Теперь Сидер начинает понимать, что имеет в виду старик, но он не может принять этого. Его слова кажутся юноше бессмысленными.

— Что вы хотите этим сказать? — спрашивает он.

— Я хочу сказать, что наше пребывание в долине заканчивается, все изменится коренным образом и, скорее всего, еще при нашей жизни, и мы должны подготовиться к этому.

Сидер изумленно качает головой.

— И как же мы можем подготовиться?

— Переход от привычного образа жизни к новому будет трудным, жертвы неизбежны. Путь в долину был опасен, а путь отсюда еще опаснее. Мало кто согласится с тем, что это необходимо. Но если люди не примут этот непреложный факт сами, обстоятельства заставят их пойти на это, и весьма болезненным способом. Внешний мир не станет, подобно им, раздумывать и колебаться. Внешний мир вторгнется сюда, а ведь те существа, что населяют его, сумели выжить в условиях тотального уничтожения всего живого. Подумай, кем и чем они должны были стать, чтобы уцелеть.

Сидер пытается, и образы, возникающие в его воображении, оказываются совсем не теми, которыми можно любоваться. Но он по-прежнему не понимает, чего хочет от него старик.

— Почему бы вам не поговорить об этом с моим отцом? Он — разумный человек. Если вы расскажете ему то же, что и мне, он сделает все, что в его силах, чтобы подготовить нашу семью.

Он кажется самому себе очень взрослым, произнося эти правильные слова, — так убеленный сединами мудрец разговаривает с жадно внимающим ему молодым человеком. Старик улыбается в ответ.

— Хороший совет. Но я пришел к тебе не за ним.

Сидер вопросительно смотрит на собеседника:

— Я что-то упустил?

— Все. Но в этом нет твоей вины. Было бы странно, если бы в одну минуту ты уразумел все, на что мне понадобилась целая жизнь. Тебе не будет легко ни сейчас, ни потом. Никогда не будет. Но то, о чем я расскажу, очень важно. И не просто важно, а жизненно важно.

Он умолкает и поворачивается лицом к юноше.

— Вот, — говорит он, протягивая ему черный посох, — почему я пришел к тебе.

Сидер смотрит на посох, а потом поднимает глаза на старика. В его взгляде он улавливает отражение неведомой опасности, но больше всего в его глазах тоски и усталости, смертельной и неизбывной.

— Возьми его, — говорит ему старик. Сидер колеблется, и он добавляет: — Посох не причинит тебе вреда. Но я хочу, чтобы ты почувствовал, каково это — держать его в своих руках. На то есть веская причина. Пожалуйста, сделай, как я говорю.

Сидер не боится. Он лишь проявляет осторожность. Он не настолько хорошо знает старика, чтобы полностью доверять ему. Тем не менее он не видит причины не выполнить просьбу. Он протягивает руку и берет посох.

Почти в ту же секунду начинают происходить странные вещи. Они не настолько грозные и пугающие, чтобы он моментально разжал пальцы, нет; они поразительные и неожиданные. Принимая посох из рук старика, он вдруг обнаруживает, что тот очень тяжел, словно отлит из чугуна, а не вырезан из дерева. Но вес его тут же уменьшается, и посох становится легко держать в руке. Первое прикосновение к нему оставляет странное ощущение, и Сидер испытывает легкий дискомфорт. Но вскоре это проходит, и посох уютно ложится ему в руку, словно он носит его долгие годы и уже не представляет себя без него.

Еще более странным оказывается поведение множества мелких значков, вырезанных на поверхности дерева. Он не замечал их раньше, но теперь, приняв посох, он кожей ощущает их. Они вдруг пробуждаются к жизни, наливаясь светом, и начинают пульсировать, ярко выделяясь на фоне темного, почти черного, дерева. Значки сияют внутренним огнем по всей поверхности посоха. И еще он ощущает тепло — но не то, которое обжигает. Это тепло сначала согревает его пальцы, потом — ладони, распространяется выше по рукам и наполняет все тело, вселяя в Сидера необычные спокойствие и уверенность. Эти ощущения трудно описать и еще труднее принять. Он чуть заметно морщится, но по-прежнему не выпускает посох из рук, впитывая эти ощущения. Они очаровывают его, и ему хочется вновь и вновь испытывать их.

— Теперь чувствуешь? — нетерпеливо спрашивает у него старик, изучая выражение лица юноши. — Тепло?

Сидер лишь кивает в ответ, будучи не в силах произнести ни слова. Он опускает взгляд на черный посох с пульсирующими значками, отмечая, что свечение стало более ярким. Тепло пронизывает все его тело, от макушки до пяток, и юноше кажется, что посох превратился в неотъемлемую часть его самого. На несколько секунд он вдруг поверил, что посох принадлежит ему и что он никогда не сможет расстаться с ним. «Магия», — думает он. Посох живет своей жизнью, которую вдохнула в него магия. Говорят, что старик умеет обращаться с ним не хуже Рыцарей Слова, но до сего момента Сидер не верил в это.

— Что я должен делать? — спрашивает он у старика, не зная, чего еще ожидать, не понимая, почему все это происходит с ним.

Ответом ему служат два коротких слова:

— Закрой глаза.

Он повинуется, уже более ничего не опасаясь, и почти мгновенно перед его внутренним взором возникает калейдоскоп образов. Он видит какой-то незнакомый мир с огромными строениями и странными экипажами, которые двигаются очень быстро и перевозят много людей, одни — по земле, другие — по воде, а третьи — по воздуху. Он видит обширные поля, на которых зреет урожай и которые тянутся на многие мили во всех направлениях. Он видит тысячи тысяч людей, одни из которых теснятся на ограниченном пространстве, а другие, наоборот, рассеяны по огромной территории. Он видит растения, животных и водоемы, и все это сверкает и переливается, щедро наполненное жизнью.

А потом, буквально в одно мгновение, как ему кажется, все это рушится, разлетается на куски. Раздаются взрывы невероятной силы, сопровождаемые ослепительными вспышками, и эти взрывы уничтожают все живое. Болезни и яды превращают живых существ в мертвые оболочки. Воздух, земля и вода становятся чем-то невообразимым, дурно пахнущим и черным. Цвета и краски жизни меркнут, и Сидер понимает, что все это происходит не мгновенно, а на протяжении некоторого времени. После этого остается выжженная пустыня, по которой бродят дикие и отчаявшиеся существа, охотники и жертвы одновременно, не признающие ни закона, ни правил поведения. Для этих существ имеет значение только одно — выжить любым способом. И это не предвещает ничего хорошего. Ничто не говорит о том, что когда-либо жизнь вернется в нормальное русло.

Образы исчезают, и он открывает глаза. Старик пристально смотрит на него.

— Ты видел?

Он кивает.

— Что это было?

— Старый мир. Мир, который некогда существовал, а потом сгинул, после чего мы были вынуждены укрыться в этой долине. Мир, который когда-нибудь вторгнется к нам, мир, куда нам придется вернуться.

Сидер вздрагивает всем телом.

— Я никогда не вернусь туда.

Старик кивает.

— Если не будешь готов. И если не будут готовы, все, кто живет в долине. Если все мы не подготовимся. — Он ненадолго умолкает. — Но пока мы не готовы. Ты согласен помочь?

Сидер недоуменно смотрит на него. Что такое говорит этот старик? Он все еще сжимает обеими руками посох, который внушает ему успокоение, даже после вереницы этих страшных образов. Это всего лишь видения, в конце концов, — видения из прошлого, о котором ему известно очень немногое. А посох — вот он, твердый и настоящий.

— Что вы имеете в виду? — спрашивает он наконец. — Чем же я могу помочь?

И когда старик объясняет ему чем, он сразу же понимает, что, дав согласие, может проститься со всеми своими мечтами и планами относительно девушки из Гленск-Вуда.