— Не поверил бы чему? — спросила Камилла; она едва сдерживала дрожь, ее ладони покрылись испариной.

— Тому, что инцидент не был несчастным случаем, — прямо заявила миссис Ландри. — Ваш отец был в этом уверен, но он ничего не мог сделать. Нет никаких доказательств.

— Но… но почему? Я хочу сказать: кому могло понадобиться причинить зло моей матери.

— Ваш дедушка послал за ней, когда заболел. Увидев ее, он понял, кого из своих детей любит больше всех на свете. К этому времени у него испортились отношения с остальными членами семьи. Оррин считал, что они плохо обращаются с Алтеей. Поэтому он решил изменить свое завещание. Полагаю, он собирался сделать тогда примерно то же самое, что сделал недавно, оставив все наследство тебе. Но в тот раз он бросил эту угрозу им в лицо. Оррин заранее предупредил их о своих намерениях. И вот за два дня до того, как Алтея должна была покинуть дом, ее сбрасывает лошадь. Так вот: я в это не верю.

Камилла слушала мать Норы в полном смятении. Все это выглядело ужасным — и вполне возможным. Теперь ей легко было поверить миссис Ландри, хотя она наверняка отвергла бы такую версию, доведись ей выслушать ее сразу по прибытии в Грозовую Обитель. Камилла верила подруге Алтеи, потому что знала теперь по собственному опыту, что это значит — быть дичью, которую загоняют в западню.

— Вот чего я никогда не могла понять, — вмешалась Нора. — Почему Оррин так долго медлил, прежде чем послал за вами, Камилла? Если его отношение к Алтее переменилось к лучшему, почему он не хотел знаться с ее дочерью?

— Об этом позаботился Джон Кинг, — пояснила миссис Ландри. — Я знала его как человека, наделенного необычайным благородством, добротой и чувствительностью. В те давние дни он покорил наши сердца. Но когда мягкий по натуре человек поддается гневу, он представляет собой тяжкое зрелище. Джон Кинг поклялся, что Оррин Джадд никогда не увидит свою внучку и отныне никто из Кингов не переступит порога Грозовой Обители.

— И он сдержал слово, — мягко подтвердила Камилла. — Теперь я понимаю, почему он никогда не говорил о том, что случилось с моей матерью. Поэтому его муки, связанные с ее смертью, никогда не утихали, превышая привычную скорбь.

Миссис Ландри накрыла руку Камиллы своей

— Вот почему я должна была повидаться с тобой. Тебе не следует повторять ошибку, жертвой которой стала твоя мать.

Камилла сдержанно кивнула.

Она совсем забыла о гостях и только теперь растерянно оглянулась. Летти так и осталась сидеть возле арфы. Гортензия взяла на себя роль хозяйки дома и исполняла ее с большой помпезностью, проплывая между столиками с таким видом, словно нашла в этом свое призвание. Росс, протанцевав вальс с Камиллой, исчез. Глаза Камиллы перебегали с одного лица на другое в поисках Бута. Наконец, она его нашла. Ее кузен находился в тени, на задворках сцены. Он стоял в дальнем конце лужайки, прислонившись спиной к стволу ели. Зыбкий свет фонаря выхватил из темноты его смуглое лицо.

Бут наблюдал за ней. Она встретилась с ним глазами поверх множества голов смеющихся, болтающих людей и не смогла отвести взгляд. Ей вдруг подумалось, что они смотрят друг на друга как влюбленные. Бут ждал. Ждал момента, когда сможет заключить ее в свои объятия. Камилла ощутила, как прохладный пот выступает на ее ладонях, и поспешно напомнила о себе о том, что Росс вернулся. Она теперь не одна. Завтра она поговорит с ним, расскажет ему обо всем. Он подскажет ей, что делать.

Последние гости покидали Грозовую Обитель уже совсем поздним вечером. Наконец японские фонари были погашены. Камилла поднималась наверх, предвкушая возможность расслабиться после исполнения трудной роли хозяйки имения. Теперь к ней может вернуться страх, если она с ним не совладает. Ей следует прежде всего обдумать, что сказать Россу Грейнджеру завтра утром. Необходимо произвести нечто вроде связанной и обоснованном речи, чтобы он не отнесся к ее переживаниям как к пустым женским страхам, не пренебрег ими.

Подойдя к своей комнате, она обнаружила, что дверь, которую она всегда закрывала, приоткрыта. Внезапно ее охватило то же чувство, которое она испытала в подвале, глядя на провалившуюся ступеньку. Страх оказывал на Камиллу физическое воздействие, вызывая колики в животе и тошноту; ей не хотелось входить в комнату. Но она пересилила себя и распахнула дверь настежь.

В комнате Камиллу поджидала Летти. Она сидела возле холодного камина, все еще одетая в вечернее бледно-лиловое платье, раскачиваясь в кресле-качалке, и разминала лаванду между пальцами. Миньонетта сладко спала посреди кровати, вполне оправившись после заточения в подвале. Камилла закрыла дверь и быстро вошла в комнату. Радуясь тому, что приступ тошноты миновал, она готова была поболтать.

— Вам понравилась вечеринка, тетя Летти?

Тетя с отсутствующим видом вдыхала аромат лаванды.

— Я хочу поговорить с тобой, дорогая.

— Отлично, — сказала Камилла. — Мне тоже хочется с вами поговорить. Миссис Ландри рассказала мне кое-что о… смерти моей мамы. Я думаю, вы знаете, о чем она мне сообщила.

— Знаю. — Летти закрыла глаза и помахала лавандой перед своим носом, словно надеясь обрести силу, вдыхая острый аромат. — Поэтому я и должна с тобой поговорить. Мне известно, какого мнения придерживается Лора Ландри. И отчасти она права. Но только отчасти. Сядь на оттоманку, дорогая. Ближе, чтобы я могла говорить потише.

Камилла села рядом с тетей, почти касаясь ее коленями.

— Миссис Ландри не знает, что произошло в тот вечер, когда Алтея поехала верхом на гору. Она не знает, что именно я послала сестру на верную смерть.

Камилла ждала в напряженной тишине, не веря, что тетя продолжит свой рассказ.

— Возможно, тебе не известно, что лошадь, которая чуть не убила меня за несколько лет до приезда Алтеи, была той же самой, которая убила мою сестру.

Камилла слушала тетю с возрастающим изумлением.

— Нет, я этого не знала.

— Это была кобыла по кличке Фолли. Чудесная маленькая кобыла, самая красивая из всех, каких мне пришлось повидать, — деликатная, с хорошими манерами и очень дружелюбная. Это была моя лошадь, Камилла, и я ее страстно любила. Пока не обнаружила в один злополучный день, что она обладает одним неприятным свойством — в грозу ведет себя как безумная.

— Она сбросила вас в грозу? — спросила Камилла.

— Нет. Тогда я спешилась, чтобы сориентироваться. Приближалась гроза, и вся долина Гудзона погрузилась в лиловый полумрак, над ней клубились грозовые тучи, вдали сверкали молнии. Зрелище было устрашающим — и прекрасным. Гортензия в тот день поехала со мной, но она не слезла со своей лошади. Ей не терпелось поскорее вернуться домой. Я встала на камень, чтобы вскочить с него в седло, но в тот момент, когда я вставила ногу в стремя, прогремел гром, да так сильно, что напугал бы любую лошадь. Но Фолли была более чем напугана — она взбесилась. Моя нога застряла в стремени, лошадь ударила меня по руке копытом, стараясь избавиться от ноши, и тащила до тех пор, пока нога не высвободилась из стремени. Фолли убежала, а Гортензия умудрилась довезти меня до дома на своей лошади.

Голос Летти звучал спокойно и бесстрастно, Но ее пальцы судорожно сжимались и разжимались на протяжении всего рассказа.

— После этого я очень долго болела. Доктор боялся, что у меня мозговая травма вдобавок к повреждению руки, которая так и не зажила. Папа собирался пристрелить Фолли, но, несмотря на увечье, которое она мне причинила, я любила эту лошадь и умоляла оставить се в живых. Чтобы успокоить меня, папа обещал, что не станет убивать кобылу, но с условием, что никто больше на нее не сядет. Я знала, что Фолли не желала мне зла, и она осталась моим другом, когда я оправилась после болезни. Но никто из нас не ездил на ней верхом. Все это произошло, конечно, уже после того, как Алтея уехала и вышла замуж.

— Знала ли моя мама, что Фолли не предназначена для верховой езды? — спросила Камилла.