«Я вхожу в пустынные храмы…» Я вхожу в пустынные храмы По ночам, в сиянье луны, На полу черчу пентаграммы И тревожу заснувшие сны. Обойду, осмотрю пороги: Не проник ли пришлец иной? И смеется месяц двурогий, Перемигиваясь со мной. В этом старом романском храме Я давно брожу по ночам, Подружился с его друзьями, Видел тех, кто построил храм. Даже в полдень в исповедальне Я сидел и писал стихи, Слышал шепот какой-то дальний, Отпускал кому-то грехи. Меня люди боятся дико, Вероятно, их давит тьма. Помню, помню тот ужас крика, Когда сторож сходил с ума. Почему? Я и сам усталый В этом храме и мне тепло. На земле – я гость запоздалый И не мальчик, чтоб делать зло. 1926-1930 «Туманны дни. Болят и ноют раны…» Туманны дни. Болят и ноют раны. Предвиденья судьбою не даны. Бредет один, сквозь горе и обманы, Наследный принц непризнанной страны. Прошедшее – могила за могилой; Его мечты развеялись, как дым, – И только пес, такой больной и хилый, Бредет за ним по улицам пустым. Его одежды выпачканы грязью Глухих болот и городских трущоб. Вотще судьба созвездий яркой вязью Ему в выси рисует гороскоп. Не видит он, не чует вышней силы, Отцу молиться он давно отвык; Слова любви – ему давно не милы; Заклятий слов не вымолвит язык. И он идет, забыв о воле вышней, И вечерами думает о том, Что на земле и он такой же лишний, Как этот пес с опущенным хвостом. 1928 «Я видел сон лазури, волн и света…» Я видел сон лазури, волн и света, Дробил ладьей прозрачное стекло, – И вольный ветер спел мне песнь привета, И солнце грудь лобзаньем обожгло. Я слушал песни неги и отваги, Я жил у тех, кто выросли в волнах, Из темных недр колеблющейся влаги Подводных чуд вытаскивал в сетях. Ночной огонь зачерпывал рукою, Смотрел с высот, как бьется пенный вал, В ущельях гор внимал потоков вою И тайному дыханью вечных скал, – И кончен путь. Иди к иным дорогам, Где юный бог не мечет ярых стрел. Твоя звезда горит в восходе строгом, И близок ты к таинственным порогам, Где будет вновь решаться твой удел. 1929 «Всё прошло, умчалось легким дымом…»
Всё прошло, умчалось легким дымом, Лишь дорога в памяти легла: Губы прижимай к губам любимым, Обнимай горячие тела. Не бессмысленно и не случайно Наши встречи посылает Бог: В каждом взоре брошенная тайна – Многих дней таинственный залог. И склонясь к устам, чужим дотоле, Обнимая этот нежный стан, Твердо знаю: непреклонной воле Радостный подарок снова дан. Ты подаришь счастьем иль бедою, Заведешь иль выведешь в пути? Всё равно; мы скованы судьбою, И вдвоем нам суждено идти. 1929-1930 «Иди, живи. Извилистой дорогой…» Иди, живи. Извилистой дорогой В горах, в долинах, в рощах и лесах Мы все бредем, превозмогая страх, К единой цели, праведной и строгой. Всем суждено в заветный дом войти, Все подойдем к неотвратимой двери. И так смешны минутные потери И наша грусть и слезы на пути. 1929 «В портовых городах я влюбился в моря…» В портовых городах я влюбился в моря, Полюбил корабли и разбег катеров, Паруса надо мной золотила заря, Вольный ветер морской отзывался на зов. Сколько вольных друзей потерял я с тех пор, Исчертивших простор на родных кораблях! Как открыто горел их приветливый взор На лице молодом, загорелом в морях! Я рассказами их лучезарными полн О сиянии солнц, о мерцаньи ночей, О крутых островах, вознесенных из волн, И о жгучих устах островных дочерей. Я душою впитал обольстительный взгляд, В портовых городах я влюбился в моря, Я в скитаньях живу, небывалому рад, В моем сердце простор, паруса и заря. 1920-е «Облаков, друзей моих закатных…» Облаков, друзей моих закатных, Загорелся золотистый дым, И в выси, в провалах необъятных Стало небо бледно-голубым. Успокойся, сердце. Ты не знаешь, Что еще в дороге ждет тебя. Может быть, ты тихо умираешь, Может быть, проснешься, полюбя. Может быть, близка твоя свобода На востоке недалеких дней, И уже звенят, звенят у входа Звонкие копыта их коней. И пускай от края и до края Будет мир неумолим и нем. Ты живи и жди, благословляя Руку, управляющую всем. 1920-е |
