При этом она не могла сдержать улыбку, и в ее прекрасных сапфировых очах танцевали веселые чертики. Глядя, как Руарк разрывает оберточную бумагу своими изящными длинными пальцами, Энджелин заметила, что на косточках его правой руки все еще виднеются синяки, хотя и немного поблекшие. Она протянула руку и накрыла ею ладонь Руарка.

– Болит?

Она поднесла к губам его руку.

– Ну вот, теперь должно пройти!

Этот жест напомнил им обоим их ссору в Нью-Йорке. Протянув руку, Руарк, в свою очередь, нежно погладил то место на щеке Энджелин, на котором тоже виднелся слабый синяк – след от удара преступника. Нагнув голову, он слегка коснулся этой отметины губами и сказал:

– Ну вот, теперь должно пройти!

Завороженная чудным взглядом темных глаз Руарка, Энджелин вся затрепетала и с трудом заставила себя опустить взор.

– Ну, открой же подарок! – снова попросила она робко.

Энджелин с беспокойством наблюдала за Руарком. Вот он вытащил цепочку из шкатулки, и золотая лошадка сверкнула у него в руке.

– Мне нравится, – сказал он, наконец, действительно глубоко тронутый тем смыслом, который вложила в этот подарок Энджелин. Он поднял ее на руки и снова с чувством проговорил:

– Счастливого тебе Рождества, моя дорогая!

Поднеся Энджелин к кровати, Руарк осторожно положил ее туда, предварительно сняв с нее халат и ожерелье, и заботливо подоткнул со всех сторон теплое одеяло. Сев на краешек кровати и отведя с лица Энджелин непослушные пряди волос, он наставительно произнес:

– А теперь тебе надо хорошенько выспаться. И не возражай – это предписание врача!

Энджелин обвила руками шею Руарка:

– Как бы мне хотелось поскорее выздороветь! Чтобы можно было предаваться с тобой любви…

Его лицо озарилось той озорной улыбкой, которая особенно нравилась Энджелин.

– Вряд ли тебе этого хочется больше, чем мне, дорогая!..

Наклонившись, он нежно поцеловал ее в губы. Ему вдруг захотелось признаться в том, как он еще недавно ревновал ее, но он не знал, с чего начать.

– Руарк, я… – Энджелин тоже хотелось многое ему рассказать – например, о том, как она его любит, – но, опасаясь, что такое откровенное признание лишь смутит Руарка, она неожиданно оборвала себя на полуслове и закончила фразу так: – …желаю тебе счастливого Рождества.

– И тебе того же, моя Энджел.

Он направился к двери, а она не сводила любящего взгляда с его широких плеч и всей стройной фигуры. Затем, радостно вздохнув и улыбнувшись, Энджелин закрыла глаза и мгновенно уснула.

На следующий день, проснувшись рано поутру, Энджелин подошла к двери в комнату Руарка, легонько постучала и вошла. Он уже почти закончил одеваться.

– С Рождеством, дорогая. Он обнял ее и поцеловал.

– Руарк, я чувствую, что сегодня будет восхитительный день! – воскликнула Энджелин.

Заметив, что он безуспешно пытается завязать галстук, она покачала головой:

– Позволь, я помогу тебе.

Пока она возилась с узлом, вся ее веселость вдруг куда-то улетучилась.

– А кто же будет завязывать галстук Роберту?

– Он жив, Энджел, и это главное, – напомнил ей Руарк.

Молодая женщина улыбнулась:

– Ты прав. Ах, Руарк, если бы ты только знал, как я рада, что он вернулся!..

Он чмокнул ее в нос:

– Ни за что бы не догадался, если бы ты не сказала!

Энджелин подбежала к окну и выглянула на улицу.

Яркое солнце смягчило суровую картину зимы.

– Ты только посмотри, какая сегодня чудесная погода! – Она обернулась к Руарку и печально добавила: – Жаль только, что я еще не совсем выздоровела, так что не могу оседлать Короля и поехать куда глаза глядят…

Руарк, удивленно подняв брови, посмотрел на Энджелин. Помнится, прошлой ночью она тоже сетовала на то, что еще недостаточно здорова, только тогда причиной сожалений был он сам и кое-что с ним связанное… Прилаживая к часам цепочку, подаренную ему Энджелин, Руарк поинтересовался:

– Энджел, а что ты сделала с моими часами? Я бы хотел получить их назад, если это, конечно, возможно.

Весело рассмеявшись, Энджелин спросила:

– Твои часы? Но ведь они у тебя в руке, Руарк!

– Нет, я имею в виду те, что ты украла у меня на пароходе. Их подарил мне…

Увидев, как мгновенно изменилось лицо Энджелин, Руарк осекся. Ее щеки залила мертвенная бледность. Она смотрела на него так, словно он только что ударил ее.

– Я не крала твоих часов, Руарк, – медленно, с расстановкой объявила она.

Закрыв глаза, она попыталась сдержать наворачивающиеся слезы. Опять – уже в который раз! – он вонзил ей в сердце острый кинжал обидных и несправедливых подозрений!

Руарк между тем уже жалел о том, что сказал. И вообще, как ему могла прийти в голову такая нелепая мысль? Подойдя к Энджелин, он мягко опустил руку ей на плечо:

– Прости меня, Энджел. Я, очевидно, ошибся.

– Я подожду тебя внизу, – безжизненным голосом произнесла она и вышла из комнаты.

Руарк, стиснув зубы, с силой ударил кулаком по столу.

– Да что, черт подери, со мной творится? – в сердцах выругался он. – То я бессмысленно ревную ее к ее собственному брату, то обижаю незаслуженными подозрениями… И это в то время, когда Энджелин как никогда нуждается в заботе и внимании! Вместо того чтобы проявлять их, он терзает ее необдуманными, язвительными замечаниями. Руарк поспешно сунул часы в карман и начал одеваться.

Спускаясь по лестнице, Энджелин поклялась себе, что не позволит Руарку испортить ей этот замечательный день. Да, он ложно судит о ней. Но что она может с этим поделать? Несмотря ни на что, сегодня Рождество, и вчера она получила такой чудесный подарок – Роберт возвратился к ним, живой!

Приготовления к традиционному рождественскому завтраку заставили Сару Стюарт поднять на ноги всех, кого только можно. Дом гудел, как растревоженный улей. Весело болтая, слуги сновали из кухни в столовую с многочисленными тарелками в руках. Вскоре на столе яблоку негде было упасть; все блюда, громоздившиеся на нем, выглядели весьма аппетитно и к тому же расточали изумительные ароматы. Заметив у подножия лестницы Энджелин, Сара окликнула ее:

– Энджелин, дорогая моя, вы мне не поможете покрасивее установить эти цветы? Боюсь, чувство вкуса начинает мне изменять…

Энджелин принялась возиться с вазой. По странному совпадению она подняла глаза как раз в тот момент, когда Руарк начал спускаться по лестнице. Он кинул на нее робкий взгляд, надеясь прочитать по ее глазам, что Энджелин простила его, но нет – она снова отвернулась и с преувеличенной серьезностью углубилась в свое занятие. Руарк направился было к ней, но, услышав стук в дверь, поспешил открыть. Он уже собирался с улыбкой приветствовать первого гостя, пришедшего в дом на Рождество, как вдруг заметил, что у Генри – а это был он – совсем не праздничное, печальное лицо. Неловко поклонившись, старик вошел в вестибюль в одиночестве.

– А где же Роберт? – тут же поинтересовалась Энджелин.

– Ушел куда-то, – лаконично и с грустью ответил Генри.

Не поднимая глаз и не вдаваясь в дальнейшие подробности, он прошел в комнату.

Сара и Руарк обменялись быстрыми взглядами. Молчаливость Генри была красноречивее любых слов. Ошеломленная Энджелин направилась к двери и открыла ее, как будто надеясь увидеть там Роберта. Руарк подошел к девушке и осторожно закрыл дверь.

– Пойдем, родная, тебе нужно поесть, – ласково сказал он.

Энджелин посмотрела на него, словно не узнавая. Затем, сбросив с плеча его руку, она ринулась вниз по лестнице. Руарк собирался последовать за Энджелин, но Сара остановила его:

– Не ходи за ней, Руарк. Ей нужно какое-то время побыть одной.

Огорченный Руарк молча повиновался. Подойдя к Генри, который печально смотрел на огонь, пылавший в камине, он спросил:

– А куда ушел Роберт, вы не знаете?

– Этот паренек всегда был слишком вспыльчив. Вот и сейчас – он сказал, что ни за что не останется в доме, где его сестра платит своим телом за право иметь крышу над головой. Решил вернуться в Сент-Луис. Хочет остановиться там в меблированных комнатах Рафферти.