XV Ад Певучим голоском, колебля тощий посох, Про муки адские рассказывал монах… Пел соловей о монастырских розах; Лучилась звездочка в березовых ветвях, Дремотно зыблющих сережки и листочки; И, охмелев, неслись янтарные хрущи… – «Так сбудется от строчки и до строчки: Возьмут тебя в каленые клещи»… И, вскинув посох, сумрачный, грозится. Замолк; потупился: «Вот так-то, милый брат!» И теребит плачевную косицу. – «И подлинно… Уж если ад, так ад — Пунцовый, с бесами и серными парами!..» О, звезды нежные! Влюбленный соловей! И пусть она придет, с губящими глазами, И этот ад сожжет меня скорей! XVI Вижу там, в багреце заходящих лучей, Паучок раскачался на нити своей. – Золотая березка, ты сдержишь меня? – Ты закинешь повыше, – повыше меня? Мимо мошек огнистых летит, упоен, Как они – окрылен, как они – озарен. И на ветер пустил хитроумную сеть. Не беда ведь осенним деньком поговеть! – Золотая березка, ты вскинешь меня? – Золотая березка, ты любишь меня? В багреце заходящих холодных лучей Ты проходишь, шурша вдоль пустынных аллей. Вот замедлишь. И глянешь… И сумрачный взгляд Изольет в мою душу томительный яд. Вырвут слабый, восторженно-жалобный крик Эти красные губы и каменный лик. – Золотая березка, ты примешь меня? – Золотая березка, ты любишь меня? XVII Я пронжу, пронжу иглой Сердце куклы восковой. – Жарко, сердце, загорись, Разорвись! — Много дней и много лет Целовал я милый след. – Оглянись ко мне, – шептал, Умолял. В тихой комнате моей, Непреклонный чародей, Ныне я колю иглой Сердце куклы восковой. – Жарко, сердце, загорись, Разорвись! — Неподкупная игла Так светла… Вот, ты здесь, в моих руках, Воском таешь… Смертный страх Здесь со мной, дрожит во мне: «Я в огне. Приголубь больную грудь, Осени на смертный путь…» Сердце куклы восковой Под иглой. – Здесь я, здесь, твой верный друг, Обвожу заклятый круг И в дыханьи тайных чар Шлю тебе мой лучший дар: – Сердце, сердце, разожгись, Разорвись! — Неподкупная игла — Как стрела. XVIII
Он нашел тебя, овца заблудшая, — Не пугайся солнечного взгляда. Для Него теперь ты – лучшая, Ты – царица белого стада. Забудь об оврагах глубоких, Где нога твоя тайно скользила. О ночах забудь темнооких И о тех, кого ты любила. Отдыхая на росистых травах, Говори с цветами голубыми; Но молчи про злую правду правых — Ты, греховная, взнесенная над ними. XIX Кругом – одна лазурь. Прозрачен небосклон. Трепещет речка в искрах золотистых. Раскинулись ковры подснежников звездистых, И слышен зябликов задорный перезвон. Березки белые, как дружные сестрицы, Лепечут что-то… Трудно их понять! Высоко надо мной едва-едва видать Последних журавлей отсталые станицы… Праматерь смуглая, благослови меня! Я – сердце, полное терзаний Неутолимого огня. Я – блудный сын среди твоих созданий. Я только блудный сын, – благослови меня! XX Над пустынными полями видится В облачках серебристая лествица. До меня ли Любовь унизится? Ты ли, Крепкий, грядешь из-за месяца? Через грудь мою руки скрещаются, Я вступаю на путь неизведанный, — И ступени так томно качаются Под пятой, землистому преданной. От низин задымились туманы, Голубые с алыми отливами. Чей-то смех прозвенел так странно. Белый образ под черными ивами. Устоишь ли, воздушная лествица? Отойдешь ли, чудо недостойному? Серый зверь притаился у месяца. В очи смотрит небесному Воину. XXI Страстные свечи Отвращайте свечами страстными Тучу белую, тяжелую градом. Призывайте Господне имя: Смилуйся, Пастырь, над стадом! Синеалых молний изломы Плещут крыльями, как гневные птицы. Прогремят многотрубные громы, Долу велят склониться. И презрительно туча минует, Взыскуя нив не заклятых, Где сожгли уже свечку страстную В темных, пугливых хатах. XXII Напрасно Колючей молнией венчанное Чело Точило кровь с высот… Печальный, тихий дождь Багрил поля. Сквозь желоба несло Рубинную струю. И мы взывали: «Вождь! Божественная жертва! За тобой Все потечем… Неизреченный час! Покинем очаги и бледною толпой Все устремимся на призывный глас!» Пролился тихий дождь. И огненный закат На клочьях сизых туч гневливо трепетал, И сладкий свет надоблачных лампад Блеснул – и ночь сошла… И каждый засыпал! А поутру докучный, белый свет, Как бич, сгонял к заботам и трудам. И дню угасшему мы говорили: «Нет! Ты был ли? Нет! Как верить облакам?» |
