— Альверих, это первое за долгие годы путешествие, которое уводит карлика из этих гор. Последним, кто вместе с эльфом выполнял задание, был я. Не посрами наш народ и поклянись, что будешь Нурамону таким же товарищем, каким когда-то был я.

— Клянусь! — торжественно произнес Альверих.

Торвис встал рядом с королем.

— Ты знаешь, какой вопрос должен задать оракулу.

— Знаю, мастер. И вернусь с ответом оракула.

Альверих еще раз обернулся и подошел к благородно одетой женщине, чтобы обнять ее. Затем вернулся.

— Вот моя секира, брат по оружию! — он поднял вверх боевой топор и продемонстрировал его Нурамону. У оружия было короткое древко, на концах которого были с одной стороны — лезвие, а с другой — шип в форме птичьего клюва.

— Ты должен скрестить с ним клинки, — прошептал Венгальф.

Нурамон вынул из ножен меч Гаомее. Если до этого мига только шепот и позвякивание металла наполняли чертоги карликов, то вдруг все звуки смолкли, и только ветер доносил далекий шум воды. У Венгальфа и Альвериха глаза расширились, словно они увидели призрака. Торвис был единственным, кто не выказал удивления, а с ухмылкой поглядел на оружие.

— Сияние звезд! — негромко произнес Венгальф.

И эти слова шепотом передали дальше.

Нурамон медленно провел своим клинком вдоль лезвия секиры Альвериха и произнес:

— Брат по оружию!

Не отводя взгляда от меча Гаомее, молодой карлик спрятал секиру.

Нурамон испытывал неуверенность. Все смотрели на меч с таким недоумением, что он несмело вложил его обратно в ножны.

— Догадываешься ли ты, насколько ценен твой меч? — спросил Венгальф.

— Очевидно, я недооценивал его, — ответил эльф королю. — Здесь нет сияния звезд?..

— Нет, оно есть только в Альвенмарке. А уходя, мы взяли с собой очень мало. Сияние звезд само по себе превращает меч в нечто необычайное. Но это оружие, кроме всего прочего, еще и очень древнее. Оно младше твоего прежнего меча, но оно изготовлено карликом. Он был одним из немногих, кто ушел в серебряный свет. Он выковал много мечей, подобных этому. Можно мне взглянуть?

Нурамон снова обнажил меч и протянул его королю. Венгальф принял его и провел пальцами по лезвию.

— Великий Телудем создал это оружие для эльфа, — король указал на имя Гаомее, написанное причудливой вязью. — Этот символ был нанесен позднее, рукой эльфа, — он вернул меч Нурамону. — Таких эльфийских клинков, созданных руками карлика, всего четыре. Говорят, все они были уничтожены в тролльских войнах и в битве с драконами. Не могу даже представить для него лучшего хозяина, чем ты, Нурамон. Он сослужит тебе хорошую службу.

Нурамон преклонил колено перед королем, чтобы глаза их находились на одном уровне. Затем произнес:

— Я благодарю тебя, Торвис, и остальные. Я пришел в эти чертоги с одной этой жизнью, а оставляю их со всеми прошлыми. Я благодарю тебя за все то, что ты дал мне, и за то, что я еще не могу пока вспомнить. Мы еще увидимся, Венгальф. Если не в этой жизни, то в последующей.

— Если бы все эльфы были такими, как ты, Нурамон, мы никогда не покинули бы Альвенмарк, — ответил король. — А теперь вам обоим пора, пока я не поступил вопреки разуму и не пошел с вами.

Нурамон кивнул. Затем поднялся.

— Прощай! До новой встречи! — Он бросил взгляд на Альвериха.

Карлик подошел к нему. Нурамон еще раз окинул взглядом огромный зал, а затем оба спутника выбрались на солнечный свет.

Фародин выпрямился и ударился головой. Вокруг было совершенно темно. Оглушенный, он стал ощупывать стены. Руки болели. Он чувствовал грубую скалу и гальку.

Воспоминания медленно возвращались. От истощения он уснул. Тролли наполнили часть потайных ходов щебнем. В некоторых местах даже были расставлены примитивные ловушки, ямы с кольями и камни на веревках, готовые расплющить неосторожного посетителя.

Должно быть, они посылали сюда рабов из числа кобольдов и людей. То, что помнил Фародин, выглядело иначе. Исчезли длинные туннели, потайные двери были замурованы, лестницы — сломаны.

Голыми руками раскапывал эльф гальку. Иногда продвигался вперед ползком, на животе. Дважды раскапывал наполовину засыпанный туннель, только затем чтобы наткнуться на тяжелый обломок скалы, окончательно перекрывавший ход.

Сколько же он спал? Его мучил голод. В горле пересохло, губы полопались. Может быть, он здесь, внизу, уже целый день, и даже не один? Темнота лишила его какого бы то ни было чувства времени. Только голод и жажда могли служить измерением прошедших часов. Должно быть, с тех пор, как они расстались с Мандредом, прошло уже сто часов. Фародин запустил руку в гальку и отодвинул камни в сторону. Подобно кроту, он продвигался вперед дюйм за дюймом. Что, интересно, случилось с Мандредом? Ему нужно было поиграть в посланника всего несколько часов. А четыре дня — это уже слишком долго!

Щебень с грохотом покатился. Он прорвался! Фародин продвинулся последний отрезок пути по острым камням, затем добрался до коридора, по которому мог идти согнувшись. Осторожно продвигался он вперед. Десять шагов. Двадцать шагов. Ход начал слегка подниматься.

И вдруг стена. Бутовый камень, скрепленный строительным раствором. Фародин лихорадочно водил руками. Справа и слева от него — крепкие стены. Он был окружен камнем с трех сторон! Эльф готов был завыть от ярости. Он снова попал в тупик!

Нурамон и Альверих оставили горы позади и теперь шли по лугам; Фельбион следовал за ними. Карлик оглядывался. Видимо, открытая местность казалась ему безграничной, и было очевидно, что этот мир вселяет в него неуверенность. К тому же Альверих просто не хотел ехать вместе с Фародином на Фельбионе. Несколько дней он бежал рядом с конем, пока совсем не стер ноги. И если бы он не сопротивлялся изо всех сил предложению Нурамона пройти через врата, которые эльф мог открыть на звезде альвов, они давно были бы у цели своего путешествия. Но карлик был упрям в той же степени, что и Мандред.

Альверих опустил взгляд и поглядел на ноги.

— В твоих исцеляющих руках великая сила.

— Однако никогда прежде они не касались ног карлика, — ухмыльнувшись, сказал Нурамон. — По крайней мере, в этой жизни.

— Твои друзья в Альвенмарке наверняка стали бы кривиться и морщиться, узнай они об этом.

— Ты мог бы хотя бы иногда мыться, — сказал Нурамон, вспоминая лечение. Ему стоило огромных усилий заставить себя прикоснуться к ступням побратима.

— Я исправлюсь.

— Не бери в голову. У эльфов руки не пачкаются. Пыль отлетает от моей кожи, вода отскакивает, а брызги грязи стряхиваются легким движением.

— Так тебе вообще не нужно мыться?

— И тем не менее я это делаю.

— Когда? Я не видел.

— Если ты чего-то не видишь, Альверих, это еще не значит, что этого не происходит. Задумываться нужно только в том случае, если то, что ты видишь, происходить не должно. Но скажи мне, Альверих… Когда мы отправлялись в путь, ты подошел к женщине и обнял ее. То была твоя жена?

— Да. Это была Солстана.

— Любовь карлика длится вечно? Вы встречаетесь в следующей жизни?

— Мы встречаемся, но совсем не обязательно полюбим друг друга снова. Возьмем, к примеру, короля. В этой жизни он еще не выбрал себе жену. А королева из его прошлой жизни была уже пожилой, когда Венгальф родился снова. Когда он подрос, он снова взял ее в жены. Но они уже терпеть друг друга не могли. Смерть разделила ее с Венгальфом. Когда-нибудь он возьмет себе другую жену и заведет потомство.

— Значит, ничего вроде вечной любви нет?

— Что ты. Некоторые обещают друг другу лишить себя жизни, если умрет возлюбленная. Тогда она или он следуют за ушедшим. Они могут расти вместе и снова полюбить друг друга. Так поступили мы с моей любимой. В записях моей жизни сказано, что мы с Солстаной были вместе еще в Альвенмарке. Мы любили друг друга, состарились и родили много детей.