Очнулся я на берегу.
Когда я открыл глаза, надо мною стояли Холмс и несколько сыщиков.
— Ну, вот и слава Богу! — говорил Холмс. — Немножко оглушило взрывом, но это ничего.
— О, да! — сказал я, подымаясь. — Я чувствую себя хорошо, и только сильно звенит в ушах.
— Конечно! — весело сказал Холмс. — Зато мы поймали большую рыбу!
— Лодка в ваших руках? — быстро спросил я.
— Да, — ответил Холмс. — А с нею вместе и три пленника.
XIII.
Действительно, когда я осмотрелся, я увидал небольшую подводную лодку, сильно исковерканную, вытащенную уже на берег.
Тут же, около нее, стояло три связанных человека.
Указав на одного из них, Холмс произнес:
— Имею честь представить: сын бывшего хозяина княжеского дома, господин Пустоплетов.
— А эти? — спросил я.
— Их личности я постараюсь сейчас выяснить.
И, подойдя к остальным двум, Холмс заговорил.
— Ваши личности, рано или поздно, будут выяснены. Поэтому будет лучше, если вы назовете добровольно ваши имена и чистосердечно покаетесь во всем.
— Не в чем каяться! — сурово произнес один из них.
— Нет, есть в чем! — решительно произнес другой, выступая вперед. — Слушайте, господа! Я попал в эту историю по незнанию, но сию минуту понял, что мы совершали преступления. Я родом бельгиец, а по профессии инженер-механик. Господин Пустоплетов месяца за полтора пригласил меня, сказав, что купил у одного изобретателя его изобретение. Он говорил про лодку. Действительно, это была правда. По чертежам мы построили лодку и Пустоплетов перевез ее частями в Петербург, где, как говорил, хотел сделать пробу, а затем продать ее правительству.
— Есть ли у лодки пристани? — спросил Холмс.
— Две. Одна на Васильевском, но главная — в Фонтанке.
— Где именно?
— Под следующими мостом. Сначала я верил ему, но вот недавно в лодку внесли женщину. Она была закутана и с завязанным ртом. Это было на Васильевском острове. Я заподозрил что-то неладное, но Пустоплетов сказал мне, что эта женщина узнала секрет и он должен ее выдержать. Я снова поверил. Вчера он сказал мне, что купил старый пароход с подмокшим, никуда не годным товаром, над которым надо произвести последние пробы. И мы произвели. Сначала мы взорвали его, а затем разгрузили. Вот все, что я знаю.
— Благодарю вас, вы — честный человек! — проговорил Холмс, пожимая ему руку. — Покажите нам пристань в Фонтанке.
И, обернувшись к стоявшим тут же городовым, он произнес:
— Уведите этих двоих! А остальные — вперед!
Пройдя несколько сот шагов, мы остановились недалеко от Семеновского моста.
— Здесь! — сказал механик. — Если вы снимете с тротуара набережной вот эти плиты, то увидите все сами.
В одну минуту на сцене появились ломы, кирки и прочие инструменты.
Плиты были сняты, земля под ними раскопана и ломы ударились о кирпич.
— Здесь — свод подземной комнаты! — сказал механик.
Работа снова закипела.
И вдруг громкий женский крик вырвался из-под земли, сквозь образовавшееся отверстие.
— Спасите! Спасите во имя Бога!
— Мы идем к вам на помощь! — крикнул Холмс, нагибаясь над подземельем.
Когда расширилось отверстие, Холмс спустил в него веревочную лестницу и все мы спустились вниз.
При свете электрических фонарей, мы увидали просторный грот, заваленный тюками, добытыми с корабля.
А посреди них, бледная и дрожащая, стояла княжна и молча простирала к нам руки.
Вместе с нами в грот спустили и механика.
— Не судите, не судите этого человека! Он невинен! — воскликнула девушка при виде его.
— Да, он невинен, — улыбаясь, ответил Холмс. — Он только покажет нам, как выбирались они сюда из подводной лодки.
Механик кивнул головой и подошел к железным воротам.
— Если эти ворота открыть, вода Фонтанки хлынет сюда. Лодка шлифованным краем подходит к этим воротам и тогда они открываются и образуется проход прямо в лодку. Когда лодке нужно отчаливать, то сначала задвигаются эти ворота, затем дверь лодки и… готово.
— Так я и думал! — произнес Холмс.
И, обернувшись к княжне, он спросил:
— А теперь, княжна, я слушаю вас.
— Что же я могу сказать? — произнесла бледная девушка. — Весь мой рассказ заключается в трех словах. Я сидела в комнате, как вдруг в нее вошли два человека. Прежде нежели я успела крикнуть, мне набросили на голову простыню, завязали рот и потащили. Куда? Я не знаю. Я очутилась здесь. Тут двое злодеев заявили мне, что не выпустят меня, пока я не напишу отцу, чтобы он выдал за меня триста тысяч выкупа. Я отказывалась, умоляла, но они хохотали надо мною. Сегодня, час тому назад, я написала. Вот и все.
— В таком случае, найдем это письмо в кармане Пусто-плетова, — проговорил Холмс.
И, подав княжне руку, он весело добавил:
— Подымайтесь, княжна, вверх. Ваши родители ждут вас.
Все вместе мы выбрались на набережную.
— Стой! — раздался вдруг зычный голос.
И Нат Пинкертон, быстро соскочив с извозчика, подлетел к Холмсу и схватил его за руку.
— Великолепно! Прелестно! — воскликнул он. — Да, да… вы победили, дорогой товарищ, и я от души поздравляю вас!
Кругом все смеялись, ликовали и пожимали друг другу руки.
А солнце продолжало ясно сиять на небе, словно радуясь всеобщему веселью.
Грабеж во время панихиды архиерея
I.
— Не угодно ли! — проговорил Шерлок Холмс, протягивая мне газету. — Я думаю, дорогой Ватсон, что нахальство некоторых господ бывает настолько велико, что исключительно благодаря этому становится почти немыслимым отыскать виновника.
— А в чем дело? — спросил я, беря из рук Холмса газетный лист.
— Прочтите заметку: «Пропажа драгоценностей у купца Н. А. Мюрева».
Я без труда отыскал в местной хронике эту заметку и прочел:
«Необыкновенно дерзкий грабеж. Вчера, 29 июня, купец первой гильдии Николай Александрович Мюрев пригласил в свою квартиру преосвященного Макария и двух священников для того, чтобы отслужить панихиду по своей любимой и единственной дочери, скончавшейся ровно год тому назад. Его преосвященство и прочее духовенство собрались к известному часу.
Прибыли также и певчие.
Когда съехались все приглашенные, панихида была отслужена и духовенство с гостями были приглашены к столу.
Сам Николай Александрович Мюрев с супругою Анной Егоровной присутствовали на панихиде в полном трауре.
После панихиды госпожа Мюрева переоделась, причем сняла с себя брошь и другие драгоценности.
По словам самой Мюревой, на ней в этот день было надето драгоценностей на шестьдесят восемь тысяч рублей, из которых одна брошь стоила сорок тысяч.
Эта брошь — очень старинная вещь и представляет из себя звезду, в центре которой находится бриллиант черной воды, ценою в тридцать тысяч рублей.
Выйдя, переодевшись, к гостям, госпожа Мюрева вспомнила, что не заперла вещи, и сию же минуту возвратилась в спальню, но… о, ужас!
Вещей не оказалось.
Госпожа Мюрева переодевалась одна, без прислуги и после того, как вышла из спальни, никто не входил в эту комнату. Да никто и не мог войти туда незамеченным, так как в спальной комнате всего одна дверь.
Она ведет в будуар, который имеет в свою очередь две двери: одну в коридор, а другую в столовую.
Дверь в коридор была заперта на ключ, а через другую дверь никто не мог бы проникнуть в спальню незамеченным или самой хозяйкой, или кем-нибудь из гостей.
Заметив исчезновение драгоценностей, хозяйка подняла тревогу.
Поднялся страшный переполох, была вызвана полиция.
Госпожа Мюрева заявила, что из столовой никто не мог войти в спальню незамеченным и поэтому никто из гостей обвинен быть не может.
На этом основании была арестована ее домашняя прислуга.
Обед расстроился и гости разъехались.
У всех служащих в квартире Мюревых произведен был самый тщательный обыск.
Но… вещей нигде не оказалось.
Особенно интересным это происшествие делает то, что Мюревы пригласили для розысков знаменитого сыщика Ната Пинкертона, бывшего в этот день проездом в Москве.
Знаменитый сыщик изъявил свое согласие работать по этому делу и с чисто американским рвением взялся за него.
Нет сомнения, что вор скоро будет разыскан.
Сотрудник нашей газеты уже познакомился с мистером Натом Пинкертоном, и он обещал нам давать сведения о ходе дела.
Поэтому все сведения относительно этого необыкновенно дерзкого грабежа будут помещаться у нас в самом полном виде».
