XXIII Сораспятые Горькая складка скривила уста. Кровь пролилась на ланиты. – «Если Ты – Бог, сойди со креста! С нами вместе сойди Ты»… Мертвенно тело на древе, – в ночи Руки так бледны, так хилы. Слабо у Лика струятся лучи; Тлея, мерцают, унылы. – «Ветру ли славу Твою унести? Ночь ли украдет победу? Вместе по крестному шли мы пути, — Ты не поможешь соседу? Или погибнем, пройдем без следа? Будут злодейства – забыты? Если Ты – Бог, сойди со креста! С нами вместе сойди Ты!» XXIV Эолова арфа Ты, да ветер, да арфа эолова На столбе, в голубой вышине. Тяжко дремлется… Мало веселого! Как в горячечном пышет огне Изнемогшая степь. Трескотание Замирает усталых цикад. И растет, искушая, стенание, Оловянные петли звенят… Через степь, через степь дымносерую Преклоняется нудный быльняк… Нынче горестно в Господа верую: Нынче Бог – будто тот же бедняк. На крыльце прикорнул Он у хижины, Загляделся в бесплодную степь… И, к Предвечному странно приближены, Все влекут бесконечную цепь: Ты, да ветер, да арфа эолова… Ах, уснуть бы, уснуть… Не могу! Затомила коробка из олова: Топором бы хватил по столбу! XXV В недрах Плесень по сводам, осклизлые стены. И рудокоп, ночью и днем, С чахлым огнем, Вянущим, тающим, – в долгие смены Медленным мерно стучит молотком… Кони понурые вдоль галереи Гулко катят груды камней. Окрики: гей! Плавно дрожат седоватые шеи, Вислые губы темничных коней. Словно над гробом, поют молотками… Слышишь удар? То динамит Скалы громит. Цепи тележек бегут за конями. Снова и снова гремит и гремит. Мнится, рассядет утроба земная. Дух заняло… В глубях земли — В желтой пыли — Скорбные тени, огнями качая, Движутся, движутся. Мимо. Прошли… XXVI В музее Зародыши людей! примите мой привет, Бессмертные в спирту, меж кукол восковых, Желудком пьяницы (что тоже много лет Черпал бессмертие из чарок огневых) — И слепком гнусных язв, карающих порок!.. Зародыши людей! я знаю: ваша пыль Мрачит лазурный день, и сточных труб поток Подземной Летой мчит неявленную быль… Миры планетные, безумною пятой Низринутые в мрак и хаос сил слепых! Здесь, рядом с женщиной, сообщницей больной, Я вас приветствую меж кукол восковых. XXVII
колеса И колеса кругом были полны очей. Иезекиил, X, 12 Сон молнийный духовидца Жаждет выявиться миру. О, безмысленные лица! О, разумные колеса! Ткут червонную порфиру. Серо-бледны, смотрят косо. И под гул я строю лиру… За ударом мчатся нити. И на лицах нет вопроса, И не скажут об обиде. И зубчатые колеса Поцелуев вязких ищут. На железный бег смотрите! Челноки, как бесы, рыщут. Напевая дикой прыти, Свиристит стальная птица. Рычаги, качаясь, свищут. Реют крылья духовидца. XXVIII Да и нет I Художник, женщина и солнце! Вам дано Родить… Вы матери, о Трое! Художник, кисть твоя! Вот солнце золотое, Освободясь от туч, ударило в окно. Покров упал. Сияньем залита, Нагая плоть безгрешна, как мечта. II Вглядись во мрак, печальный богомаз. Кто здесь с тобой средь кельи омертвелой? Бросай же камнем в этот призрак белый! Но ты в смятеньи… – не отводишь глаз И руки тянешь к ней – и только лишь «Будь проклята» молитвенно гласишь. XXIX Зову тебя в воды хрустальные, К безгрешным объятьям маню. Засмотрятся ивы печальные На белую тайну твою. Ты в брызгах идешь, окропленная, И ты высока под луной, Навстречу любви устремленная, Подхвачена синей волной. Плывем мы, как духи бесплотные. И ты далека – в глубине. Гляди – огонечки болотные Кивают нам, будто во сне. И ластились руки воздушные… И был неподкупен хрусталь… А страсти, как дети послушные, Глубоко таили печаль. XXX Явлен знак. На персях напишу я: – Ты моя. Не быть тебе с другим. — И запястьем окружу десную, Пламенеющим, тройным. Кандалы любви, свяжите ноги, Чтоб измене жало разрубить. И ключами зазвоню я, строгий, — У темницы любо мне бродить. Ты жива ли, умерла ль, не знаю. Стон ли то, иль капля с потолка? Цепь ключей к губам я прижимаю, Грудь сжигает сладкая тоска… Нет! О, нет! К себе тебя ревную! Пусть ключи летят в туман морской… Как на грудь, паду на дверь стальную… Слышишь плача смертного прибой? Это я. Мой череп о засовы Бьется, бледный, а в руках дрожит Связка роз, и мой костяк суровый Страсть твою, как прежде, сторожит. Через скважину проникнут взоры Двух орбит, где ночи глубина… Но в мой дух, что передвинет горы, Верю – ты на вечность влюблена. |
