X Любишь ржавых тростников Полусонное шептанье? Любишь утренних часов Золотое одеянье? Любишь дни, как валуны, В синь реки бросать без счета? Любишь степи? Табуны? Ветер? Шмелей диких соты?.. Любишь – Бог тебя дарит! Выбирай коня любого, — Вихрем взвейся… Гул копыт Сердцу слаще говорит, Чем докучливое слово. XI Вечер Слышишь ли иволги голос влюбленный В куще зеленой? Видишь, как ласточки вьют хороводы В синих просторах Пьянящей свободы? Трав подрастающих шорох, Шепоты в чаще цветочной, Повисшей от неги… Грохот порожней телеги, Где, стоя, красотка несется; За первой – вторая… И парень смеется, Скоком ее догоняя, — Сельских ристаний Нестройные клики! Меж тем как багровый, великий Расточитель желаний, Могуч и безгрешен, Трогает ложе земли, лиловой чалмой занавешен… XII День тумана Тихий день тумана струйно-белого Над рекой, над бором и лугами, — Передышка лета всепобедного, Утомленного льстивыми хвалами. Влажный сноп, оставленный, не вяжется, Не свистит косы стальное жало. В праздный день скорей усталость скажется; И клубы из труб струятся вяло… Дымка неги вьется над равнинами, В грезах смерти поникают злаки; Красный царь с очами соколиными На охоте позабыл о браке. Краток отдых лета перед родами Над рекой, над бором и лугами, — Сон царицы с синими глазами, Утомленной хвалебными одами. XIII Тревожен лепет темных верб, Вздыхает красная пшеница; Заносит позлащенный серп, Склонясь, божественная жница… Час совершений и ущерб! И колос жизнь предать готов Янтарной горсти спелых зерен; И лишь насмешливо упорен То здесь, то там, – со всех концов, — Немолчный бой перепелов. XIV Казанская Сонет И вот они – кануны сельской страды. Под липняком толчется мошкара; И, жарким солнцем залито, с утра Цветет село, что маков алых гряды. Владычице мы поклониться рады, А колокол гудит: пора! пора! Но смутен лик под ризой серебра И красными миганьями лампады. А вечером, при трепете зарниц, Тревожны взлеты диких, вольных птиц Над слабо плещущей, заросшей речкой; И в полумрак малейшей между хат Заглянешь Ты, – где, возлюбя, почтят Смиренную копеечною свечкой. XV
Дрофы Вы не верите нам… О, как знаете Вы нас, – дрофы мудрые, сторожкие… Как будто беспечно гуляете, А заходите в межи – заросшие. Вы крылами широкими, мощными Плеснете – и тихо отходите; И кругами своими урочными За собой обманчиво водите. Наши кони ничуть не страшны вам, Отвратительны – бледные лица! Но чужда своевольным порывам Умудренная степью птица. Безопасно по жнивью гуляете: Не дохватят винтовки мелькнувшие… Вы нас знаете, мудрые, знаете, Глубже нас в нашу ложь заглянувшие! XVI Я не сменю на вас, возвышенные грезы, Мой тихий серый день, И крик сорок, насевших на плетень, И бедный гул моей березы. И по тропам спускаюсь я неспешно К обрыву над рекой. Парит бездумно взор над сизой чешуей, А сердце стонет безутешно. И этот стон, как будто извлеченный Из гулких тростников, Растет, подъемлется, – как небо однотонный, Как полог серых облаков… XVII Памятник брата Ах, верно, мертвецам покоя не найти И в матери-земле!.. И нет черты заветной: Твой бедный памятник велели нам снести, Дождями вымытый твой столбик безответный! Живым все места нет… И ветхий сельский храм, Болея и кряхтя, разверз объятья шире Таким же, как и он, убогим старикам И детям ласковым, как ты, уснувший в мире. Но нет… К тебе стучат, и холмик твой разрыт… И больно, что ты там, – стенами окруженный, Что птица ранняя весной не прилетит К твоей проталинке, пригретой и зеленой. XVIII Белые ветки Колыхались бледные гардины, Манили блуждать и вздыхать; Цветом яблонь томились куртины, Когда умирала мать. И кукушка золото ковала, Обещала нам долгий век, А рука на руке лежала, И темнели провалы век… Голосящая нота псалтири, Огоньки, огоньки – как в бреду, И мечта, что лучшее в мире — Это белые ветки в саду. |
