Мозолевский решил еще раз попытать счастья и пробурить курган повторно. В феврале 1971 г. под леденящим ветром он пробурил еще две скважины. Результат — тот же, что и семь лет назад: глины не было. Но, как пишет сам Мозолевский, «вопреки всякому здравому смыслу, несмотря на каторжную усталость», он решил пробить еще одну скважину — последнюю. И вдруг на глубине 7 м появилась глина! Повторное бурение окончательно подтвердило, что Толстая могила — скифский курган.
Раскопки Толстой могилы были необычными. Требовалась техника. Мозолевский приступил к подготовке экспедиции. И вдруг в конце марта руководство Орджоникидзевского горно-обогатительного комбината, финансировавшего экспедицию, предложило немедленно использовать освободившиеся из-за весенней распутицы механизмы. В противном случае их предоставление археологам откладывалось на неопределенное время. Экспедиция не была еще подготовлена. Мозолевский встал перед трудным выбором: либо одному начать работу, которую в обычных условиях ведет целый коллектив, либо отказаться от представившегося случая и, быть может, надолго отложить возможность исследования кургана. Третьего решения быть не могло: о раскопках кургана без мощной землеройной техники нечего было и помышлять — ведь громада его состояла, как выяснилось уже потом, из 15 тысяч кубометров земли, которую следовало полностью удалить. И Мозолевский принял единственно возможное для него, археолога до мозга костей, человека необыкновенного энтузиазма, решение: приступить к раскопкам немедленно.
Начальный этап раскопок был невероятно напряженным. Сам Мозолевский так писал о нем: «На восходе солнца я был на кургане. Оглушая степь, к нему уже двигалась бригада скреперов и бульдозеров... Две недели подряд я поднимался в 5.30 и по 16 часов ежедневно, без отдыха и выходных, до ломоты в глазах вглядывался в землю, стараясь прочесть каждый ее комок, орудовал лопатой и ножом, чистил и замерял, снова все бросал и бежал от скрепера к скреперу, умудряясь найти еще время для чертежей и описаний. Вскоре ко мне присоединился Саша Загребельный, недавно демобилизованный из армии. Мы возвращались с ним около 12 ночи в гостиницу, окоченевшие и оглохшие от рева машин, пропыленные, и, даже не умываясь, замертво падали в постель, чтобы завтра снова продолжить поединок с вечностью».
Высота Толстой могилы составляла около 9 метров, диаметр — 70 метров. И хотя он, как видим, значительно уступал по размерам Чертомлыку или Солохе, раскопки его были не менее трудоемкими, а результаты их — сенсационными.
Когда вся насыпь была удалена, наступила передышка. Теперь уже можно было не торопиться, можно было полностью укомплектовать экспедицию и вести дальнейшую работу в нормальном темпе и нормальных условиях.
Работы на кургане были возобновлены в конце апреля. Большую помощь археологам, как и при расколках Гаймановой могилы, оказывали опытные шахтеры, веявшие на себя основные земляные и крепежные работы. Под курганной насыпью обнаружились две гробницы в виде глубоких катакомб: центральная и боковая. Первую сопровождали две конские могилы с тремя погребениями конюхов возле них. Курган был окружен широким рвом, в котором после частичной его расчистки (большая часть его была под современными постройками, и исследовать ее не удалось) были обнаружены следы грандиозной заупокойной тризны: множество костей животных — лошадей, диких свиней, благородных оленей, десятки разбитых винных амфор. По этим остаткам удалось установить, что общий вес съеденного на поминках мяса составлял около 6500 килограммов, а если принять очень вероятное допущение, что в нераскопанную часть рва были сброшены кости примерно такого же числа животных, что и в исследованную, — то целых 13 тонн. Такого количества мяса должно было хватить примерно на три тысячи человек, учитывая, что, судя по этнографическим данным, на больших пиршествах один человек съедал до пяти килограммов мяса в сутки. Возможно, поминки на Толстой могиле продолжались не один день, но и в этом случае в них участвовали многие сотни людей.
Исследование погребений начали с боковой гробницы. Вскоре открылся ход в могилу, заполненный черноземом. Неужели могила ограблена? Ведь по опыту археологи хорошо знали, что именно так обычно выглядели грабительские ходы. На этот раз, к счастью, опасения оказались напрасными. Открытый ход был входом в гробницу, выкопанную уже после насыпки кургана над центральным захоронением. Но пока это выяснилось, археологам пришлось немало поволноваться.
Дальнейший ход событий Борис Николаевич Мозолевский описывает так: «Когда экспедиция уехала отдыхать, я снова спустился в гробницу и тыкался по ней до тех пор, пока в одной из стен не обнаружил вход в хозяйственную нишу, в глубине которой лежали явно но потревоженные никем кости от жертвенной пищи и бронзовая посуда. Конечно, это еще не могло быть свидетельством целости склепа, но вера моя окрепла».
На следующий день на курган приехал директор Орджоникидзевского горно-обогатительного комбината. «Он долго подшучивал над нашей незадачливостью, уверяя, что могила разграблена. Тогда я не выдержал, — рассказывает Б. Мозолевский. — Пожалуйста, копайте здесь, и сейчас вы найдете золото... Григорий Лукич отмахнулся от меня, как от сумасшедшего, и копать не стал. Вскоре он снова принялся за свое. Тогда я взял нож и начал копать. Через несколько секунд в моей руке была золотая бляха. Рядом с ней лежали вторая, третья...»
В склепе оказалось совершенно не потревоженное погребение молодой скифской «царицы». Наряд ее — самый богатый из когда-либо открытых в скифских царских курганах. Все здесь блестело золотом: головной убор был расшит крупными золотыми пластинами, золотыми бляхами была расшита и вся ее одежда и башмачки. Не менее богатыми были и украшения «царицы». На шее ее была массивная золотая гривна весом в 478 г, украшенная на концах семью фигурками львов, крадущихся за молодым оленем. На висках — крупные золотые подвески с изображением сидящей с поднятыми руками богини; на руках — три широких золотых браслета. Все пальцы рук «царицы» были унизаны золотыми перстнями — всего их было одиннадцать (на одном пальце — два).
Рядом с «царицей» был погребен ребенок, которому, судя по размерам костей, в момент смерти едва ли было больше двух лет. Погребение ребенка было еще более поразительным. По-видимому, это был малолетний наследник престола. Он умер и был погребен позже матери, для чего в гробницу был прокопан второй вход. Похоронен царевич был в отделанном алебастром деревянном саркофаге. В изголовье у него стояли три драгоценных миниатюрных серебряных сосуда для питья вина: килик, ритон и кубок — символы знатности рода. В руке ребенка был зажат большой золотой браслет — символ передачи власти. В саркофаг был также положен пояс, расшитый золотыми пуговками, — тоже символизировавший знатность рода погребенного. На его шее — золотая гривна, в ушах — золотые сережки, на безымянном пальце правой руки — маленький золотой перстенек. Весь скелет малолетнего царевича был усеян золотыми бляшками — украшениями одежды.
Вместе с царицей и царевичем были похоронены их убитые слуги: девочка-служанка, «кухарка», воин-«охранник» и «возничий» (так они названы по сопровождавшим их атрибутам). Картина их расположения в могиле ужасна: руки — неестественно вывернуты, словно они были выкручены, ноги — неестественно раскинуты. Особенно потрясает рука воина: пальцы судорожно сжаты и впились в землю — очевидно, он был еще жив, когда его бросили в могилу, и агония длилась в уже засыпанном подземелье. Все сказанное о погребенных слугах удивительно соответствует описанию Геродота похорон скифских царей.
Когда исследование боковой гробницы было завершено (погребения царицы и царевича были вырезаны монолитами с целью их дальнейшего изучения и реставрации в лабораторных условиях и последующего экспонирования), археологи приступили к раскрытию центрального погребения — погребения царя. То, что в нем побывали грабители, было ясно с самого начала. Туда вел грабительский ход длиной в 22 метра. Грабители точно рассчитали его направление и вышли как раз на угол основной погребальной камеры. Но к тому времени свод камеры и коридора-дромоса, ведшего в нее, частично уже обвалился, и грабителям пришлось выбирать сокровища из-под обвалившейся земли.
