Я пошла на кухню, сварила кофе, вернулась за стол и стала спокойно наблюдать развертывавшийся спектакль. Размеры лихорадочной деятельности были поразительны: с каждой секундой прибывали все новые люди — кое-кто был в одноразовых белых бумажных комбинезонах (я знала, что они одноразовые и бумажные из телевизионных детективов), и все тащили какие-то сложные приборы. При этом каждый держал в руке сотовый и с кем-то дискутировал.

— Простите.

Передо мной возник самый старший детектив.

— Я старший инспектор Кертис. А вы?

Он выжидающе уставился на меня, держа наготове ручку.

— Кэтлин Кесуик. Старший помощник, — пояснила я, стараясь припомнить, где могла его видеть. Он казался таким знакомым.

— Не знаете, где…

— Позвольте помочь: я не воскресший Джон Тау и не инспектор Морс, хотя похож на него. Не знаю, кого вы предпочитаете, но лично я — поклонник Колина Декстера.

— Я нахожу его потрясающим.

— Я тоже. Но вернемся к делу. Это вы обнаружили труп?

— Я.

— Знаете, кто это такая?

— Да. Тина Ромеро. Жена мистера Брейса.

— Тина Ромеро, актриса?

— Совершенно верно.

— А мистер Брейс?

— Владелец «Баллантайн и Кº»

— Не подскажете, где найти мистера Брейса?

— Он живет в отеле «Дьюкс». Сент-Джеймс-плейс. — Я подняла трубку. — Сейчас позвоню и объясню, в чем дело.

Но детектив отнял у меня трубку.

— Нет, спасибо, миссис Кесуик…

Честно говоря, он был очень привлекателен: не в стиле кинозвезды или кумира публики. То есть при виде его на мостовой не возникнет пробка. Не то что Оуэн. Нет, дело скорее всего было в его манере держаться. Он казался безмятежным и задумчивым, а взял у меня трубку хоть и мягко, но властно. Лицо было обветренным, на щеке белел старый шрам. Волосы серебрились сединой, а в небесно-синих грустных глазах светилась мудрость. Мне вдруг пришло в голову, как ужасно всю жизнь расследовать убийства, зарабатывать на хлеб, имея дело с дикими гнусностями и кошмарами. Выражение его лица было таким покаянным, что я ощутила потребность утешить его.

— …это совершенно ни к чему, — Он положил трубку на рычаг. — Мы сами об этом позаботимся.

Взяв сотовый, он быстро назвал имя и адрес Оуэна.

— Когда вы нашли ее?

Детектив снова обернулся ко мне, и я поняла, что он находит меня столь же интересной и привлекательной, как и я его. «Кик Кесуик! О чем это ты толкуешь? Кажется, ты превращаешься во что-то вроде помешанной на сексе нимфоманки. Ну разумеется, он находит тебя интересной: ты одна из подозреваемых. И он обязан пристально изучать людей. Это его работа. И не настолько он привлекательный. Довольно-таки помятый. И кажется, постоянно ждет, пока ты проговоришься».

— Простите?

— Время. В какое время вы ее нашли?

— Чуть позже половины восьмого. Я включила свет и увидела ее.

— Кто еще был в здании?

— Роджер. Наш охранник. И девушка на рентген-контроле, но она вряд ли что-то знает: глупа как пробка. Да, и еще первая смена охранников в караульном помещении. Но не думаю, что кто-то сюда заходил. Я была первой. Минуты две спустя появился Олкотт.

— Олкотт?

— Швейцар. Потом пришел мистер Тейлор.

— Кто такой мистер Тейлор?

— Президент и главный аукционист. Это его кабинет. — Я показала на закрытую дверь. — Но у него важный телефонный разговор, и я буду крайне благодарна, если не станете прерывать его без лишней необходимости.

— Понятно. Вы не заметали ничего необычного, когда пришли сюда?

— Ничего. Все было в полном порядке.

Звякнуло переговорное устройство.

— Минутку, пожалуйста. Да?

— Что там за скандал? — недовольно спросил Бертрам. — Неужели не понимаете, насколько важны эти переговоры?

— Простите, мистер Тейлор, но мисс Ромеро мертва. Это полиция.

— Попросите вести себя потише. Я не могу сосредоточиться. И где мой чай?

— Сейчас, сэр. Я им скажу. Прошу прощения.

Я повесила трубку.

— Это мистер Тейлор. Извините, пожалуйста, еще две секунды.

Я сделала знак Олкотту, занявшему свой обычный пост на лестничной площадке и готовому броситься выполнять любое мое распоряжение.

— Чай мистеру Тейлору, Олкотт, пожалуйста.

— Дверь кабинета была открыта или закрыта? — продолжал старший инспектор Кертис.

— Заперта.

— Это обычная процедура?

— Да. Я всегда ухожу последняя и запираю ее сама.

— А как насчет уборщиц?

— Они начинают в половине шестого и всегда убирают кабинет мистера Брейса в первую очередь, чтобы я смогла все проверить перед уходом.

— И уходите вы…

— Обычно около шести. В пятницу было то же самое. Я отправилась на рынок.

Он поднял на меня глаза, немного помедлил и снова уставился в блокнот.

— Понятно.

Зачем я сказала это? Не все ли равно, куда я пошла?

Он кивнул, сбросил пальто, под которым обнаружилось слегка округлившееся, уже немолодое, но приятное на вид тело. Карманы спортивного пиджака оттопыривались, на галстуке темнели жирные пятна, серые фланелевые слаксы казались мешковатыми. Зато туфли начищены до блеска. Капли дождевой воды собрались на ботинках кордовской кожи.

— Скажите, миссис Кесуик, а для меня у вас не найдется чаю? Или кофе?

— Есть и то и другое. Что предпочитаете?

Я открыла шкаф и повесила его пальто.

— Кофе. Черный. Два кусочка сахара.

— Сейчас будет. И не миссис, а мисс.

Он проследовал за мной на кухню.

— Как по-вашему, сколько пролежала здесь мисс Ромеро?

— Без медэксперта сказать трудно, но думаю, не меньше двух дней.

Я снова подавилась.

— Фу!

— Хорошо сказано.

В его глазах мелькнули смешливые искорки, и мы оба застенчиво улыбнулись.

Минут через пятнадцать появился Оуэн и сразу стал командовать. Судя по румянцу и пружинистой походке, он, несмотря на дождь, успел сделать утреннюю пробежку. Каждое утро он делал семь миль в Гайд-парке, пробегая вокруг всего Серпентайна.

Кстати, я уже упоминала, что пыталась больше ходить пешком? Ничего особенного, но после смерти Бенджамина я решила вести здоровую жизнь. Очень люблю гулять, особенно во Франции. Поэтому дала себе слово каждый день проходить пять миль, будь то дождь или солнце. Это должно войти в привычку. Пора заняться собой.

С тех пор каждые два-три дня я одолевала милю-другую. И называла это прогрессом. Неплохое начало.

— Вы нашли ее, Кик? — глухо спросил Оуэн с ничего не выражающим лицом.

Я кивнула:

— Около половины восьмого.

— Прошу сюда, мистер Брейс, — вмешался старший инспектор, показывая Оуэну на его же собственный кабинет. — Вам придется произвести официальное опознание.

Они вернулись через несколько секунд. Лицо Оуэна приобрело такой же серовато-белый цвет, как у Тины.

— Не мог бы я задать вам несколько вопросов где-нибудь в местечке потише? — спросил старший инспектор. — Ничего необычного. Всего лишь рутина.

Оуэн растерянно глянул на меня.

— Зал заседаний совета директоров, сэр, — подсказала я.

— Верно.

С каждой минутой он выглядел все хуже, словно усыхая на глазах.

— Пойдемте со мной, Кик.

— Вы, наверное, предпочли бы говорить с глазу на глаз, — заметил инспектор.

Оуэн покачал головой:

— У меня нет секретов от мисс Кесуик.

Точно, нет. Кроме шестисот восьмидесяти миллионов долга, если судить По пятничному отчету.

Мы отправились в зал заседаний совета директоров. Я включила свет, и Олкотт принес кофе, чай и теплые, липкие ореховые пышки. Оуэн оставил оригинал портрета отца-основателя, красноносого, жирного, увенчанного париком сэра Баллантайна, висеть в конце стола, над своим креслом. Думаю, пройдет еще немного времени, и Оуэн станет выдавать его за собственного предка.

— Когда вы в последний раз видели жену, мистер Брейс?

— Утром в пятницу, когда она пришла в офис. Перед этим ей вручили документы на развод.