Женщины принялись за уборку, они надраили каменные полы и разбросали тростник и мяту, чтобы освежить воздух. Старая дверь наполовину прогнила, поэтому мельник, который в деревне выполнял функции и столяра, и плотника, сделал новую, дубовую, а затем прибил к ней еще несколько досок сверху, чтобы усилить конструкцию так, чтобы даже кавалеристский отряд не смог бы пройти. Жители деревни принесли постельные принадлежности, столы, стулья и вскоре помещение для предстоящей вечеринки начало принимать законченный вид.

После этого люди стали приносить еду, и пиршество обещало быть даже лучше, чем то, которое случается на Хостенфесте. На одном столе разместили тарелки с угрем, выловленным в реке Уай и хорошо прокопченным, пару жареных гусей и сочного поросенка, начиненного яблоками. Соседний стол ломился от разнообразной выпечки — рулетики с лесным орехом, маффины с джемом, ломтики черного ржаного хлеба с диким медом. Третий стол отвели для различных салатов, приготовленных из свежей зелени, собранной с грядки или в лесу; и все это было украшено лепестками роз. Здесь же были фрукты — только что сорванные виноградные грозди, зрелые лесные груши, и овощи — морковь, бобы и сахарная репа. Последний стол предназначался для десертов: каштанового пудинга, пирожных с заварным кремом с мускатным орехом и черничного пирога — все это предполагалось употребить с самым отменным вином, которое кто-либо здесь когда-нибудь пробовал.

Тетушка Констанс позаботилась и о ферринах, поэтому рядом с каждой норкой стояла тарелка с мясными косточками и напитками. Крики с угрозами, доносившиеся из их жилищ целый день, сменились довольным свистом; и потом кто-нибудь из них выныривал из норки, хватал кусочек хлеба или какого-нибудь другого лакомства и тут же пулей возвращался обратно.

Праздник начался примерно за два часа до заката. Все это было необычно. Когда кто-то шутил, все улыбались и искренне хохотали. Несколько мальчишек начали играть на лютне и барабанах, а когда столы опустели, Чимойз вдоволь натанцевалась с Дирборном.

Но за всеми этими улыбками стояла тревога. Что же должно случиться сегодня ночью? Почему Король Земли предупредил всех в Гередоне, велев спрятаться? Неужели надвигалась война? Или же духи из Даннвуда направлялись в их земли?

Ждать оставалось недолго.

Перед закатом с востока подул странный ветер. Один из мальчишек, которые все это время дежурили за дверью, вскарабкался на бочки и крикнул:

— Смотрите!

Все ринулись наружу. На востоке небо заволокло грозовыми зеленовато-синими тучами, какая-то незнакомая, болезненная мгла покрывала все вокруг. С запада на них медленно ползла стена мрака. Поднявшаяся с земли пыль вперемешку с сеном закрыла солнце. Порывы ветра становились все сильнее, словно предупреждая о надвигающейся буре.

Вскоре засверкали молнии, за вспышками послышались раскаты грома, небо словно ругалось на своем языке.

Сердце Чимойз сжалось:

— Я слышала этот звук лишь один раз в жизни — в замке Сильварреста. Он предвещает приближение Темного Победителя!

Лицо сэра Боренсона окатили холодной водой. Он проснулся в практически полной темноте и попытался вытереться, но кандалы, сковавшие руки и ноги, были связаны между собой, и он не мог пошевелиться.

Пленник вдохнул заплесневелый запах инкарранских одеял и специфический аромат инкарранской плоти, последний почему-то напоминал ему о кошках. В помещения пахло рудой, как в подземелье, но он почти ничего не видел. Сэр Боренсон знал, что вокруг него есть люди. Он слышал их дыхание и движение.

Он попытался оттолкнуться ногами, но они оказались прикованы к чему-то вроде деревянной кровати, так же как и его шея.

В абсолютной темноте Боренсон рассмотрел фигуру короля Криометеса с пустым кувшином в руках:

— Что ж, вы проснулись наконец. Очень хорошо.

— Где я? — чуть ли не закричал Боренсон и стал вертеть головой. Однако он смог увидеть лишь едва заметные тлеющие угольки в камине. Свет, исходящий от них, помог ему хоть что-то разглядеть в комнате — несколько подушек на полу, низенькие столики. Рядом в кромешной темноте виднелась панель, сделанная из тяжелых деревянных досок. Прикованная к ней руками и ногами там лежала женщина.

— Миррима?

— Она вас не слышать, — сказал Криометес. — Яд, ей доставаться больше, чем вам. Она еще спать. Мы позволять ей поспать.

— Что вы делаете? — спросил Боренсон. Он вдруг понял, что прошло несколько часов. Комната показалась ему знакомой. Огонь ярко горел в камине, когда они с Мирримой первый раз вошли туда.

— Нужно поговорить с вами, — проговорил Криометес. Старый король подошел и склонился над Боренсоном в темноте. Его бледная кожа была белой, словно облака, и Боренсону отчасти удалось рассмотреть его лицо. Глаза были холодными, как ледышки. Он разглядывал в упор Боренсона, словно какую-нибудь букашку. — Вы очень своенравный человек. Мне нравится.

— Своенравный? — спросил Боренсон.

— Вы весьма своенравно прошли мимо стражи в горах, — подметил Криометес. — Сильная воля. Немногие могут сделать это, разве нет?

Чтобы перейти границу, Боренсону понадобилась вся его решимость. Нельзя описать словами все мучения, которые он пережил, чтобы прорваться сквозь стражу, каждый следующий шаг требовал неимоверных усилий, а в это время стражи наполняли его душу отвращением к себе самому.

— Не думаю, что многие стали бы пытаться.

— О да, — выдохнул, казалось, очень довольный Криометес. — В Инкарре многие получают дары по наследству. Вы знаете об этом? Отец, будучи в преклонном возрасте, передавать свои дары сыну. А дядя — сыновьям брата. Это есть наилучший способ. Лучше всего дары переходят от отца к сыну. Вы знаете об этом?

— Нет, — ответил Боренсон. — Никогда не слышал.

— Ах… — начал Криометес. — Это оттого, что посредники Рофехавана есть очень глупые. Сильно отставать в развитии.

— Поверю вам на слово, — молвил Боренсон.

Криометес улыбнулся, его улыбка казалась очень доброй, но вместе с тем в ней было что-то зловещее.

— Дары только по наследству не есть очень хорошо, — сказал он после паузы. — Так семья слабеть. Моя идея, лучше забирать дары у врага. Да?

Боренсон понимал, к чему он ведет.

— Вы есть мой враг, — произнес Криометес ледяным голосом, и в его тоне сквозил намек на убийство. — Понимаете?

— Я понимаю, — подтвердил Боренсон. — Вы ненавидите мой народ.

— Я покупать вас дар. У вас. Я хотеть дар. Лучший дар есть воля? Понимаете?

На Боренсона нахлынула волна страха. Много раз он слышал о том, что инкарранцы умеют передавать дар воли, но никто из северных народов не видел руну, позволявшую сделать это.

Боренсон представлял себе, чего от него хотят. Однако он не знал, какова же будет цена. Как человек может жить без воли.

— Я не понимаю, — заговорил Боренсон, пытаясь потянуть время. Он размышлял над тем, чтобы позвать на помощь, но помещение, где они находились, было в самом конце длинного коридора.

— Пожалуйста, — ответил Криометес. — Должно понять. Воля. Воля — это хорошо. Воля… она делать все дары сильными. Она делать все более эффективным. Дайте человеку силу, он стать весьма сильным. Дайте человеку силу и волю, он стать очень сильным. Беспощадным! Понятно? Дайте человеку ум, он стать весьма умным. Дайте человеку ум и волю, он стать очень умным. Будет не спать и думать целую ночь. Стать очень коварным. Понятно? Дайте человеку жизнестойкость, он не очень уставать. Дайте жизнестойкость и волю, он не остановить. А теперь, вы продадите мне волю?