Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Чекисты не могли поверить своей удаче. Им, естественно, захотелось побольше узнать об этом брате-контрреволюционере. Они арестовали бабу Соню и несколько дней интенсивно допрашивали и избивали ее. Где ее старший сын? Почему он не упоминается ни в одном из ее документов? Что она еще от них скрывает? Она изменница и враг народа, как ее покойный муж?

Соне Очеретко повезло: когда в 1930 году забрали и расстреляли ее мужа, ей удалось спастись бегством. Но это было только начало чисток. К 1937 году волна арестов достигла своей кульминации. Теперь расстрел считался слишком мягкой мерой наказания для врагов народа, и поэтому их ссылали в Сибирь — в исправительно-трудовые лагеря.

На помощь пришла тетя Шура. Она рассказала следователю, как в 1912 году, будучи молодым врачом-практикантом, приезжала в Новую Александрию, чтобы принять у своей сестры первого младенца — мою маму Людмилу. Тетя Шура подписала под присягой заявление о том, что у Сони Очеретко это была первая беременность. Помогло то, что Шурин муж дружил с Ворошиловым.

Но пережившая голод Соня так никогда и не оправилась от этого шестидневного допроса. У нее на лбу, прямо над глазом, остался шрам, а передние зубы выбили. Прежде такая спорая и проворная, теперь она стала неуклюжей, двигалась с трудом и все время нервно моргала. Дух ее был сломлен.

— Конечно, после этого тетя Шура его выгнала. Идти им было некуда, и они вернулись на квартиру бабы Сони. На самом деле такое не прощают.

— Но ведь баба Соня простила.

— Простила ради мамы. Но мама так и не простила его.

— Наверное, в конце концов все же простила. Ведь она прожила с ним шестьдесят лет.

— Они жила с ним ради нас. Ради меня и тебя, Надя. Бедная мама.

Я задумалась: правду ли говорит Вера или всего лишь проецирует на прошлое собственную драму?

— Но, Вера, не означает ли это, что ты собираешься сидеть сложа руки, пока Валентина будет издеваться над нашим отцом? Обирать его до нитки? Возможно даже, убьет его?

— Конечно, нет! Право же, Надежда, как я могу сидеть сложа руки и ничего не делать в подобной ситуации? Мы должны защитить его ради мамы. Хоть от него и мало проку, он все-таки член нашей семьи. Мы не можем допустить, чтобы она одержала верх.

(Так значит, Старшую Сеструху еще рано списывать с корабля!)

— Вера, почему отец постоянно возмущается тем, что ты куришь? У него какой-то пунктик насчет сигарет.

— Сигареты? Он говорил с тобой о сигаретах?

— Сказал, что у тебя на уме только сигареты да разводы.

— А что еще он сказал?

— Больше ничего. А что такое?

— Забудь об этом. Это не имеет никакого значения.

— Очевидно, имеет.

— Надя, почему ты вечно копаешься в прошлом? — Ее голос стал напряженным и хриплым. — В прошлом столько грязи. Как в сточной канаве. Нечего тебе с этим играться. Не вороши былого. Забудь.

18

«ДЕТСКИЙ СТОРОЖ»

Валентина получила приглашение на свадьбу от своей сестры из Селби. Она помахала им у отца перед носом, присовокупив к этому парочку оскорблений. В сопроводительном письме говорилось о том, что будущий муж — сорокадевятилетний доктор, женатый (уже, конечно, не женатый), имеющий двух детей школьного возраста (оба учились в частной школе) и хороший дом с прекрасным садом и двойным гаражом. Безгрудая жена причиняла массу хлопот, но муж был влюблен по уши, так что никаких проблем не возникало.

В двойном гараже стоял «ягуар» и вторая машина — «рено». «Ягуар» хороший, сказала Валентина, но хуже «роллс-ройса». А «рено» не намного лучше «лады». Тем не менее письмо сестры вызвало у Валентины новый приступ недовольства своим богатым, однако никчемным и жадным муженьком и той второсортной жизнью, на которую он ее обрекает.

Пока отец бормотал в трубку, время от времени запинаясь из-за сильных приступов кашля, я украдкой поглядывала на Майка, сидевшего поджав ноги со стаканом пива в руке и смотревшего новости по Четвертому каналу. Он казался таким добропорядочным и милым — слегка поседел, начинает расти брюшко, но все еще интересен: такой любимый, такой — домашний. Но… в голове у меня промелькнула тревожная мысль.

Что с этими мужиками не так?

И вот, после очередного приступа кашля, отец подошел к самой сути дела. Валентина требует денег, и ему нужно ликвидировать кое-какие активы. Но какие у него активы? Только дом. Ах да, за домом — большой, ни на что не годный участок земли. Его-то он и мог бы продать. (Отец говорил о мамином саде!)

Он переговорил с соседом, и тот согласился выкупить участок за три тысячи фунтов.

Сердце у меня бешено заколотилось, а в глазах помутилось от злости. Я ничего не видела перед собой, но старалась держать себя в руках:

— Не торопи событий, папа. Это ведь не к спеху. Возможно, будущий муж ее сестры тоже окажется жадиной. В конце концов, ему же нужно еще обеспечивать бывшую жену и учащихся в частной школе детей. Возможно, жене достанется «ягуар», а сестре — «рено». Возможно, Валентина поймет, как ей повезло. Давай подождем и посмотрим.

— Гм-м.

Что же касается продажи маминого сада — у меня свело челюсти, и я с трудом сумела выдавить из себя эти слова, — подобные вещи нередко намного сложнее, чем кажется. Придется составлять заново документы. Вероятно, большая часть денег уйдет на гонорар юристу. Сосед же предложил и вовсе пустяковую сумму. Если бы отец получил разрешение на строительство еще одного дома на этом участке, за него можно было бы выручить в десять раз больше. Только представь себе, как бы Валентина обрадовалась. (А получать разрешение можно годами.)

Хочешь, я спрошу юриста? Обращусь в муниципалитет за разрешением? Может, поговорить с Верой?

— Гм-м. Юрыст — да. Муниципалитет — да. Вера — не.

— Но, возможно, Вера прознает. Представь, как она расстроится. — (Он знал, что я хотела сказать «придет в бешенство».)

Вера прознала. Я сама ей все рассказала. Онаи расстроилась, и пришла в бешенство.

Поездка из Путни в Питерборо заняла у нее два часа. Она приехала к отцу прямо в домашних тапочках (непривычное пренебрежение деталями одежды). Зашагала прямиком к дому соседа (уродливому домине в псевдотюдоровском стиле, который был намного выше жилища моих родителей), громко постучала в дверь и сразу все выложила. («Ты б видела выражение его лица!») Сосед — удалившийся отдел бизнесмен и садовник-любитель, разводивший кипарисы Лейланда и грунтовые растения, — весь съежился под ее натиском.

— Я просто пытался помочь. Он сказал, что у него финансовые затруднения.

— Вы не помогли, а наоборот, все испортили. Разумеется, у него финансовые затруднения из-за этой кровопийцы — его жены. Вам бы следовало присматривать за ним, а не потакать ему. Что ж вы за сосед?

Его жена услыхала шум и подошла к двери — в джемпере и кардигане, унизанная жемчугами и с джин-тоником в руке (именно эти соседи заверили дополнение к маминому завещанию):

— Что происходит, Эдвард? Эдвард объяснил.

Его жена удивленно подняла брови:

— Впервые об этом слышу. Я думала, мы собираем деньги на круиз, Эдвард. — Потом она повернулась к Вере. — Мы беспокоимся о мистере Маевском, но не желаем вмешиваться в его дела. Правда, Эдвард?

Эдвард кивнул и покачал головой одновременно. Вере важно было перетянуть их на свою сторону, и поэтому ее тон стал мягче:

— Уверена, это простое недоразумение.

— Да, недоразумение.

Эдвард схватил спасательный трос и спрятался за женой, которая выступила вперед и заняла на пороге место своего мужа.

— По-моему, она не совсем порядочная женщина, — сказала жена. — Загорает в саду в одних… одних… — она украдкой оглянулась на мужа и понизила голос до шепота. — Я видела, как он смотрел на нее из окна верхнего этажа. И еще один момент… — Соседка заговорила доверительным тоном. — Мне кажется, у нее есть любовник. Я видела, как один мужчина… — она поджала губы, — …заезжал за ней на машине. Остановился под ясенем, чтобы мистер Маевский не увидел его из окна, просигналил и стал ждать. А она выскочила вся разодетая в пух и прах. В мехах, да только без панталон, как говаривала моя мама.

35
{"b":"17301","o":1}