком случае, не до такой степени.

Окончательно упав духом, я снова повернулся к сцене. Самое ужасное заключалось в том, что все это действительно произошло по моей вине. Если бы я потрудился вырваться из лап предстартового страха и поговорить с Лорой, она не стояла бы сейчас на этой сцене, нервно поглядывая на нависших с обеих сторон придворных палачей. Вдруг я заметил, что она повернулась в мою сторону. Она меня увидела! Ее губы беззвучно зашевелились, и не нужно было быть гением сурдоперевода, чтобы разобрать слова: «Вытащи меня отсюда!»

— Любимая, я спасу тебя! — торжественно пообещал я, рухнув на груду подушек. Мгновением позже слуга вставил в мой рот мундштук кальяна, и ситуация несколько разрядилась. Лора, как оказалось, была не первой в списке, а значит, ее спасением можно было заняться и после обеда.

Обед продлился около четырех часов и состоял из утомительно символичных блюд, приготовленных шеф-поварами со всех уголков империи аль-Мацумото, каковых насчитывалось ровно шестьдесят. Получившееся в результате смешение культур оказалось настолько оригинальным, что традиционное сашими из телячьего языка с кускусом из маринованной медузы «а-ля Олимпия» в качестве гарнира придало моим походам в рвотную комнату некоторый оттенок поспешности. Но я отвлекся. На самом деле, у меня совсем не было аппетита — так велика была моя тревога по поводу прискорбного положения моей кибервозлюбленной.

После того как со стола убрали последнюю тарелку с пикантным жареным бандерснэтчем в медовом соусе, а по трубам подали десертное вино, началось собственно шоу. И что это было за шоу! Я встречал каждый раунд с замиранием сердца, молясь о том, чтобы Лору вызвали не в этот раз. Ведущим церемонии был сам ибн-Секирбашка с двумя смуглокожими евнухами, которые следили за набором очков.

— Конкурсантка номер один, Бимси бин Джалеби, тебе следующий вопрос: каково главное хобби Его Высочества принца?

Бимси задумчиво коснулась нижней губки изящно окольцованным пальчиком и очаровательно сдвинула бровки.

— Серфинг?

— Ах-ха-ха! — закаркал ибн-Секирбашка. — Не то чтобы неверно, но, думаю, вы согласитесь, тут важна точность. — Зрители загудели, и вовсе не очевидно, что от радости. — Так что попробуем еще раз. Бимси бин Джалеби, как ты думаешь, чем ты можешь понравиться Его Высочеству принцу?

Бимси кокетливо оперлась рукой об изящно изогнутое бедро и соблазнительно вильнула попкой.

— Непревзойденными способностями в танце живота и… — Взмах ресниц. — Быть может, отличной мускулатурой тазового дна?

— Здесь я задаю вопросы! — Визирь мерзко осклабился. Зал охнул. — Ты слышала вопрос?

Зал охнул громче.

— Пип-пип! — негромко пискнул Тостер. — Дружище, я заметил в колоннах речевые анализаторы. И кое-что еще.

— Позволь тебе напомнить, — продолжал сочиться ядом визирь, — что ты предстала на суд Его Высочества принца и, сказав неточность мне, Верховному судье, ты совершаешь клятвопреступление. И наконец… — он выдержал паузу, дожидаясь, когда стихнет пробежавший по залу шепоток, — мы переходим к третьему и последнему, решающему вопросу, который отделяет тебя от ночи блаженства с Его королевским Высочеством. Что тебе, Бимси бин Джалеби, нравится в моем господине? Только отвечай начистоту, у нас есть детекторы лжи, и мы знаем, как ими пользоваться!