Женщина хлестнула его по лицу:

— Ты иметь язык! Ты отвечать мне! Понимать?

— Да, — сказал Боренсон. Он был зол и раздражен. Вдруг ему пришло в голову, что он мог бы бежать. Он больше не был скован. Способствующий снял цепи, чтобы удобнее было делать татуировку. Но желание совершить побег было не настолько сильным, чтобы заставить двигаться ноги.

Если я сбегу, смогу ли я выжить, думал он. И ответ был один: это невозможно. Ему пришлось бы отыскивать свою лошадь, а на это ушло бы много часов. Ему пришлось бы избегать стражников или связывать их — эта задача казалась сейчас чересчур грандиозной. Затем еще много дней пришлось бы находиться в пути. И зачем? Все, что ему было нужно, находилось здесь. Еда, кров, вода. И делать ничего не надо, только лежать, ему все принесут.

Он почувствовал, что ему надо помочиться, и сообщил об этом самым простым способом: просто позволил жидкости вылиться из себя. Моча просочилась через штаны и собралась лужей под ним, согревая его.

Способствующий кашлянул, прочищая горло, и, не скрывая отвращения, что-то приказал женщине-палачу. Она была занята чем-то в другом конце комнаты, а теперь быстро вернулась.

— Нет! — прикрикнула она на Боренсона, — ты не животное. Ты не писать на пол и кровать. Ты вставать писать как человек. Понимать?

Бамбуковая палка приближалась к нему. Боренсон едва успел прикрыть пах рукой, чтоб защититься от удара.

Он услышал, как глубокий голос произнес что-то на инкарранском. И сам Король Криометес вышел из тени.

— Я надеюсь, ты в порядке? — спросил король.

У Боренсона не было желания отвечать.

— Жизнь без воли тяжела, — сказал король. — Не остается никаких надежд и желаний, кроме желаний тела. Никаких настоящих мечтаний. Жизнь станет пустой, бессмысленной для тебя. Но мы научим тебя жить. Мы научим дышать, есть, писать. Ты будешь жить так, как тебе скажут. Ты будешь жить потому, что это проще, чем умереть.

— Скажи «спасибо», — приказала женщина.

Боренсон не отвечал, пока она не ударила его по щеке.

— Спасибо.

Король Криометес улыбнулся и уже собирался уйти, когда Боренсон услышал шарканье подошв по полу комнаты. Криометес повернулся, чтобы увидеть причину шума. Из темноты появилась какая-то тень. Послышался свист лезвия, рассекающего воздух, а затем звон металла, рассекающего кость.

Кровь залила лицо Боренсона, когда Король Криометес начал падать: превосходный инкарранский меч рассек ему шею и грудную клетку.

Способствующий отшатнулся, а женщина с бамбуковой палкой пронзительно закричала и тоже попыталась отскочить назад, но тень резко развернулась, выдергивая лезвие меча из мертвого тела Криометеса. Сияющее лезвие одним ударом снесло голову женщины и вонзилось в горло способствующего, перерезав гортань. Он рухнул на пол у стены, кровь била из раны фонтаном.

Внезапно воля вернулась к Боренсону. Он резко поднялся и сел на кровати.

Перед ним стояла Миррима, закутанная в плащ; капюшон был наброшен на голову, и потому она словно сливалась с темнотой.

— Вставай, — сказала она, — мы должны выбираться отсюда.

Минуту назад Боренсон чувствовал себя пустым, почти всем довольным. Сейчас, похоже, какое-то чувство наполнило эту пустоту — это было чувство ярости.

Криометес лежал на полу и старался подняться, цепляясь рукой за стул. Боренсон знал, что этот человек мертв, что его тело двигается, подчиняясь странному импульсу. Но он с трудом сопротивлялся желанию утолить свою ярость. Он смотрел на умирающего короля словно сквозь красный туман.

Он схватил Криометеса за волосы и резко вздернул его, поднял сжатый кулак и хотел ударить короля между глаз с такой силой, что проломил бы череп.

Но Миррима коснулась одним пальцем поднятой руки Боренсона и прошептала:

— Да будет с тобой мир.

Это было не просто пожелание, это было могущественное заклинание. Мир омыл его, как могучий поток, и ярость утихла.

Что-то подобное он уже однажды чувствовал — в пруду к югу от Баннисфера, когда его поцеловала ундина и освободила его измученный мозг от чувства вины.

Он отпустил старого короля, слегка смущенный собственной яростью и неспособностью контролировать себя.

Миллион вопросов сразу встал перед ним. Где мои сапоги? Где мой боевой молот? Как ты сумела освободиться?

Но он на время отложил поиск ответов и просто смотрел вниз, на свои ноги. Кожа горела там, где была нанесена татуировка. Старый способствующий начал от ступней и двигался вверх, создавая образ древесных корней. Казалось, на Боренсоне надеты пурпурные носки, один из которых покрывал всю ступню до лодыжки. Но на икре была руна, какой он прежде не видел, — символ воли. Для Боренсона она выглядела похожей на голову быка, вписанную в круг. Над ней были волнистые линии, вызвавшие в памяти то ли слово, то ли мысль. Руны часто так действуют на сознание.

Боренсон тревожно огляделся, беспокоясь, что инкарранские воины могут в любой момент ворваться в комнату. Миррима быстро пересекла комнату и вгляделась в темный коридор.

— Где Принц Веразет? — прошептала она.

— Не знаю, — сказал Боренсон. — Я уже давно его не видел.

Она сердито хмыкнула и вернулась к Боренсону.

— Мы должны отсюда выбираться, — сказала она. — Если инкарранцы обнаружат, что мы узнали очертания Руны Воли, нас убьют.

— А ты знаешь, как нам выбраться? — спросил Боренсон. — Это ведь лабиринт.

Миррима застыла. У нее не было идей, как покинуть пределы города, и еще меньше как уйти из страны.

В темноте Боренсон услышал странный звук, словно кто-то прочищал горло. Затем голос с мягким инкарранским акцентом произнес:

— Может быть, я могу помочь.

Боренсон резко повернулся, готовый драться. В темноте у стены сидел человек в темной одежде. Он был так неподвижен, что до сих пор его никто не замечал. Он откинул большой капюшон, и открылась кожа, бледная, как молоко, и глаза, отливавшие в темноте красным — от недостатка пигмента.

Боренсон уже почти бросился на этого человека, но вдруг понял, что это Хроно.

Нет, не просто Хроно, но Хроно Короля Криометеса.

— С чего бы тебе помогать нам? — спросил Боренсон, ведь Хроно с незапамятных времен сохраняли политический нейтралитет. В любом споре они не принимали ничьей стороны.

— Потому что судьба мира висит на волоске, — ответил Хроно. — Уже два дня среди моего народа идет спор о том, стоит ли нам вмешаться. Я принял свое решение, а Совет — свое. Они не будут вмешиваться.

Словно для того чтоб объявить свое решение, он встал и отбросил темную мантию ученого. Это был высокий человек с широкими, крепкими плечами. Под мантией на нем была широкая белая рубашка и инкарранские латы. В ножнах на бедре висел длинный инкарранский кинжал.

— Для каждого, кто называет себя человеком, настало время идти сражаться в Каррис.

— Каррис? — переспросила Миррима.

— Король Земли позвал каждого, кто может носить оружие, прибыть в Каррис и схватиться с опустошителями, — сказал Хроно. — Если мы собираемся сделать это, нам надо успеть до заката солнца. Я могу помочь вам выбраться из Инкарры, но моему народу запрещено появляться в Мистаррии. С того момента как мы пересечем границу, моя жизнь будет в ваших руках.

— Схватка с опустошителями? — снова переспросила Миррима. — Когда я видела его в последний раз, Габорн обратил орду опустошителей в бегство.

— Нет, — сказал инкарранец. — Не та орда — новая. Опустошители движутся к Каррису черным приливом, и на этот раз их гораздо больше.

Боренсон содрогнулся.

— А сам Габорн примет участие в сражении? — спросил он, потому что хотел сообщить Габорну о том, что узнал в Инкарре.

— В последний раз его видели два дня назад входящим в Подземный Мир, где он собирается сразиться с легендой — ужасным магом, управляющим опустошителями, с Великой Истинной Хозяйкой, — сказал инкарранец.

Он подошел ближе к очагу и вытащил какие-то сумки, которые были спрятаны там. Он вынул из них королевский шлем, взял из-за очага длинный инкарранский меч и прикрепил его на перевязь.