В сезон полевых работ Оконкво начинал работать с первыми петухами и кончал, когда куры садились на насест. Он был одарен недюжинной силой и редко чувствовал усталость, но его женам и детям, далеко не таким сильным, приходилось нелегко. Тем не менее открыто роптать они не решались. Старшему сыну Оконкво, Нвойе, было в ту пору двенадцать лет, и он уже доставлял отцу немало беспокойства, проявляя склонность к безделью. Так, по крайней мере, казалось Оконкво, который старался воздействовать на сына постоянной бранью и побоями. И постепенно Нвойе превратился в угрюмого подростка.

Большая усадьба Оконкво всем своим видом свидетельствовала о благосостоянии. Она была обнесена толстой стеной из красной глины. Собственная хижина Оконкво, так называемое оби, стояла прямо, перед единственными воротами. У всех трех его жен были отдельные хижины, расположенные полумесяцем позади оби. В одном конце двора находилось зернохранилище, где были сложены обильные запасы ямса, в противоположном конце загон для коз, да еще каждая из жен пристроила к своей хижине небольшой курятник. Возле зернохранилища притулился маленький домик — «хижина богов», святилище, в котором Оконкво держал фигурки из дерева, изображавшие его чи — личного бога и духов его предков. Он поклонялся им, приносил им в дар орехи кола, всякие кушанья и пальмовое вино и произносил молитвы от своего имени, от имени своих трех жен и восьмерых детей.

Итак, после того как в Мбайно была убита дочь Умуофии, Икемефуна поселился в доме Оконкво. Когда Оконкво привел его к себе, он вызвал старшую из своих жен и сказал, передавая мальчика на ее попечение:

— Он принадлежит клану. Позаботься о нем.

— Долго ли он пробудет у нас? — спросила жена.

— Делай, что тебе говорят, женщина! — рявкнул Оконкво и добавил заикаясь: — С каких это пор ты стала старейшиной Умуофии?

И мать Нвойе, ни о чем больше не спрашивая, повела Икемефуну в свою хижину.

А мальчик был страшно напуган. Он не мог понять, что с ним произошло и в чем он виноват. Откуда мог он знать, что его отец участвовал в убийстве дочери Умуофии? Он знал только одно — к ним домой пришли какие-то люди, пошептались о чем-то с его отцом, а потом отец передал его в руки чужого человека. Мать горько плакала, а он был слишком растерян, чтобы плакать. Чужой человек повел его и еще одну девушку по пустынным лесным тропкам куда-то далеко, прочь от родного дома. Он не знал, кто была эта девушка, и никогда ее больше не видел.

Оконкво начинал свою самостоятельную жизнь далеко не так, как большинство молодых людей. Он не получил в наследство полного зернохранилища, не получил по той простой причине, что зернохранилища у его отца отродясь не бывало. В Умуофии вспоминали, как однажды его отец отправился к Оракулу Холмов и Пещер выяснить, почему это он, Унока, собирает всегда такой скудный урожай.

Оракула звали Агбала, и к нему за советом приходили люди буквально отовсюду. Приходили, когда их преследовали неудачи или когда надо было разрешить какой-нибудь спор с соседями. Приходили, чтобы узнать будущее или посоветоваться с духами предков.

Входом в пещеру служила нора в склоне холма, чуть побольше дверцы курятника. Люди, пришедшие помолиться или жаждущие совета Оракула, на животе вползали в это отверстие и оказывались в большой темной пещере — обиталище Агбалы. Никто, кроме его жрицы, не удостаивался созерцать его. Но все, побывавшие в страшном святилище Оракула, возвращались оттуда, исполненные страха и веры в его могущество. Жрица стояла у священного костра, разожженного ею посреди пещеры, и возвещала волю бога. Костер никогда не горел ярким пламенем, он лишь тлел, едва позволяя различать в неверном свете темную фигуру жрицы.

Иногда человек приходил испросить совета у духа своего умершего отца или родственника. Говорили, что когда дух появлялся, человек видел в темноте его неясные очертания, но никогда не слышал его голоса. Некоторые утверждали даже, что слышали, как духи при полете задевают крыльями потолок пещеры.

Так вот, много лет тому назад, когда Оконкво был еще мальчиком, его отец Унока отправился однажды к Оракулу. В то время жрицей Агбалы была женщина по имени Чика. Она была преисполнена силы своего бога, и все ее очень боялись. И вот перед ней-то и предстал Унока, чтобы поведать свою печальную историю.

— Каждый год, — начал он, — прежде чем что-нибудь посадить, я жертвую петуха богине Ани, хозяйке земли. Таков обычай наших отцов. Еще я убиваю петуха в святилище Ифеджиоку, бога ямса. Я очищаю землю от кустарника и сжигаю его, когда он высохнет. Я сажаю ямс с первым дождем и делаю подпорки для молодых ростков. Я пропалываю…

— Замолчи! — вскричала жрица, и голос ее грозным эхом отозвался в гулкой темноте пещеры. — Ведь ты не оскорблял ни богов, ни своих предков. А если человек живет в мире с богами и предками, урожай, который он соберет, зависит лишь от силы его собственных рук. О тебе же, Унока, все знают, что ты еле ворочаешь мачете и мотыгой. Вместо того чтобы вырубать девственный лес, как это делают твои соседи, ты сажаешь ямс на истощенной земле, только бы не трудиться. Люди уходят за семь рек, чтобы обрабатывать новые поля, а ты остаешься дома и приносишь жертвы земле, которая не хочет их принимать. Ступай домой и работай, как подобает мужчине.

Унока был неудачником. У него был плохой чи, и злая судьба преследовала его до самой могилы вернее, до самой смерти, так как могилы у него не было. Он умер от водянки, а болезнь эта вызывает отвращение богини земли. Если человек заболевал водянкой и у него разбухали живот, ноги, руки, ему не давали умирать в доме. Его относили в Нечистый лес и оставляли там дожидаться смерти. Предание гласило, что когда-то давно один человек, обладавший непокорным нравом, с большим трудом вернулся из Нечистого леса домой, но его снова отнесли в лес и привязали там к дереву. Пораженный этой болезнью, противной земле, не мог быть похоронен в земных недрах. Он умирал и превращался в прах на поверхности земли, и похоронных обрядов ему не полагалось. Такова была и участь Уноки. Когда его понесли в Нечистый лес, он захватил с собой свою флейту.

Да, с таким вот отцом, как Унока, Оконкво не дано было начать самостоятельную жизнь так, как большинству молодых людей. Он не унаследовал от отца ни зернохранилища, ни титула, ни даже молодой жены. Однако, несмотря на столь трудные обстоятельства, он еще при жизни отца начал закладывать основы своего будущего благосостояния. Это потребовало немало времени и труда, но он работал как одержимый. Он и впрямь был одержим — одержим страхом, как бы самому не повторить презренную жизнь отца и его позорную смерть.

В одной деревне с Оконкво жил богатый человек, у которого было три больших зернохранилища, девять жен и тридцать детей. Звали его Нвакиби, и он имел второй по значению титул клана. Вот на этого-то человека и пришлось гнуть спину Оконкво, чтобы заработать на первую посадку ямса.

Оконкво явился к Нвакиби с кувшином пальмового вина и петухом. В хижине Нвакиби сидели два его взрослых сына да еще два почтенных соседа, специально приглашённых по этому случаю. Нвакиби принес орех кола и крокодиловый перец и пустил их по кругу, чтобы гости могли на них посмотреть. Когда орех и перец вернулись к нему, он разломил орех и сказал: «Будем все живы. Помолимся о жизни, о детях, о хорошем урожае, о счастье. Вы получите то, что хорошо для вас, я — то, что хорошо для меня. Пусть коршун сядет рядом с белой цаплей. И пусть сломается крыло у того, кто скажет другому «нет».

Когда был съеден орех кола, Оконкво принес из угла хижины свой кувшин с пальмовым вином и поставил его перед собравшимися. После этого он обратился к Нвакиби, назвав его «наш отец».

— Нна айи, — сказал он, — я дарю тебе этот маленький орех кола. У нас в народе говорят, что тот, кто оказывает уважение великому человеку, прокладывает путь к своему собственному величию. Я пришел выказать тебе мое уважение и просить твоей помощи. Но давайте сначала выпьем.