Карло Чиприани находился в своей клинике. Он присутствовал на операции, которую делал одному из его друзей сын Карло Антонино. Операция была сложной – пациенту удаляли почку. Мария, секретарша Карло, заверила Гауссера, что как только доктор Чиприани вернется из операционной, сразу же ему позвонит.

Затем Гауссер набрал номер мобильного телефона, с которым Бруно Мюллер не расставался вот уже несколько дней.

– Бруно…

– Ганс… Как твои дела?

– Хорошо, дружище, хорошо. У меня новости: я получил информацию, что заказ будет выполнен на этой неделе.

– Неужели это наконец произойдет?

– Так мне сказали, и, надеюсь, они сдержат слово.

– Мы прождали так много лет, что, думаю, сможем подождать еще одну неделю…

– Да, но, по правде говоря, я теперь стал более нетерпеливым, чем раньше. Дай бог, чтобы все поскорее закончилось и мы смогли бы вернуться к нормальной жизни.

Бруно несколько секунд молчал. У него на душе было так же тяжело, как и на душе у его друга. Они оба испытывали одно и то же нестерпимое желание: узнать о том, что Танненберг мертв. Как уже не раз говорил Ганс, когда они об этом узнают, у них начнется уже совершенно другая жизнь – совсем не такая, какой она была все эти годы.

– А ты уже разговаривал с Карло и Мерседес?

– Карло сейчас в операционной вместе со своим сыном Антонино. Мерседес я еще только собираюсь позвонить. Меня всегда пугает ее импульсивность.

– Когда будешь говорить с Карло, не спрашивай о его младшем сыне. От него по-прежнему нет никаких вестей, и Карло в отчаянии.

– Что, до сих пор неизвестно, куда девался его сын?

– Нет. Я на днях разговаривал с Карло. Он мне сказал, что его младшенький ему и писем не пишет, и по телефону не звонит, а домочадцы, хотя и заверяют Карло, что с его сыном все в порядке, все же не говорят, куда он подевался. Единственное, что про него известно – так это что у него глубокий душевный кризис. Карло чувствует себя виноватым, хотя он мне не сказал, почему, однако он твердит, что во всем виноват именно он.

– А его друг, директор агентства «Розыск и охрана», ему ничем не может помочь?

– Дело в том, что младший сын просил передать отцу, что если тот станет его искать, то он порвет с ним навсегда.

– Дети приносят нам много радости, но и горя тоже.

– Да, это верно, однако мы без них – ничто.

– Я тоже так считаю, друг мой. Ну ладно, сейчас я позвоню Мерседес. Если у меня появятся новости, я тебе немедленно сообщу.

Мерседес Барреда заканчивала делать макияж: сегодня вечером она собиралась пойти в театр «Лисео». Ее пригласили в ложу советника одного из банков, который предоставлял ее компании открытую кредитную линию, а потому она не смогла отказаться от этого приглашения.

Хотя Мерседес очень нравилась классическая музыка, она терпеть не могла оперу. Но больше всего ей не нравились светские мероприятия, на которые – под предлогом интереса к произведениям искусства – ходят лишь для того, чтобы «на людей посмотреть и себя показать».

Ее очень раздражало, что сегодня и ей предстоит участвовать в подобном мероприятии, поэтому она находилось в отвратительнейшем настроении.

Услышав звонок мобильного телефона, Мерседес поначалу решила на него не реагировать. И вдруг она вздрогнула: до нее дошло, что звонит не ее личный мобильник, а тот мобильный телефон, который она купила несколько дней назад, чтобы с ней мог связаться Ганс Гауссер. Она еще тогда сообщила Гансу номер этого телефона по Интернету.

– Да, – взволнованно сказала Мерседес, нажав на кнопку приема звонка.

– Я уже подумал, что тебя нет на месте.

– Я просто решила, что звонит не этот мобильник. Ну, как наши дела?

– Похоже, что это произойдет не позднее чем через неделю.

– А какие гарантии?

– Меня заверили, что все будет в порядке. Единственное, что нам остается, – так это ждать.

– Мне уже надоело ждать.

– Да ладно, осталась всего лишь неделя. Раз уже дело идет к завершению, давай не будем дергаться.

– Ты прав. Когда ты мне позвонишь?

– Как только меня поставят в известность.

– Пожалуйста, свяжись со мной сразу же.

– Ты прекрасно знаешь, что я так и сделаю. Ты будешь первая, кому я позвоню.

– Спасибо.

– Береги себя.

– Ты тоже.

Гауссер вышел из телефонной будки и долго шагал под дождем, пока, насквозь промокнув, наконец не решил вернуться домой на такси. Он так продрог, что начал кашлять. Он подумал о том, что его дочь наверняка отругает его за то, что он умудрился подхватить насморк.

Роберт Браун открыл дверь своего дома. Пол Дукаис только что несколько раз надавил на кнопку звонка с явным нетерпением, что отнюдь не являлось отличительной чертой характера президента агентства «Плэнит Сикьюрити».

– Мы уже все собрались? – спросил Дукаис Брауна.

– Да. Ральф Бэрри только что приехал, а я уже позвонил своему «покровителю». Поеду на встречу с ним, как только ты мнерасскажешь, что у тебя за срочные новости.

Дукаис прошел в гостиную Брауна и невольно восхитился скромной, но изысканной обстановкой этого помещения, свидетельствовавшей о хорошем вкусе президента фонда «Древний мир». Ральф Бэрри уже сидел в гостиной со стаканом виски в руке. Присутствие Бэрри не удивило Дукаиса – этот человек тоже участвовал в общем бизнесе, являясь одним из руководителей фонда «Древний мир».

Рамон Гонсалес, слуга Брауна, спросил у Дукаиса, что тот будет пить.

– Двойной виски со льдом, но без содовой.

Взяв в руку стакан и дождавшись, когда Рамон выйдет из гостиной, Дукаис посмотрел на Брауна и Бэрри, представляя себе, как они перепугаются, когда он сообщит им об убийстве Ясира.

– Альфред Танненберг приказал убить Ясира. Но он не удовлетворился тем, что его лишили жизни, – он приказал отрубить ему кисти и ступни и вырвать глаза. Все это он велел положить в ящик, запаковать и отослать нам в подарок. Этот ящик только что принесли сюда, поэтому я вам и позвонил. Еще у меня есть письмо от Танненберга твоему «покровителю» и его компаньонам. Кроме того, мне удалось переговорить с одним из моих людей в Каире, который, в свою очередь, пообщался с Ахмедом. Он мне, кстати, сказал, что убийство Ясира произвело на Ахмеда такое сильное впечатление, что тот, похоже, едва не двинулся рассудком.

Дукаис решил, что его собеседникам не помешает увидеть отрезанные части тела Ясира, и, открыв металлический ящик, достал из него еще один ящик. Сняв с этого ящика крышку, Дукаис показал Брауну и Бэрри месиво из плоти, костей и запекшейся крови, а также уже начавшие разлагаться вырванные глаза.

Президент фонда «Древний мир» поднялся на ноги – бледный, с перекошенным лицом, открытым ртом и вытаращенными от ужаса глазами. Ральф Бэрри тоже был шокирован увиденным. Они оба молчали, будучи не в силах произнести ни слова. И вдруг Бэрри ощутил приступ тошноты и стремительно выбежал из комнаты. Убери это! – истерически крикнул Браун.

Дукаис закрыл крышку, положил один ящик в другой, закрыл металлический ящик на ключ, положил ключ в карман и пристально посмотрел на Брауна. У того, как показалось Дукаису, при виде отрезанных частей тела Ясира на лице появилось туповатое выражение.

– Боже мой, какой ужас! Танненберг – сущий дьявол!

Дукаис ничего не ответил, а лишь подумал, что Браун на самом Деле ничем не лучше ни его, ни даже Танненберга: он, так же как и они, занимался бизнесом, связанным с грабежами и убийствами, только старался держаться подальше от самой грязной работы. Главное, что отличало его от тех людей, которые работали на него в качестве наемных убийц, – так это то, что, пока эти люди рисковали жизнью, Браун попивал виски, дожидаясь, когда они выполнят его заказ.

В гостиную вернулся Бэрри. Его лицо раскраснелось от рвотных потуг.

– Ну ты и сукин сын! – буркнул он Дукаису.

– А мне тоже не понравилось на это смотреть, – сказал Дукаис, показывая на металлический ящик, который он поставил на столик возле дивана. – Однако такова уж наша участь, и я не собираюсь за всех отдуваться. Вы тоже участвуете в этом бизнесе, и потому у меня нет оснований оберегать вас от неприятных нюансов.