Первые дебаты об ирландском голоде продемонстрировали силу мифа в истории. Что же можно сказать об этом в XXI веке? Во-первых, «теория геноцида» не выдерживает критики. Прискорбное отношение британского правительства к Ирландии не было проявлением целенаправленного геноцида, как пытались убедить всех и вся националисты из «Молодой Ирландии». Во-вторых, последние исследования историков-экономистов доказали, что факторы, имевшие место до голода, оказали значительное влияние на бедствие, и его последствия оказались катастрофическими для беднейших слоев населения. Наконец, голод, несомненно, дал импульс развитию ирландского национализма в духе Тоуна, Эммета и Дэвиса.

Когда Гладстон торжественно пообещал «умиротворить Ирландию», ситуация на острове была неспокойной и нестабильной. Катастрофическое положение, вызванное картофельным голодом, и чувство горечи, не оставлявшее людей, породили в 1858 году движение фениев (от древнеирландского fianna — легендарной военной дружины древних ирландцев). Фении поставили себе задачу навсегда разорвать связь с Англией. Возглавил движение Джеймс Стефенс. В 1867 году несколько восстаний фениев провалились, лидеров арестовали, троих казнили в Манчестере за нападение на полицейский фургон, в котором был убит охранник. Последующие британские правительства игнорировали суть ирландской проблемы — землевладение, ибо дело было в нем, а не в отчаянном республиканстве фениев. Вопрос землевладения затрагивал большинство ирландцев. К чести Гладстона, он приступил к решению этой проблемы сразу после формирования своего первого правительства в 1868 году. Похоже, он вселил в ирландцев надежду, признав несправедливый характер колонизации. Он, в частности, заявил, что «старые ирландские идеи искоренялись исключительно грубой силой — актами, изложенными в своде законов, но не доходили до душ ирландцев».

Заявления подобного рода из уст британского премьер-министра вдохновили ирландских националистов, таких как бывший фений Майкл Дэвитт (1846-1906), который обвинил «диктатуру лендлордов, установленную в этой стране Англией несколько веков назад» (намек на англо-ирландский класс, часто называемый «западными британцами», многие из которых предпочитали жить в Англии). Различие заключалось в том, что Дэвитт хотел положить конец английскому правлению в Ирландии, а Гладстон, напротив, хотел его сохранить.

Еще более ненормальным, как полностью признал Гладстон, было положение ирландской церкви. Будучи эквивалентом англиканской по другую сторону Ирландского моря, она пользовалась всеми привилегиями последней, но не получала никакой поддержки. До 1829 года католические ирландцы вынуждены были слушать мессу на улице, в то время как священнослужители епископальной церкви проповедовали в пустых храмах.

В 1868 году Гладстон объявил, что церковь Ирландии «должна прекратить свое существование» как государственное образование, но его удивила реакция на это заявление. Разгневанные ирландские клирики выступили против «святотатственного нападения» либерального лидера, хотя отменить его были не в силах. В 1869 году палата общин аннулировала 5 статью Акта об унии 1800 года. Это разорвало связь ирландской протестантской церкви с церковью Англии и поставило ее в то же положение, что и католическую церковь Ирландии. Как писал Гладстон лорду Гранвилю, это положило конец «скорбному спекулятивному вопросу».

Отделение церкви от государства доставило ирландцам некоторые неприятности, но земельный акт должен был принести «умиротворение», о котором в 1868 году говорил Глад-стон. Акт решал скромную задачу: фермеров защищали от выселения, однако не гарантировали землепользования, и ничего не было сделано для назначения справедливой ренты (этого решения оставалось ждать до 1881 года). В результате, как пишет один историк, «после 1875 года фермеры-арендаторы долгие годы испытывали давление, и на понижение арендной платы никто не шел». Если Гладстон надеялся подобными мерами решить «ирландский вопрос», то результат его разочаровал.

Похоже, виной всему было невежество англичан относительно Ирландии, поскольку даже самый заинтересованный в «ирландском вопросе» правитель, Гладстон, оказался весьма наивным. Страну он посетил только раз (в 1877 году, когда был в оппозиции) и в память о своем визите посадил в Эннискерри дерево. Хотя либеральные лидеры вроде Гладстона и Джона Брайта верили, что просвещенная политика может смягчить ирландские беды, другие были не столь снисходительны. Королева Виктория утверждала, что «эти ирландцы ужасные, отвратительные люди, не похожие на любой другой цивилизованный народ». Ее любимый премьер-министр Бенджамин Дизраэли, напротив, выражал недоумение, когда слышал, что английские государственные деятели не могут понять природу ирландских проблем: «Мне бы хотелось, чтобы какой-нибудь публичный человек объяснил, что такое "ирландский вопрос"... В один день это папа, в другой — картофель...»

Правительственные комиссии были столь же пренебрежительно надменными и враждебными в своих заключениях, как и королева. В «Докладе о положении ирландских бедняков в Британии» (1836) говорилось:

Тем не менее Э. Томпсон отмечал, что ирландцев не назовешь «глупцами или дикарями», просто у них, «по сравнению с английскими ремесленниками, другая система ценностей». Они казались другими как в английском обществе, так и у себя, в беспокойной заморской стране. Журнал «Панч» был заполнен карикатурами, изображавшими злобных, вооруженных до зубов бандитов, готовых в любой момент нарушить покой империи Джона Буля. Они были безрассудными, ленивыми, преступными и — самое ужасное в глазах англичан — католиками. Мэтью Арнольд (1822-1888) мог только надеяться, что английская «добрая натура» в конце концов окончательно победит проблему, которая называется «ирландской натурой».

Презрение и раздражение с одной стороны встречали ненависть с противоположной. «Юнайтед айришмен» напоминал своим читателям, что «сакс — имя дьявола», а лидер националистов Уильям Редмонд заявил на собрании в Фермойе, что, на его взгляд, «нет ни одного человека — от Парнелла до него самого, — кто не ненавидел бы правительство Англии всем сердцем». Семьсот лет несправедливости и давления придали ирландскому вопросу моральный оттенок, но это не разрешило экономических и политических проблем. Несчастьем Ирландии, как отметил Патрик О'Фаррелл, было то, что отношение к ней Англии выразилось в «некомпетентности и безответственности английских политиков». Были и достойные исключения, такие как Гладстон и Джон Морли, но в целом вердикт справедлив.

Жесткая тактика фениев в 1860-х годах не достигла своей цели, а попытки Гладстона сдержать ирландцев удались в первый срок его нахождения у власти (1868-1874). Тем не менее начало 1870-х ознаменовалось важным событием — появлением ирландской национальной партии, которая называлась Лигой гомруля (самоуправления). Партия намеревалась достичь своей цели конституционными средствами, возглавлял ее Айзек Батт (1813-1879). В 1867 году он защищал узников-фениев, в результате чего оказался противником акта об унии Великобритании и Ирландии. Он хотел «восстановления отечественного законодательства, без которого в Ирландии никогда не будет настоящего процветания и мира», и в 1872 году помог основать Ассоциацию местного управления (в ноябре 1873 года ее преобразовали в Лигу гомруля). Такие действия в националистических кругах были встречены с подозрением, и газета «Дублин ивнинг пост» назвала лигу «подлым притворством». В контексте ирландской проблемы лига, однако, представляла движение вперед, а Гладстон мало что мог предложить. Ирландские епископы отвергли его план создания в Ирландии университета, а королеву Викторию возмутило предложение Гладстона сделать принца Уэльского постоянным наместником в Дублине. Каким бы ужасным ни был «Берти», в Ирландию она его не сослала. В июне 1871 года на аудиенции королева сказала Гладстону, что Шотландия и Англия заслуживают большего королевского присутствия.