После этого вечер продолжался не многим лучше. Это был единственный ляп Никки, вскоре она вернулась в образ Одри Хэпберн. Но это уже не помогло. Ошибка была сделана, приговор вынесен, и я отчаялась найти еще трех женщин, которые поддержали бы кандидатуру Никки.

Вечер подходил к концу, и я, откровенно говоря, на несколько минут забыла о проблеме со вступлением в Лигу, так как, посмотрев по сторонам, не обнаружила художника. Я была так удивлена, что напрямик спросила Говарда, где он.

– Ушел, дорогуша. Сбежал при первой возможности, могу тебе сказать. Он не очень-то любит общаться со всякой напыщенной публикой. – Говард внимательно посмотрел на меня. – Ты запала на этого очаровашку?

– Я ни на кого не запала, мистер Граут. К тому же он не голубой.

– Голубой? – Говард захлебнулся от возмущения, и лицо его стало красным. – Кто сказал, что он голубой?

– Ты!

– Я ничего такого не говорил!

На этот раз я захлебнулась от негодования:

– Нет, говорил! В тот день, когда Никки дала мне его номер телефона. И только что ты сказал то же самое.

– Да не говорил я ничего подобного!

– «Очаровашка художник», – напомнила я ему. – Точнее, очаровашка художник с именем, как у педика.

– Ах, ну да! Его искусство, конечно, очаровывает, но это же не значит, что человек... гомосексуалист. Черт побери, женщина, зачем все так толковать? – Говард выругался. – Неудивительно, что он рано ушел.

К счастью, в этот момент появилась Никки и мне не пришлось отвечать, да и что я могла возразить. Возможно, Сойер ушел раньше из-за меня, пусть это и не имело никакого отношения к сексуальной ориентации.

– Не могу поверить, что прием удался! – сказала она. Никки практически парила в воздухе от счастья. Глаза ее горели мечтательным огнем. – Я им понравилась.

Говард обнял ее за талию, но она танцующей походкой пошла прочь.

– Они от меня без ума. – Никки направилась к лестнице. – Я буду в Лиге раньше, чем вы можете предположить.

Если б только она знала.

Мы с Говардом смотрели ей вслед, и я задумалась, что же теперь делать. Я проигрывала шансы быстрее, чем получала их. Я тяжело вздохнула.

– Что на этот раз не так? – спросил Говард.

– Ничего, возможно. Только ни одна из присутствовавших здесь дам не... достойна того, чтобы дать рекомендацию Никки.

– Недостойны? Что за бред?! Любая из них – великолепная кандидатура, если только будет согласна.

– Но...

– Никаких «но». Эта Альберта Бентли поддержит Никки.

– Мы были на одном и том же приеме?

Говард усмехнулся так, что я вспомнила о том типе мужчин, которые способны ломать коленные чашечки... и вернуть то, что осталось от моих денег.

– Не волнуйся об Альберте, – сказал он.

– Что ты имеешь в виду?

– Я дал ее мужу двадцать четыре часа на то, чтобы он убедил ее, насколько мудрым решением будет оказать поддержку Никки, если он хочет получить взнос на предвыборную кампанию. – Говард многозначительно посмотрел на меня и продолжил: – Не одна ты здесь знаешь, что значит действовать тонко.

События развивались стремительно. Не прошло и двадцати четырех часов, как у нас был четвертый и даже пятый покровитель, а значит, нам осталось завербовать лишь одного. Узнала я эту маленькую новость на следующее утро на собрании Комитета по новым проектам.

Там были Пилар, а также Гвен Хэнсен и Элизабет Мортимер. Но в тот день было общее собрание всего комитета, то есть присутствовали еще Джуди Джеймс (жена Джейсона – все думали, что он женился на ней из-за «Дж» в начале имени), Ниса Гарвей (жена Мэтью, хозяина автосалона «Порш и каддилак» на Трэвис-бульваре), Синтия Риверс (жена Дикки) и Энналайз Сандерс (жена Криса, шестеро детей). Все были богаты и томились от скуки. Суждения этих дам считались самыми экстравагантными в Лиге. Я не была в восторге от Комитета по новым проектам, но он был одним из самых важных.

От того, в какой комитет ты попадаешь, зависит власть, какой ты будешь обладать. Чем престижнее комитет, тем больше власти. Важнее нашего комитета только тот, который отвечает за прием новых членов, и так уж случилось, что Покровительствующий Советник в нем – моя мать.

– Представляешь, Альберта Бентли выдвигает Никки Граут! – воскликнула вездесущая Гвен. – Никки Граут! – повторила она, будто во второй раз в этом было больше смысла.

Дамы оживленно обсуждали вчерашний прием, который неожиданно (видимо, только для меня) стал большим успехом Никки Граут в обществе. Вот так поворот. Мое уважение к способностям Говарда росло с каждым часом.

– Я слышала, она была прекрасна.

– Потрясающа.

– Сама элегантность.

– А дом? Полагаю, просто изумительный!

Все говорили о Никки, будто она была особой королевских кровей, только что прибывшей в город. Полагаю, Альберта не поскупилась на лестные отзывы, чтобы обосновать свое участие в судьбе Никки.

– Если Альберта согласилась оказать ей поддержку, она, должно быть, чудесная. Представляете?

– Разумеется, – надменно кивнула Пилар. – Я с самого начала знала, что Никки превосходно подойдет для Лиги. Я предложила свою поддержку задолго до Альберты. Мы знакомы уже целую вечность. Я говорила с ней сегодня утром.

– Правда? Я бы так хотела с ней познакомиться! – восторженно произнесла Энналайз. Это было необычно, так как она была типичным представителем класса «Слишком-богатых-для-восторгов». – И увидеть их дом!

– Я смогу это устроить, – предложила Пилар со здоровой дозой чванства.

Для меня это все было более чем неожиданно, потому что:

а) как получилось, что не я, Фреди Уайер, первой узнала о решении Альберты?

б) с чего вдруг Пилар стала лучшей подругой Никки?

в) как так могло случиться, что подкуп политика помог Никки обрести еще одного покровителя?

Ладно, нечестный политик – не новость, и даже если правда станет известна, нет ничего незаконного в том, что он попросил жену оказать кому-то поддержку для вступления в Лигу избранных. Подобные сделки заключаются повсеместно. Но презрение на лице Альберты накануне вечером...

– И ее сестра тоже решила поддержать Никки!

Я поймала на себе взгляд Пилар, намек на улыбку, спрятанную за всей этой воинствующей строгостью. Я даже представить себе не могла, что она при этом думает. Все, что я знала, это что с каждой секундой ход событий становится все более непредсказуемым.

Следующее утро было ознаменовано газетным заголовком: «Я меняю имидж!» Перед моими глазами была первая страница светской рубрики «Уиллоу-Крик таймс».

Фарфоровая чашка с крепчайшим кофе застыла в воздухе.

– Вот видите, я вам говорила, – услышала я голос Кики из-за плеча, ее палец указывал на фотографию Никки... которая выглядела замечательно, как...

– Она выглядит прямо как вы.

Так и было. Сказать меньше значило бы ничего не сказать.

На фото на ней была белая сатиновая блузка и шелковая юбка. Если бы в кадр попали и ее ноги, я уверена, что увидела бы аккуратные лодочки на дюймовом каблучке, такого же скучного бежевого цвета, как юбка. Удивительно, что после ее упорного нежелания расставаться с дешевыми перьями и вульгарной лайкрой, теперь не было и намека на показной блеск. Вещь за вещью, манера за манерой, Никки училась соответствовать высоким стандартам Лиги избранных. Что, несомненно, само по себе искусство.

Вы думаете, я почувствовала гордость? К сожалению, я не испытала ничего, кроме беспокойства. Разве у меня до этого было мало поводов для беспокойства?

На следующий день после выхода статьи о Никки я смогла оценить масштаб успеха моей протеже. Никки Граут стала самой популярной фигурой среди дам Лиги избранных Уиллоу-Крика. В течение нескольких следующих дней, пока я пыталась отработать еще несколько пропущенных волонтерских часов и время, отведенное на работу в эконом-магазине ЛИУК, а в остальном продолжать делать вид, что в моем мире все так, как и должно быть, Никки успела отобедать в загородном клубе с Джуди Джеймс и Энналайз Сандерс, пройтись по магазинам с Гвен Хэнсен и Элизабет Мортимер и посидеть за чаем в «Брайтли» с Альбертой Бентли и ее сестрой. С помощью Пилар Никки покоряла мой мир со всеми его условностями и снобизмом. Хотя невозможно было не заметить, что Пилар так и не удалось найти последнего покровителя.