— Ну! Что молчите? — продолжал возмущаться майор. — Веселков! Я с вами разговариваю!

— Да слышу я всё! — отвечал командир группы. — Всё слышу! Солдаты…

— Ну, так объясните мне… — напирал парторг. — Почему ваши солдаты не выполняют требования Устава внутренней службы?

— Да потому что мы, товарищ майор, находимся на боевом выходе. — спокойно произнёс Весёлый.

— Ну, и что с того? — не унимался Болотский. — Если мы находимся на боевом выходе, то им не следует умываться и подшиваться?

Командир группы вздохнул и спокойно взялся за свою кружку. Но вдруг передумал её поднимать…

— Они у меня не умываются, потому что экономят воду. — бесстрастно произнёс он. — И не бреются тоже по этой причине. А подшивать подворотнички к горному обмундированию — это не предусмотрено…

Тут наш командир запнулся и посмотрел на старшину роты.

— Подворотнички подшиваются только к повседневной форме одежды. — оттарабанил Акименко давным-давно заученную фразу. — А горное обмундирование является спецодеждой. И потому к ней не положено подшивать подворотнички.

В этот миг я спохватился и быстро попросил у командира разрешения уйти. Ведь как-то неудобно находиться среди старших начальников в тот момент, когда они решают очень серьёзные служебные вопросы. Ну, разумеется, старший лейтенант Веселков не препятствовал моему исчезновению. Чем я и воспользовался…

— А чайник? — грозно произнёс парторг в мою сторону. — Зачем его забрал?

Я замер было на мгновенье, но рука уже сама по себе показывала на остальной наш личный состав…

— Так ещё никто из солдат чая не пил! — пояснил я. — Сначала вам налили, а теперь всем остальным.

Парторг что-то проворчал себе под нос, но моё тело уже понеслось дальше… Вернее, подальше…

Наше солдатское чаепитие прошло почти в безмолвной обстановке. Ведь все слышали сердитые речи партийного лидера и последовавшие за ними объяснения. Спокойные ответы Веселкова и находчивость старшины Акименко нам понравились очень сильно. Ведь жизненные позиции нашего старлея показались нам крайне оправданными. Да и старшина не подкачал. А вот идейные принципы партийного организатора… Что-то в них было не то…

Каждый из нас допил свою единственную кружку чая и на этом наш завтрак закончился. Очередная пара наблюдателей полезла на фишку. Я проследил за тем, чтобы сменившимся досталась положенная норма чёрного чая. С этим всё оказалось нормально, и я пошёл под нашу масксеть.

Однако через пять минут меня вызвал командир группы и мы вдвоём полезли к Це Вешке. Там мы провели водную ревизию. Её результаты нас не впечатлили, ибо испытывать положительные эмоции у нас не имелось достаточных оснований. Воды в Це Вешке было литров триста. Не больше…

— В ваших флягах ещё много воды? — резонно поинтересовался командир.

— Есть ещё, но не так уж много, — пояснил я. — Фляжки-то старые. Пробки протекают. Да и мало их на всех.

Командир молчал и смотрел на то, как я накрываю горловину Це Вешки куском резины, затем опускаю массивную крышку и наконец-то закручиваю откидные болты.

— Придётся экономить не только на чае, — сказал Веселков по окончанию моей работы. — Сам понимаешь…

Мне, конечно, польстило то, что командир группы разговаривает со мной очень доверительным тоном. Но всё же следовало уточнить его намерения до мельчайших деталей. А ведь речь сейчас шла о воде. И мелочей здесь не было абсолютно никаких.

— Так на чём же ещё придётся экономить? — спросил я.

— На ежедневной норме. — кратко ответил командир. — Только на ней и остаётся.

— И насколько?

Вот именно это и являлось самым главным моментом нашей беседы. Какое количество питьевой воды теперь будет получать каждый солдат.

— По одной фляге. — пояснил Веселков. — Полтора литра на нос.

— Понятно. — сказал я. — Конечно, маловато. Но вытерпеть можно.

Наши солдаты тоже всё поняли и не роптали. Полтора литра в день на каждого — это явно недостаточно для ежесуточной нормы потребления воды. Это всего лишь четвёртая часть… Но у всех бойцов ещё имелся небольшой запас питьевой воды во фляжках. У кого полтора литра. У кого-то два с небольшим. На этом личные резервы воды ограничивались.

Ну, что ж… Придётся потерпеть.

Место, выбранное командиром для забазирования нашей разведгруппы, оказалось довольно-таки неплохим. Ведь с одной стороны нас закрывал от постороннего взгляда высокий холм, на котором и разместился постоянный наблюдательный пункт. Да и наши боевые машины пехоты расположились в небольшой низменности с почти ровной поверхностью, лишенной как песчаных барханов, так и саксаульной растительности. Первая броня заняла позицию прямо у подножия холма, а вторая БМПешка замерла на удалении метров в сорок-пятьдесят от нас, развернувшись носом в противоположном направлении.

Но на этом процесс забазирования нашей группы не закончился. Он только-только начался…

— Тетюкин! — обратился Веселков к наводчику-оператору. — Опусти ствол пушки строго горизонтально! Чтобы не торчал… И Абдуллаеву передай то же самое!

Долговязый Лёнька взобрался на башню и всё с той же ленцой опустился в свой люк. Я исподтишка смотрел на командира группы, который тоже наблюдал за медлительными движениями своего подчиненного. Хоть Тетюкин и являлся единственным на первой броне представителем дембельского состава, однако он вовсе не считался борзым дембелем. А потому его можно и нужно было поторопить. Пока он не обурел ещё больше. Во всяком случае, так следовало поступить с солдатом, который нарочито медленно и с большим таким одолжением выполняет приказание командира боевой разведгруппы, находящейся на выполнении вполне реального задания.

Но старший лейтенант Веселков спокойно смотрел, как постепенно опускается длинный ствол скорострельной пушки и, судя по всему, ему было вполне достаточно того, что его приказ всё же выполняется. Пусть не так быстро, но выполняется.

— Ещё ниже!

Это командир крикнул наводчику, уже переставшему вручную крутить механизм опускания и подъёма ствола.

— Давай ещё! — уточнил Веселков. — Градусов на десять-пятнадцать.

Из открытого люка послышалось невнятное бормотание недовольного своей судьбой Тетюкина. И всё же орудийный ствол продолжил своё движение вниз.

— Вот теперь хватит. — распорядился Весёлый. — И кусок маскировочной сети набрось на пушку. Но не закрепляй…

На этом мероприятия по маскировке группы можно было считать законченными. Полчаса назад командир отошел метров на сто от нашей днёвки и с разных точек осмотрел месторасположение своего подразделения. По возвращению он отдал ценные указания по маскировке наблюдательного поста, расположившегося на самой вершине холма. Затем старший лейтенант Веселков занялся орудийным стволом нашей БМПешки, как обычно торчащим в небо под углом в 45 градусов. Когда и эта демаскирующая напасть оказалась побеждённой, то теперь можно было заняться и бытовыми мелочами.

— Та-ак… Зарипов! — спросил меня командир. — Дежурство по фишке уже распределено?

— Так точно, товарищ старшнант! — быстро ответил я. — Ещё вчера вечером.

Уж что-что, а этот немаловажный момент следует решать в самую первую очередь. Именно это я и сделал ещё вчера, когда наша группа остановилась около этого холма и стала размещаться у его подножия. При первой же возможности я распределил весь личный состав по равным временным интервалам.

— Это хорошо. — произнёс Веселков. — Скажи кому-нибудь, чтобы вытащили из десанта кусок масксети. И пусть принесут её мне.

Я подумал, что Лёнька Тетюкин вообще-то смог бы и собственноручно пошарить в десантном отделении БМПешки в поисках требуемой масксети. Однако я не стал возражать командиру, а собственной персоной отправился выполнять его приказ. Ведь весь наш личный состав сейчас был занят обустройством своего проживания на данном участке местности. Двое связистов растягивали свои антенны и противовесы, уже согнув раздвижную мачту в полторы погибели. Вовка Агапеев вместе с Бахтиёром расстилали большой кусок брезента у самого борта боевой машины. Затем им же предстояло натянуть сверху маскировочную сеть, чтобы она защищала бойцов от жгучего и безжалостного солнца. Шпетный с Катком готовили походный очаг, на котором можно было бы варить вкусную и здоровую пищу. Механик Лукачина с деловым видом возился около своего водительского люка. Дедушка Леонид по причине своей старческой немощи всё никак не мог выбраться из башни на белый свет, благоразумно предпочитая отсидеться внутри и занимаясь протиранием тряпочкой оптических приборов наведения… Тогда как сейчас есть работа практически для всех желающих потрудиться…