Сидя в пустом доме, отец питался консервами на сложенных газетах, будто, наказывая так самого себя, мог ее вернуть. Он не приходил к нам и не хотел переезжать.
Иногда я проведывала его. Я любила сидеть на кладбище, где похоронена мама. На могильной плите стояла надпись:
Людмила Маевская
Родилась в 1912 г. в Украине
Любимая жена Николая
Мать Веры и Надежды
Бабушка Алисы, Александры и Анны
Каменотес с трудом уместил на плите все эти слова. Рядом росла цветущая вишня, а под ней стояла деревянная скамейка, обращенная к аккуратному газону перед свежими могилками. Изгородь из боярышника отделяла его от пшеничного поля, сменявшегося другими пшеничными, картофельными и рапсовыми полями — и так до самого горизонта. Мама родилась в лесостепи, и ей было уютно на этом просторе. Украинский флаг состоит из двух прямоугольников — голубого и желтого: желтый — пшеничные поля, а голубой — небо. Этот безбрежный, совершенно ровный болотный край напоминал ей родину. Вот только небо редко бывало таким же голубым.
Мамы не хватало мне, но я уже начала смиряться с горем. У меня были муж, дочка и своя жизнь.
Отец шастал по дому, где они жили вместе. То был маленький, неказистый, современный дом с посыпанными гравием дорожками и бетонным гаражом сбоку. С трех сторон его окружал сад, где мама высаживала розы, лаванду, сирень, водосбор, мак, маргаритки, ломонос (Джекмана и «Виль-де-Лион»), львиный зев, лапчатку, желтофиоли, кошачью мяту, незабудки, пионы, обретию, монбретию, колокольчики, горные розы, розмарин, ирисы, лилии и пурпурные стелящиеся глицинии — теснившиеся, будто на клумбе в ботаническом саду.
Там были две яблони, две груши, три сливы, одна вишня и одна айва — ее желтые ароматные плоды завоевывали призы на сельской выставке последние двадцать лет. За цветником и лужайкой — три огородные делянки, где мама выращивала картошку, лук, фасоль, бобы, горох, кукурузу, кабачки, морковку, чеснок, спаржу, салат-латук, шпинат, капусту обычную и брюссельскую. Между овощами буйно росли самосевные укроп и петрушка. С одной стороны ягодный участок с малиной, клубникой, логано-вой ягодой, красной и черной смородиной и вишней был огорожен рамками с сеткой, которые соорудил отец для защиты от жирных, прожорливых птиц. Но некоторые кустики клубники и малины вылезли из-под сетки и разрослись по краям цветника.
Еще была теплица, где фиолетовый виноград наливался соком над плодоносными грядками помидоров и стручкового перца. За теплицей помещались бочка с водой, два сарая для рассады, груда компоста и навозная куча — зависть всей деревни. Это был жирный, рассыпчатый, полностью перегнивший коровий навоз, подаренный другим украинским огородником. Мама называла его «черным шоколадом».
— Скушайте черного шоколадику, мои родненьки, — нашептывала она кабачкам.
Кабачки его лопали — и росли, росли.
Всякий раз, когда отец выходил в сад, ему мерещилась мамина фигура, согнутая над кабачками и подвязывавшая фасоль: расплывчатое пятно, проступавшее сквозь стекла теплицы. Иногда он слышал ее голос, звавший его то из одной, то из другой комнаты пустого дома. И когда он в очередной раз вспоминал, что мамы больше нет, рана снова начинала ныть.
Второй звонок раздался через несколько дней после первого.
— Скажи, Надежда, як ты думаешь, мущина може иметь ребенка у висемдесят чотыре года?
Он сразу взял быка за рога. Никаких околичностей типа: «Как дела? Как Майк с Анной?» Никакой болтовни о погоде. Когда им завладевала Большая Идея, его уже не волновали подобные пустяки.
— Ну, я не знаю…
Почему он меня спрашивает? Откуда мне знать? Не хочу я этого знать. Зачем мне эти эмоциональные всплески, отбрасывающие меня назад — в ту эпоху сопливого детства, когда папа еще был моим идеалом и меня еще больно ранили его упреки.
— А если може, Надежда, — трещал он дальше, пока я не успела занять оборону, — як ты думаешь, яки шансы, шо он родиться умственно отсталым?
— В общем так, папа, — (перевести дыхание, говорить ободряющим, проникновенным голосом), — учеными установлено, что чем старше женщина, тем больше у нее шансов родить ребенка с синдромом Дауна. Это такая неспособность к обучению — раньше называлась монголизмом.
— Гм-м. — (Ему это не понравилось.) — Гм-м. А може, мы должны попытать щастя? Понимаешь, я думаю, шо если она стане матерью британського гражданина и женой британського гражданина, то ее вже не смогуть депортировать…
— Папа, мне кажется, тебе не стоит в это ввязываться…
— Потому шо британськое правосудие — лучче в мире. Можно сказать, шо ето историчеська судьба и историчеське бремя…
Он всегда говорил со мной на английском, неправильно расставляя ударения и коверкая слова, но с соблюдением правил. На языке технарей. Мама говорила со мной по-украински, с бесконечными градациями ласковых уменьшительных суффиксов. На материнском языке.
— Папа, перестань и задумайся хоть на минуту. Ты действительно этого хочешь?
— Гм-м. Чего я хочу? — (Он произнес «чого я хочу»). — Конешно, заводить такого ребенка неправильно. Но техничеськи ето осуществимо…
Когда я представила себе, как отец занимается сексом с этой женщиной, мне стало дурно.
— …Бида у том, шо гидравлический лифт вже не работае на полну мощность. Но може из Валентиной…
Мне показалось, что он чересчур долго обсуждает этот сценарий деторождения. Рассматривает его с разных сторон. Как бы примеряет на себя.
— …як ты думаешь?
— Папа, я не знаю, что и думать.
Мне просто хотелось, чтобы он поскорей замолчал.
— Да, з Валентиной ето, возможно, получиться…
Его голос стал мечтательным. Он представил, как у него родится ребенок — мальчик. Он научит его доказывать теорему Пифагора, исходя из аксиом, и привьет ему любовь к конструктивизму. Он будет говорить с ним о тракторах. Отец горько сожалел, что у него родились две дочери. Умственно неполноценные, однако не кокетливые и женственные, каким и положено быть слабому полу, а резкие, своенравные, непочтительные создания. Какое горе для мужчины! Он никогда не скрывал своего разочарования.
— Мне кажется, папа, прежде чем в это ввязываться, тебе нужно посоветоваться с юристом. Все может оказаться совсем не так, как ты думаешь. Хочешь, я поговорю с адвокатом?
— Так-так. Лучше побалакай з адвокатом з Кембриджа. В них там куча разных иностранцив. Они должны знать нащот иммиграции.
У него был таксономический подход к людям. Он и понятия не имел о расизме.
— Хорошо, папа. Я попробую найти специалиста по иммиграции. Ничего не предпринимай, пока я не приеду.
Адвокат оказался молодым человеком, имевшим практику в неблагополучных районах и хорошо разбиравшимся в этом вопросе. Он написал мне:
Если Ваш отец собирается жениться, то ему следует обратиться в Министерство внутренних дел с просьбой о предоставлении его жене разрешения на проживание. Чтобы его получить, она должна будет доказать следующее:
1. Что основной целью вступления в брак не является обеспечение ее въезда или проживания в Соединенном Королевстве.
2. Что они знакомы друг с другом.
3. Что они намереваются постоянно жить вместе как муж и жена.
4. Что они обеспечены жильем и способны содержать себя, не требуя помощи от общественных организаций.
Главная трудность заключается в том, что Министерство внутренних дел (или посольство, если она подаст заявление после своего отъезда из Соединенного Королевства), вероятно, решит, что ввиду разницы в возрасте и ввиду того, что брак был заключен незадолго до ее отъезда из Соединенного Королевства, главной целью заключения этого брака была иммиграция.
Я переслала письмо отцу.
Адвокат также сообщил мне, что шансы на успех заметно возрастут, если брак продлится пять лет или если от него будет ребенок. Но этого я отцу не сказала.
2
МАЛЕНЬКОЕ МАМИНО НАСЛЕДСТВО
Под лестницей у мамы была кладовка, доверху набитая консервными банками с рыбой, мясом, помидорами, фруктами, овощами и пудингами; пачками сахара (песка, пудры, глазури и «демерары»), муки (простой, с разрыхлителем и непросеянной), риса (для пудинга и длиннозерного), пасты (макарон, ракушек и вермишели), чечевицы, гречки, лущеного гороха, ячменя; бутылками с маслом (растительным, подсолнечным и оливковым); соленьями (помидорами, огурцами и свеклой); коробками с сухими завтраками (в основном со «ШредедУит» 2); пачками печенья (главным образом шоколадного — диетического) и головами шоколада. На полу стояли большие и маленькие бутылки с целыми галлонами густой, розовато-лиловой наливки, приготовленной из слив, желтого сахара и гвоздики, одна рюмка которой гарантированно погружала даже самого закоренелого алкоголика (а в украинской общине таких было хоть отбавляй) в коматозное состояние часа на три.