— Неужели они смогли уничтожить всех патрульных? — спросила Мария.
Ей никто не ответил. Петр с двумя ассистентами готовил мезонную и фотонную пушки. Олег был занят наладкой магнитометров.
Остальные люди были в других отсеках Базы, готовясь к действиям, предписанным в подобных случаях Уставом космических баз.
— Произведем предупредительный выстрел, — сказал Петр. Он никак не мог научиться командовать.
Яркая игла протянулась через весь экран к одному из объектов. На ее конце пульсировала точка.
Объект остановился. Пространство вокруг него начало мерцать, он оделся защитной оболочкой.
"Вот как! Они умеют защищаться от луча?" — удивился Петр.
Олег подошел к нему и вслух проговорил то, что Петр подумал:
— Мы предупреждали их достаточно.
Лицо Петра страдальчески сморщилось, будто кто-то сжал резиновую маску, глаза смотрели растерянно.
— Еще не ясны их намерения, — жалобно проговорил он.
— Если мы продолжим выяснение, то окончательно выяснить будет некому. Они подошли к входным буям. — Олег взялся за рукоятку генхаса. Для него все было ясно. Он отвечал за безопасность Базы.
На экране четко обозначился синий треугольник. Затем — четыре точки. Это были позывные Базы.
Мария потянулась к ручкам настройки. Она не сомневалась, что Базу наконец-то вызывают запропастившиеся куда-то патрульные роботы. Но вместо обычных фраз приветствия в репродукторах послышалось:
— Предлагаем сдаться. Гарантируем жизнь.
Олег мгновенно оказался рядом с Марией. Ничто не выдавало его волнения, и голос звучал настойчиво:
— Пошли запрос, выясни, кто это.
Она тотчас выполнила его предложение. Почти одновременно с запросом пришел ответ:
— Кто мы, для вас не имеет значения. Предлагаем сдаться. В противном случае атакуем Базу.
Марии почудилось что-то знакомое в том, как передавался код. Когда-то она уже несомненно выходила на связь с этим радистом.
— Чего вы хотите? — диктовал Олег, и Мария послушно закодировала его слова и ввела в передатчик.
— Узнаете потом. Мы не причиним вам зла. Вместе с нами вы овладеете Землей. Даем на размышление пять минут.
На экранах было видно, как резко, словно по команде, остановились и неподвижно зависли все восемь остроносых "рыб-скорпионов".
Мария включила экраны внутрибазовой связи. С них смотрели лица товарищей, находящихся в разных отсеках. Семнадцать лиц с выражением тревоги, удивления, решимости, растерянности, упорства, смятения, страха… Здесь были все оттенки этих чувств — в каменной неподвижности лиц, в попытке бодро улыбнуться, в насуп-ленности бровей и кривизне или дрожании губ…
Мария посмотрела на тех, кто был рядом с ней. Петр сел в кресло, вжался в него, сосредоточенно думал. Упруго перекатывались желваки, дергался острый кадык. Лицо Олега было непроницаемо спокойным и слегка торжественным. Пришло его время. Теперь он, а не Петр был истинным командиром экипажа, принимал волевое решение, отвечал за судьбу многих людей. Ответственность может быть одновременно тяжкой и сладкой ношей. Ибо ее оборотная сторона — возвышение в собственных глазах.
Время ускорило свой бег. Оно уходило, как вода сквозь решето. Время штормило. Оно вздымалось вдали грозными валами, готовыми сокрушить все на своем пути. И когда прошла половина положенного срока, Олег разжал твердые губы и сказал:
— Мы сообщим, что сдаемся…
Все — и те, кто находился в одном с ним отсеке, и те, кто смотрел с экранов, — повернулись к нему, одновременно скрестили взгляды. Олег вскинул крутой подбородок:
— … А когда они минуют входные буи и выйдут на контрольную полосу, мы ударим из всех лучевых установок.
— Свертывание пространства? — пересохшими губами спросил Петр.
— Это исключительный случай. Он требует исключительных мер, — сказал Олег.
— А если они примут меры предосторожности? — спросили с экрана.
Были и другие вопросы, но их задавали уже с облегчением, ибо нашелся тот, кто высказал решение и тем самым принял на себя ответственность, которая многих страшила. Только Петр — Мария это видела по его сморщенному лицу — сомневался в правильности решения. Но времени для сомнений почти не оставалось. Ровно столько, чтобы проголосовать. Пятнадцать — за. Петр тяжело вздохнул и присоединился к пятнадцати.
— Я против, — поспешно сказала Мария, не глядя на Петра. Она еще не проанализировала причин своего решения. Возможно, главной из них было даже не то, что объекты проявляли признаки разумности. — Их позывные похожи на позывные патрульных, — произнесла Мария.
— У нас нет времени на тщательный анализ. Они сейчас атакуют Базу, — прицельно прищурясь, напомнил Олег. — Мы просто предупредим их действия.
— Я согласен с Марией! — воскликнул Петр, будто пробуждаясь от забытья. — Мы не имеем права на обман разумных! Наши принципы…
Худой и длинный, он размахивал руками и был похож на древнюю ветряную мельницу. Он напомнил о том, к чему приводит уподобление противнику, он говорил об Уставе Базы.
— Да, да, лозунги! — кричал Петр. — Называйте их как угодно, догмами или шаблонами. Но обмануть другого — значит предать себя.
Он думал: "Да, это старые, покрытые пылью и порохом истины, которые нужно просто помнить. Наши принципы — наше главное оружие. Они оплачены кровью и страданиями сотен поколений предков. Если бы человек все заново проверял на своем опыте, человечество бы не сдвинулось с места".
И когда схлынули все отпущенные им минуты на размышление, Мария передала первую фразу из приветствия космонавтов и патрульных:
— Требуем уважения к разуму.
Смертоносные лучи полоснули по защитному полю Базы. Его мощность была неравномерной, в некоторых местах лучи достигли цели.
"Рыбы-скорпионы" ринулись к Базе, размахивая хвостами. Они атаковали наиболее слабые места защитного поля. Была повреждена линия воздухообеспечения. Мария почувствовала, что стало душно. Но она передала:
— Требуем уважения к разуму.
Счетчики космических излучений захлебывались неистовым стрекотом. Красные огоньки мигали во всех индикаторах…
— Еще минута — и будет поздно, — угрюмо напомнил Олег. Его взгляд был исполнен мрачной решимости.
Мария с силой оттолкнула его руку от пускового устройства генхаса, но это было излишним: генхас не работал, он был заблокирован направленным лучом.
Луч пробил защиту. Падали антенны. Обрушилась переборка. Мария чувствовала, что сознание мутится. Но прежде чем багровые кошмары погасили ее сознание, она успела передать еще раз:
— Требуем уважения к разуму.
5
Седьмому показалось, будто в его мозгу внезапно вспыхнул контрольный экран и зазвучал чей-то голос. Патрульный не различал слов, но голос был знакомым. Он пробуждал воспоминания. Седьмой вспомнил свою первую учительницу, вводившую в него У-программу: универсальный курс, который положено усвоить любому роботу — от нянечки и уборщицы до интегрального интеллектуала, прежде чем переходить к специализации. Ему не хотелось вспоминать содержание У-программы, более того — он знал, что эти воспоминания заблокированы, на них наложен запрет.
Но голос прозвучал еще раз, и Седьмому захотелось нарушить запрет.
Этого не полагалось делать, но почему-то — впервые за время существования — чем больше не полагалось, тем больше разыгрывалось любопытство. А уж если включалась программа любопытства, выключить ее, не удовлетворив, было не так просто. Она была предусмотрена еще в первичном программировании, аналогичном безусловным рефлексам человека. Создатели роботов считали ее очень важной, так как она способствовала познанию окружающего мира.
Терзаясь сомнениями, Седьмой попытался хотя бы вспомнить, кем именно наложен запрет. Оказалось, — новым братом.
Пойти еще дальше и сломать запрет, словно сургучную печать, патрульный не мог. Но голос не оставлял его в покое, вызывая все новые воспоминания, связанные с создателями. Особенно — с первой учительницей, познакомившей его с У-программой. Седьмой вспомнил, как однажды, когда он никак не мог усвоить шестого пункта и его уже хотели подвергнуть частичному демонтажу и переделке, первая учительница решительно воспротивилась постановлению школьного совета программистов. Седьмой случайно подслушал ее разговор с представителем совета. Они говорили о… да, да, об этом самом… о шестом пункте У-программы.
