— От меня не отходить и делать все, что скажу, — сказал дворф, подходя к братьям. — Если на нас нападут, защищайтесь оружием, но сами ни к кому не приставайте и смотрите не потеряйтесь. Понятно?

Братья кивнули. «Кто на нас нападет? » — хотел спросить Бек.

Они вышли с поляны, по лесу прошли к горному склону и начали подъем. Дорога ничем не была отмечена, но Панакс явно хорошо ее знал. Он вел братьев зигзагами мимо скоплений валунов, густого кустарника и темных оврагов, все время поднимаясь вверх. Ночное небо было ясным, светили звезды и луна, так что было достаточно светло. Они шли несколько часов и все больше настораживались по мере того, как лес редел, камня становилось больше, а тишина — все глубже. Воздух делался все холодней и разреженнее, и дыхание превращалось в пар. Над головой бесшумно парили тени — вышедшие на промысел ночные хищники.

Бек поймал себя на том, что думает о своей жизни, о своем сокрытом в тумане прошлом. Кто он такой, что друид принес его тогда, много лет назад, к Корану Ли? Наверняка не просто осиротевший родственник, о семье которого никто никогда не слышал. Не просто бездомный ребенок. Кто он такой, что перед ним вдруг появляется Король Серебряной реки, дает ему Феникс–камень и какое–то неясное наставление?

Он поймал себя на том, что вспоминает, как каждый раз, когда он спрашивал у Корана или Лиры о своих родителях, они уходили от ответа. Раньше это не казалось таким уж важным. Конечно, было обидно не получать ответа на вопрос, который его интересовал. Но ему хорошо жилось в семье Ли, и любопытство его не было таким уж сильным. Теперь он думал: не слишком ли многое он принимал тогда на веру?

А может, он создает проблему из ничего и в происхождении его нет секрета — родился в какой–то никому не известной семье и волей случая попал на воспитание к хорошим людям? Может, он пытается разгадать тайны, которых на самом деле и не существует, и его просто смутило неожиданное появление Странника?

Ночь стала еще холоднее и тише, и их продвижение в гору замедлилось. Вдруг впереди в отвесной скале появилась расселина. Они вошли в нее, прошли по узкому ущелью, и перед ними открылась долина. Здесь рос густой лес, и кто обитал в этом лесу — можно было только догадываться. Панакс шел вперед все так же молча. Ущелье расширилось и вывело путников на дно долины. На фоне освещенного луной неба резко выделялся черный силуэт вершин Вольфстаага.

В самой середине долины, на полянке, окруженной со всех сторон высокими вязами, Панакс вдруг велел остановиться.

— Надо будет здесь подождать.

Бек поглядел на окружавшие их со всех сторон тени и спросил:

— Сколько?

— Пока Трулз не заметит, что мы пришли. — Он положил топор и пошел к темным силуэтам деревьев, окружавшим полянку со всех сторон.

— Помогите сложить костер.

Они собрали сухие ветки, кремнем высекли искру, зажгли трут и раздули пламя. Костер разгорелся быстро и осветил полянку, но свет лишь дал понять путникам, как они здесь одиноки. Ветки потрескивали, но ночь вокруг оставалась по–прежнему тихой и таинственной. Дворф и братья–горцы сидели на земле, касаясь друг друга спинами, чтобы согреться и наблюдать с разных сторон. Время от времени кто–нибудь подбрасывал в огонь хвороста, чтобы сигнальный костер не погас.

— Этой ночью его может и не быть в долине, — сказал Панакс, потянувшись, так что юноша согнулся вперед под весом его крепкого тела. — Может быть, вернется только утром.

— Он что, здесь живет? — спросил Квентин.

— Так же как и в остальных местах. У него нет хижины или какого–нибудь лагеря. Он не хранит вещей и даже не запасает впрок пищу. — Дворф помолчал, размышляя. — Он совсем не такой, как мы с вами.

Дворф не стал продолжать, и ни Бек, ни Квентин не стали задавать вопросов. Братья решили подождать и узнать все самостоятельно. Бек, например, все больше склонялся к мысли, что это событие вообще не стоит торопить. Вероятно, будет лучше, если ночь пройдет, настанет утро и ничего не случится. Вероятно, будет лучше, если они прямо сейчас бросят это дело.

— Мне было всего двадцать лет, когда я его встретил, — сказал вдруг Панакс негромко и спокойно. — Сейчас уже трудно вспомнить, как это было, но я был молод, много думал о своем будущем и еще твердо не решил, что хочу быть проводником и жить вдали от людей. Тогда я уже жил один. Я рано ушел из дому, не скучал по нему и возвращаться не собирался. Держался в стороне ото всех, даже от своих братьев, и мой уход, наверное, для всех стал облегчением. — Он взглянул через плечо на Бека. — Я немного был похож на тебя, был осторожен и недоверчив, следил, чтобы меня не обманули, был самостоятелен, но еще мало знал о мире. Я слышал рассказы о Вольфстааге и решил прийти сюда и посмотреть все сам. Я подумал, что раз эти горы пересекают Восточную Землю посредине, то через них ходит много народу и проводник может заработать себе на жизнь. Так что я познакомился с проводниками, но они сильно преувеличивали свое умение. Я совершил вместе с ними несколько переходов и, к счастью, остался жив. Вскоре я начал работать самостоятельно. Решил, что в одиночку у меня лучше получится.

Но однажды я заблудился и не смог найти дорогу обратно. Я обследовал неизвестные мне районы, хотел выяснить, как связаны перевалы, как лучше проходить между ними. Я кое–что знал о том, что живет в Вольфстааге. Знал из рассказов старых проводников и видел сам. Некоторых тварей, конечно, никак не увидеть — если только очень не повезет. Многих можно обойти или отпугнуть, во всяком случае тех, что созданы из плоти и крови. Но от духов и призраков надо прятаться, хотя и этому можно научиться. Но в тот раз я оказался невнимателен. Я заблудился, был в отчаянии и допустил ошибку. — Он вздохнул и покачал головой. — Больно в этом признаваться, даже сейчас. Я забрел туда, куда, как я хорошо знал, ходить нельзя. Думал, что успею проскочить. Но я упал, сильно подвернул ногу и едва мог идти. Приближалась ночь, и, когда совсем стемнело, на меня напал оборотень.

В костре треснула ветка, и Бек невольно вздрогнул. Оборотни. В Южной Земле это что–то вроде легенды. Почти все в них верят, но видели их немногие. Наполовину зверь, наполовину призрак. Оборотня трудно даже узнать, не то что от него защититься. Он питается вашим страхом и берет форму из вашего же воображения. С ним никто не может справиться, даже большой болотный кот. То, что здесь можно повстречать оборотня, не очень успокаивало.

— Я думал, что они живут глубоко в Анарском лесу, дальше на северо–востоке.

Панакс кивнул:

— Когда–то, возможно, так и было. Но времена изменились. Как бы то ни было, на меня напал оборотень, и я дрался с ним почти всю ночь. Я дрался так долго и так отчаянно, что уже сам перестал понимать, что делаю. Оборотень постоянно менял образы, и он очень сильно меня изранил. Но я не сдавался, я прижался к дереву и не хотел признавать, что этот бой я, скорее всего, проиграю. Я уже устал и ослаб.

Дворф замолчал и стал неподвижно смотреть в темноту. Братья ждали, думали, что он погрузился в мысли, — может быть, вспоминает. Вдруг дворф поднялся на ноги, схватив свой боевой топор.

— Там что–то шевелится… — успел он проговорить.

Из темноты выскочило что–то быстрое и черное, а за ним второе и третье. Казалось, словно ожили сами тени, обрели форму и плоть. Удар свалил Панакса на землю. Квентин и Бек откатились в сторону, и тени пронеслись мимо, — мелькнули зубы, когти, раздалось низкое рычание.

Урвольфы! Бек выхватил из–за пояса нож, жалея, что нет какого–нибудь более серьезного оружия для защиты. Стая урвольфов может завалить даже взрослого кодена.

Панакс уже пришел в себя и работал своим боевым топором, перенося вес с ноги на ногу, а тени все мелькали вокруг, выискивая брешь в обороне. Время от времени один из урвольфов кидался на дворфа. Дворф встречал атаку взмахом топора, но удар всегда приходился по воздуху. Бек крикнул Квентину, который откатился от костра и еще не успел встать на ноги. Панакс хотел помочь Квентину, но, как только он отвел свой взгляд и посмотрел на горца, урвольф кинулся на дворфа, сбил его с ног, и топор выпал из рук.