— Буду с вами откровенен, Мэгги. Вероятно, мне не следовало говорить вам все это, но я скажу, потому что знаю вас. Если экспертиза подтвердит, что Джимми Спай-ви действительно был застрелен в вашем доме из револьвера тридцать восьмого калибра и при этом следов взлома не обнаружено, дело примет очень дурной оборот для вас.

Мне стало так страшно, что к горлу подступили слезы. Все происходящее показалось дурным сном. Уэдерз молча наблюдал за мной и ждал ответа. Но я не могла вымолвить ни слова.

— Мэгги, давайте сделаем так: расскажите мне, что вы делали сегодня вечером начиная с семи часов.

Он открыл блокнот и взял ручку, приготовившись записывать каждое мое слово.

— Около семи часов я вышла из дома, чтобы ехать на работу. Я потому выхожу так рано, что каждый вечер перед тем, как ехать в клуб, заезжаю в одно место.

— Интересно, куда?

— По правде говоря, я езжу к дому, где сейчас живет моя дочь Шейла. Просто так — посмотреть, дома ли она. Иногда я вижу, что происходит внутри. Эта девица, на которой женился Вернелл, любит, чтобы весь дом сиял огнями, как статуя Свободы.

— Вы просто проехали мимо дома и отправились на работу?

Уэдерз быстро поднял голову и посмотрел мне в глаза. Меня словно током ударило. Я вся съежилась под этим пронзительным взглядом.

— Ну, не совсем так. Я объехала дом вокруг и остановила машину на противоположной стороне улицы. Там, на той стороне, как раз напротив дворца Вернела, растет большое дерево, ветви свисают очень низко, так что под ними машину почти не видно.

Как же мне неприятно было в этом признаваться! Вечерние поездки к дому Вернелла были моим тайным ритуалом, так я как будто присматривала за своей малышкой. Я знала, что это унизительно.

— Сколько времени вы там пробыли? — спросил он.

— Не знаю точно, может, минут двадцать или полчаса. Дома никого не было, поэтому я просто подождала, надеясь, что Шейла вернется.

— Она вернулась? — Нет.

— Вас кто-нибудь видел, пока вы там сидели? — Он снова поднял взгляд, наблюдая за мной.

— Вряд ли. Дом Вернелла стоит в тупике, люди там проходят редко, а машины проезжают еще реже. — Черт возьми, все против меня!

— Что вы делали дальше?

— Поехала на работу, вошла в клуб около восьми и пробыла там до тех пор, пока не появились ваши люди.

— Кто-нибудь может подтвердить, что вы провели в клубе всю ночь?

— Кто-нибудь? Да весь зал! Я все время была на виду, не считая тех минут, когда уходила в туалет. — Мне стало немного легче: когда Джимми застрелили, я была в клубе, значит, с меня снимается подозрение. — Так что, как видите, все ваши вопросы ни к чему. Я была на работе и не могла убить Джимми.

Уэдерз по-прежнему смотрел на меня, в его взгляде мелькнуло разочарование. Он медленно закрыл блокнот, надел на авторучку колпачок и жестом школьного наставника сцепил пальцы поверх блокнота. Потом устало потер лоб.

— Ох, Мэгги! — Он вздохнул. — Боюсь, не все так просто. Судмедэксперт определил, что смерть наступила между шестью и восемью часами вечера, так что это не снимает с вас подозрения.

В моей груди снова забухал молот, я почувствовала себя зверем, загнанным в клетку.

— После вскрытия мы сможем установить время смерти более точно, нужно и еще кое-что уточнить, но пока я не могу сбросить вас со счетов как подозреваемую. Вам бы очень помогло, если бы вы знали, где ваш револьвер.

— Но я не знаю! — воскликнула я чуть не плача.

В это время дверь открылась, в комнату заглянул молодой полицейский и сделал знак Уэдерзу.

— Прошу прощения, Мэгги. — Уэдерз встал. — Я сейчас вернусь.

Он подошел к двери и остановился на пороге спиной ко мне, слушая рапорт коллеги. Я не слышала, о чем они говорят. Мне по-прежнему не верилось, что все это происходит со мной. С какой стати полиция вообще решила, что я могу быть причастна к смерти Джимми?

Офицер ушел, детектив Уэдерз вернулся в комнату, и я с первого взгляда поняла, что его отношение ко мне изменилось. Я видела это уже по его походке, когда он прошел к столу, по тому, как напряглась его спина, выпрямились плечи. Его движения стали скупыми, экономными. Вместо того чтобы сесть, он положил руки на край стола совсем близко от меня и наклонился ко мне, буквально навис надо мной всего в нескольких дюймах от моей головы.

— Мэгги, вы не хотите начать все сначала? — Он наклонился еще чуть ниже и заглянул мне в глаза.

— Честно говоря, не имею ни малейшего желания, — сказала я. — Нам нужно искать убийцу брата моего бывшего мужа, а не тратить время, перемалывая одно и то же. Мне больше нечего добавить к сказанному.

— А вот тут я с вами не согласен. — Его тон стал почти враждебным. — По-моему, как раз есть.

— Нет, я рассказала все.

Во мне потихоньку начинал вскипать темперамент миссис Маккрейри, то есть моей мамы. Этот тип посмел обвинить меня во лжи!

— Послушайте, мисс Рид, я могу арестовать вас прямо сейчас. Я просто обязан зачитать вам ваши права. Вы имеете право не отвечать на вопросы… — Он начал бубнить скороговоркой на одной ноте. — …Все, что вы скажете, может быть использовано против вас… Вы понимаете свои права?

— Да, но мне непонятно, что вы пытаетесь со мной сделать. Я ни в чем не повинная, законопослушная гражданка и не сделала ничего плохого.

На скулах детектива Уэдерза заиграли желваки, лицо покраснело под загаром, казалось, он с большим трудом держит себя в руках.

— Может, вы мне объясните, — вкрадчиво начал он, — как к вам попала кредитная карточка вашего деверя?

— Никак, у меня ее нет и никогда не было, — сказала я, не понимая, к чему он клонит.

— Его карточку нашли в вашей машине, на полу перед пассажирским сиденьем. Как она туда попала?

— Что вы делали в моей машине? — возмутилась я.

— Производили обыск. Вы сами подписались под ордером на обыск, — добавил он самодовольно.

— Мне нужен адвокат, — тихо сказала я. Уэдерз выпрямился.

— Мэгги, не стоит. Подумайте хорошенько. Если вы впутаете в это дело адвоката, я уже не смогу вам помочь. Ваши возможности будут ограничены.

И тут мое терпение все-таки лопнуло, во мне как будто что-то вспыхнуло, жар поднимался к горлу, глаза защипало. «Хватит меня запугивать и давить на меня, пора наконец внести какую-то ясность в то, что происходит!» К сожалению, я всегда отличалась вспыльчивостью, самообладание у меня было не намного лучше, чем у охотничьей собаки, преследующей добычу.

— Вот что, детектив, я всю жизнь позволяла мужчинам топтать меня ногами, как прошлогоднюю листву, но три года назад эти времена кончились, и вам не удастся их вернуть. Если я говорю, что ничего не знаю о смерти Джимми, значит, так оно и есть. Если я говорю, что мне нужен адвокат, то я не шучу. Не знаю, может, со всякими негодяями и преступниками ваша тактика запугивания и срабатывает, но со мной, приятель, у вас ничего не выйдет, меня не проведешь. Я же не вчера родилась, я знаю свои права и знаю, что мне нужно, — мне нужен адвокат.

Уэдерз не произнес ни слова, но вскочил со стула так молниеносно, что я вздрогнула, думая, уж не собирается ли он на меня наброситься. Однако детектив пулей вылетел из комнаты, громко хлопнув дверью. Резиновый цыпленок, подвешенный на веревочке у притолоки, остался болтаться в комнате.

Наверное, я просидела на жестком стуле с металлической спинкой не меньше часа, одна, если не считать резинового цыпленка. На столе остывал кофе. Я старалась сохранять хотя бы видимость спокойствия: если в реальности все происходит так, как показывают по телевизору, то где-нибудь рядом находится объектив скрытой камеры. В конце концов вернулся Уэдерз. Он принес телефон, с грохотом швырнул его на металлический стол, подключил к розетке и подтолкнул ко мне.

— Звоните своему адвокату, мисс Рид, — сказал он.

С бьющимся сердцем я взяла трубку. Кому я могла бы позвонить? Определенно не адвокату, которая представляла мои интересы при разводе: она не занимается уголовными делами. И не Вернеллу. И не Шейле. И не Бонни в «Кудряшку Кью», у нее и без меня хватает забот с шестью детьми и нашим салоном. Короче говоря, получалось, что звонить некому.