— Конец? — Похоже, Нурамон не был готов принять это. Нет, это еще не конец. Это начало, начало невозможного пути. Пусть говорили, что нельзя слишком часто бросать вызов судьбе, он сделает все, чтобы найти и освободить Нороэлль. — Я поговорю с королевой.

— Она не станет тебя слушать.

— Это мы еще посмотрим, — ответил Нурамон и хотел уйти.

— Подожди!

— Чего? Что мне еще терять? А ты спроси себя, насколько далеко ты готов пойти ради нее! — И с этими словами Нурамон исчез в замке.

— До конца всех миров, — прошептал про себя Фародин, думая об Айлеен.

Ворота в тронный зал были открыты. На противоположном конце его Нурамон увидел стоящую возле чаши королеву. Он хотел было войти, но мастер Альвиас преградил ему путь.

— Ты куда, Нурамон?

— Я хочу поговорить с королевой о Нороэлль и попросить ее о милосердии.

— Ты не должен входить в этот зал в гневе!

— Боишься, что я смогу поднять руку на Эмерелль?

Мастер Альвиас смерил его взглядом.

— Нет.

— Тогда пропусти!

Альвиас перевел взгляд на владычицу, и так коротко кивнула.

— Она примет тебя, — нехотя произнес он. — Однако держи свои чувства в узде! — И с этими словами он отошел в сторону.

Спеша навстречу Эмерелль, Нурамон услышал, как дверь за его спиной захлопнулась. Королева встала у ступеней, ведущих к ее трону. На лице ее отражались спокойствие и доброта. Никогда еще Эмерелль не воплощала для него в такой мере мать всех детей альвов.

Нурамон почувствовал, как отступает гнев. Королева стояла молча и смотрела на него так же, как в ту ночь, когда пришла в его комнату и внушила мужество и веру в себя. Невольно вспомнились слова оракула, которые она поведала ему и которые так много значили для него.

— Я знаю, о чем ты думаешь, Нурамон. И ценю в тебе то, что ты еще не научился скрывать свои чувства.

— А я до сих пор ценил твое чувство справедливости. Ты же знаешь, Нороэлль никогда не могла сделать ничего ужасного.

— Тебе Обилее сказала, что произошло?

— Да.

— Забудь о том, что Нороэлль была твоей возлюбленной, и скажи мне, что она ни в чем не виновата!

— Я люблю ее. Как я могу об этом забыть?

— Значит, ты не поймешь, почему я вынуждена была так поступить.

— Я пришел не для того, чтобы понять. Я пришел молить о милосердии.

— Никогда прежде королева не отменяла своего приговора.

— Тогда изгони и меня в то место, где находится Нороэлль. Окажи мне такую милость.

— Нет, Нурамон. Я не сделаю этого. Я не могу изгнать невинное дитя альвов.

А как же Нороэлль? Разве она не жертва? Ее обманули, и за это ей пришлось поплатиться. Разве Эмерелль не должна была приложить все силы к тому, чтобы наказать истинного виновника?

— Где девантар?

— Бежал в мир людей. Никто не может сказать, какой образ он принял. Одно ясно: он последний из своего рода. И жаждет нашей погибели. Ибо суть его — месть.

— Не уменьшилась бы вина Нороэлль, если бы мы остановили демона?

— Он сыграл свою партию. Теперь выжидает, хочет посмотреть, что из этого выйдет.

Нурамон был в отчаянии.

— Но что мы можем? Что-то ведь можно сделать!

— Есть кое-что… Вопрос только в том, готов ли ты к испытанию.

— Чего бы ты ни потребовала, я обещаю, что сделаю все, чтобы освободить Нороэлль.

— Смелое обещание, Нурамон. — Королева помедлила. — Ловлю тебя на слове. Подыщи себе спутников и найди ребенка Нороэлль. Помни о том, что теперь он — мужчина. Многие искали его. Тщетно. Так что ты не первый, кто отправился в этот путь. Однако возможно, тебе повезет больше, потому что у тебя есть необходимый стимул, чтобы найти дитя-демона.

— Нороэлль опасалась за жизнь своего сына. Нам тоже стоит делать это?

Эмерелль долго молчала и разглядывала Нурамона.

— У Нороэлль был выбор. Она выбрала наказание, потому что защищала ребенка девантара.

— Как же нам сделать то, что не смогла она?

— Неужели твои обещания стоят так мало? — ответила Эмерелль. — Если я должна отпустить Нороэлль, то ты и твои помощники должны убить ребенка.

— Как ты можешь обрекать меня на такие муки? — негромко ответил ей Нурамон.

— Помни о своей вине и вине своих спутников. Из-за того, что вы оказались слабы, девантар добрался до Нороэлль. Он принял твой облик, воспользовался Нороэлль и зачал ребенка. И Нороэлль не смогла отдать его потому, что не могла избавиться от мысли, что ты его отец и в нем твоя душа. Она даже назвала его твоим именем. Ты сделаешь это не только ради Нороэлль, но и ради себя, и своих товарищей.

Нурамон колебался. В ее словах была доля истины. Он был уверен, что не поднимет руку на ребенка. Однако сын Нороэлль давно вырос и стал мужчиной. Наверняка открылась его истинная сущность.

— Я найду сына Нороэлль и убью его.

— Я выберу тебе спутников из числа лучших воинов. А что насчет Фародина? Он ведь наверняка захочет сопровождать тебя?

— Нет. Помощь твоих воинов я приму, однако не стану звать Фародина. Когда Нороэлль вернется, то пусть ненавидит меня за то, что я убил ее сына. Но на руках Фародина не будет крови. В его объятиях она обретет любовь, которой заслуживает.

— Ну, хорошо. Это твое решение. Однако ты, по крайней мере, примешь коня из моих конюшен. Выбери тех, кто подойдет тебе и твоим спутникам.

— Непременно, королева.

Эмерелль подошла к нему. Теперь она смотрела на него с сочувствием. Ее окружал успокаивающий аромат.

— Всем нам приходится следовать за своей судьбой, куда бы она ни завела нас. Однако мы сами определяем, как пойдем по этой дороге. Верь в слова, которые я открыла тебе в ту ночь. Они справедливы. Что бы ни болтали о тебе, никто не посмеет заявить, что ты предал любовь. А теперь иди. Отряд эльфийской охоты вернулся, вы должны отдохнуть в своих покоях. Сам решай, когда отправляться в путь. На этот раз вы поедете не как отряд охотников, а по поручению королевы.

Нурамон вспомнил о доспехах и оружии, которые давала ему Эмерелль.

— Я хотел бы вернуть доспех, плащ и меч.

— Вижу, доспех из драконьей кожи и плащ сослужили тебе хорошую службу. Оставь их в своей комнате, как того требует обычай. Однако меч пусть будет твоим. Это подарок. — Эмерелль встала на цыпочки и поцеловала эльфа в лоб. — А теперь иди, верь своей королеве.

Нурамон послушался. Прежде чем покинуть зал, он обернулся и еще раз посмотрел на владычицу. Она улыбалась ему по-дружески. Оказавшись за дверью, он никак не мог взять в толк, как королеве удалось повернуть разговор: она приняла его, как любящая мать, осудила, как хладнокровная правительница и отпустила, как добрая подруга.

Фародин прислонился лбом к стене. Узкая полоска света падала сквозь тайный лаз, который вел на балкон перед покоями королевы. Он не должен находиться здесь…

На нем был неприметный серый камзол, узкие облегающие серые брюки, широкий пояс. В обшлагах рукавов таились кинжалы. Он надеялся, что оружие не понадобится. Глубоко внизу, под ногами, в лабиринте потайных ступеней и коридоров, Фародин слышал смех кобольдов. Целое поколение их выросло здесь с того дня, когда был вынесен приговор Нороэлль.

Фародин сжал кулаки в бессильной ярости. Слишком свежа была боль. Как часто королева пользовалась им как тайным палачом, и никогда не сомневался он в ее высоком понимании справедливости. Никогда не помышлял о том, что ее тайные смертные приговоры, вполне возможно, всего лишь каприз. Теперь ее приговор разрушил всю его жизнь, и неважно, что он все еще стоит на ногах и дышит.

Никто не постиг душу Нороэлль так, как постиг ее он. Никто не знал, что когда-то ее звали Айлеен, которая лишилась жизни, сражаясь бок о бок с ним против троллей. На протяжении столетий искал он ее, а теперь, когда наконец нашел, ее снова отняли. На этот раз нечего было и надеяться на новое рождение Айлеен. Если она умрет в месте заточения, то обратного пути не будет. Ее душа навеки останется в узилище.