Конечно, Ришельенко прекрасно знал, где расположен кабинет Короля, и знал также то, что любой директор или администратор любого подобного заведения — будь то магазин или ресторан — всегда, когда бы о нём ни спросили — ранним утром или поздним вечером, — обязательно обедает. И конечно, он мог бы пойти прямо к Королю. Но он хотел походить по залу, посмотреть обстановку.

Он ходил уже минут пятнадцать, когда тот самый продавец, которого он не сумел озадачить вопросом, вернулся за прилавок, подозвал его, сказал, что директор пообедал, и начал долго и нудно объяснять, где находится кабинет Короля, хотя идти до кабинета было десять шагов.

Ришельенко выслушал всё с большим вниманием, что было следствием его профессиональной выдержки, потому что ни один нормальный человек не сумел бы дослушать до конца такую околесицу, не заподозрив, что объясняющий принимает его за полного идиота.

— …Потом вы берётесь за ручку двери, поворачиваете её вниз и не очень сильно толкаете дверь от себя. Она открывается, и вы в кабинете. Там стоит стол, за которым сидит директор. Если что-то непонятно, давайте объясню ещё раз, — закончил свой рассказ продавец.

Ришельенко горячо, даже излишне горячо, поблагодарил его и пошёл к Королю.

Сам ходить к Королю он не любил и предпринимал это только в крайнем случае, каковым считал причину сегодняшнего посещения.

Нет, это было не потому, что Король был ему лично антипатичен, всё было несколько проще и сложнее. У обоих за плечами была довольно продолжительная молодость, никогда не задумывающаяся над теми фактами, которые она оставляет в судьбах проживших её людей. Ришельенко был юристом по образованию и хорошо знал выражение «шерше ля фам», сказанное его французским коллегой давным-давно.

Так вот, больше всего Ришельенко смущало в его отношениях с Королём то, что когда-то они соприкоснулись посредством именно ля фам, любви которой долго добивался студент юрфака, молодой сержант милиции Ришельенко, но которая предпочла впоследствии не менее молодого студента-поклонника — Короля.

Этой ля фам была Анна Леопольдовна, а в те годы милая белокурая продавщица булочной Аня, Анюта, только что окончившая школу и успешно завалившая вступительные экзамены в институт. Но она не унывала, что очень нравилось Ришельенко, и не собиралась всю жизнь торговать хлебом, что впоследствии оценил и использовал Король.

Ришельенко целый год так часто ходил за хлебом, что все окрестные голуби не могли подняться на крыло от ожирения. И всё уже пошло было на лад, как казалось Ришельенко, но получилось так, что Король тоже решил зайти за хлебом в ту же булочную. Он был уже свободным от института человеком, имевшим трёхгодичный опыт получения высшего образования и сумевшим благодаря этому опыту понять, что в мире есть много вещей поважнее. Вот как раз и зашёл в булочную к Ане Король, полный планов приобретения всех этих вещей.

Аня тоже не сидела сложа руки, она активно познавала жизнь со всех её сторон, включая лицевые и перелицованные. Последнее, впрочем, больше относилось к маминым платьям. К ухаживанию молодого сержанта она относилась со сдержанностью, которой научила её подруга по работе, начавшая познавать жизнь на два года раньше и поэтому более преуспевшая в ней. Эта сдержанность, впрочем, не мешала Ане принимать от сержанта подарки и приглашения в театр и на танцы, в чём стараниям юного Ришельенко не было видно конца и края.

И вот появился Король. Подруга не успела толком обратить на него внимание Ани, как он уже сделал это сам. Он заворожил не только Аню, но и весь персонал булочной. Он пробыл там так долго, словно покупал не батон за один рубль тридцать копеек, а автомобиль со всеми запчастями, но не дольше тем не менее того времени, которое ему понадобилось для того, чтобы договориться о встрече с Аней.

Всего этого сержант Ришельенко, конечно, не знал, как не знал Король о существовании сержанта в жизни Ани.

Она вскоре уволилась из булочной и исчезла из поля зрения сержанта.

Он догадался о её дальнейшей судьбе через полгода, когда, стоя на посту, увидел её под руку с Королём на улице. Она увидела его, но сделала вид, что они незнакомы. А он стоял на посту и не имел права обращать внимание на прохожих, если они не хулиганили или не шли по улице в том состоянии, когда еле переваливаешься с брови на бровь.

С тех пор минуло немало лет, и всю эту историю Ришельенко пришлось вспомнить, когда он по долгу службы вынужден был заинтересоваться магазином, где директором был пресловутый Король.

И хотя Король не догадывался, что Ришельенко шёл в авангарде пытавшихся завоевать Анну Леопольдовну, бывший сержант тем не менее испытывал неудобство оттого, что у неё может возникнуть версия о некоем акте запоздалой мести с его стороны. Поэтому-то он и предпочитал заниматься Королём через своих сотрудников, если не было крайней необходимости заниматься им самому.

Он вошёл в кабинет. Король встал, чтобы поприветствовать его.

— Чем обязан визиту на столь высоком уровне? — Со стороны можно было подумать, что встретились хорошие знакомые. Но это только со стороны, если не заглядывать под дымчатые стёкла очков Короля.

Да вот, знаете ли, дела, — уклончиво ответил Ришельенко.

— Какие же у вас дела в нашем заведении, говорите, сделаем все ваши дела, — радушно расплылся в улыбке хозяин.

— Это не мои, это ваши дела в вашем заведении. И похоже, что вы их уже сделали. — Ришельенко был предельно корректен и не собирался отвечать на улыбки хозяина.

— Это что же мы натворили, это как же так, это мои паршивцы что-нибудь? — демонстративно засуетился и запричитал Король. — Это мы сейчас выясним, — и он потянулся рукой к кнопке вызова, не спеша, впрочем, её нажать, а глядя вопросительно на Ришельенко.

— Да нет, не паршивцы. Сами вы натворили.

Король почувствовал себя неуютно оттого, как Ри-шельенко произнёс слово «натворили»: ему показалось, что тот специально выделил из этого сочетания слово «вор».

— Простите, не очень понимаю вас, — произнёс он неожлданно сухим и официальным тоном.

— А чего понимать? Давайте посмотрим, какие товары принял ваш магазин на комиссию за последний месяц.

— Это можно. У нас, знаете ли, полный порядок в бумагах. Сами понимаем, место такое.

Король быстро нажал кнопку, вызвал сотрудника и через минуту уже листал толстую книгу квитанций перед Ришельенко.

— Оставьте это мне. Я не помешаю вам, если посижу здесь с полчасика? — спросил Ришельенко.

— Что вы, что вы, очень обяжете, это я уйду, чтобы не мешать вам, — вроде даже обрадовался Король.

— Нет-нет, лучше будет, если вы останетесь здесь: могут возникнуть вопросы, — ответил Ришельенко тоном, не вызывающим возражений.

Король сел за свой стол и начал бесцельно перебирать лежавшие на нём бумаги и листать настольный календарь, не переставая из-под дымчатых очков наблюдать за Ришельенко. Тот листал квитанции, задерживаясь на каждой некоторое время, но опытный Король заметил, что ни одна из них не заинтересовала его по-настоящему. Так они сидели минут двадцать, пока Ришельенко не удалось прочитать всю пачку.

— Здесь всё? — спросил он.

— Должно быть всё, — ответил Король, делая вид, что вспоминает. — Да, должно быть всё.

— А если не всё?

— Как то есть не всё? — Король изобразил возмущение на своём и без того выразительном лице. — Должно быть всё!

— Так «должно быть» или «всё»? — не унимался Ришельенко.

— Это надо тогда проверить, — не выдержал Король, — Вы так спрашиваете, словно знаете, что здесь не всё. А я-то ведь не знаю. Должно быть всё. А так надо проверить, всё или не всё.

— Давайте проверим.

— Это как, прямо сейчас?

— А что? До обеда ещё время есть. Можем и после обеда проверить.

— Ну давайте, — согласился Король, стараясь не показать, как ему этого не хочется. — Какая вещь вас интересует?

— Подвески! — сказал Ришельенко так неожиданно, что Король не нашёл что ответить и сидел некоторое время, молча перелистывая календарь. Буря ругательств пронеслась в его мозгу: «Ах, щенок паршивый, зацапали его, мерзавца! А говорил: мои, мол, по наследству. Сопляк лживый!»