— Мистер Миллер, — перебила Кэрол, — я понимаю.

Он медленно повернул голову и посмотрел на нее:

— Нет, — сказал он с тихой свирепостью. — Вам кажется, что вы понимаете. Но вы не можете, пока не увидите.

— Я видела фотографии.

— Фотографии, — зарычал он, его голос эхом отозвался во дворе. Дети прекратили играть и посмотрели на них, и Миллер понизил голос.

— Я был там, Кэрол, мне разрешили… И я не увидел ничего, кроме скелета расчлененного тела, кости которого были обглоданы животными. По остаткам одежды и по тому, как возле ее останков лежали предметы, такие, как отвертка и огромная резиновая штука — искусственный фаллос, если вам известно, что это такое, — по этим признакам было ясно, что мою дочь пытали и изувечили на сексуальной почве.

Он ближе придвинулся к Кэрол, его глаза горели.

— И то же самое, — сказал он шепотом, — он сделал с другими жертвами.

Кэрол онемела. То что она услышала, показалось ей особенно ужасным, потому что рядом играли дети.

Миллер глубоко вздохнул и продолжил:

— Когда в полиции мне сказали, что Сьюзан была одной из многих жертв одного и того же убийцы — к тому времени их было около двадцати, — я знал, что мне делать. Вернувшись домой в тот день, я решил передать свое дело компаньонам. У меня было достаточно денег, чтобы прожить пять — шесть лет. Я был уверен, что мне хватит этого времени. Прошло уже более половины.

Миллер смотрел туда, где играли дети, и Кэрол изучала его лицо — суровое лицо человека, решившегося на борьбу с неизвестным злом, в странной шляпе, такие в прошлом веке носили дипломаты.

— Скажите, мистер Миллер… — начала она.

— Пол, — сказал он, когда их глаза встретились. Это предложение дружбы — или иллюзии дружбы — покоробило Кэрол, и она сделала вид, что не обратила на него внимания. — Почему, — продолжала она, — в вашем списке есть Томми?

Он, не колеблясь, ответил:

— Большинство причин зависело от обстоятельств. Все жертвы были найдены на территории, объединяющей четыре штата: Нью-Йорк, Коннектикут, Нью-Джерси и Пенсильванию. Чтобы совершить эти убийства, не возбуждая подозрений, убийца должен жить не более чем в нескольких часах езды от места преступления. Так, чтобы он мог каждую ночь спать в собственной постели — или иметь достаточные причины, скажем, командировки, оправдывающие его отсутствие дома. Понимаете?

Кэрол кивнула. То, что сказал Миллер, безусловно, относилось к Томми… так же как и к миллиону других людей.

— Есть еще одна общая черта в некоторых из этих преступлений, когда жертвами становились медсестры или врачи, или женщины, которые приходили в больницы: они всегда исчезали на больничных автостоянках. А профессия вашего брата включает продажу специального оборудования для больниц… и у него была причина там присутствовать.

— Но все это происходило в определенное время в определенных местах, — заметила Кэрол. — Томми мог бы убедить вас, что был где-то еще. У него наверняка есть записи деловых поездок.

— Да, у него есть записи, — согласился Миллер, — и я принимаю это во внимание. Но вы должны понять, Кэрол, что преступник захочет их сфальсифицировать. То, что показал мне ваш брат…

— Так он показал вам свои записи?

— Некоторые, — признался Миллер. — Но там не было доказательств того, что они аккуратно ведутся.

— Хорошо, Пол, что еще?

Имя вырвалось у нее случайно, что ее очень рассердило. Не было никакой надежды иметь с ним дело, если он отметал разумные возражения ради своих предубеждений.

— Описание внешности, — быстро сказал он. — Были свидетели, которые до исчезновения видели жертв, разговаривающих с мужчиной. Описание таково: светлый шатен, стройный, высокий, привлекательный, — все это подходит к описанию внешности Тома.

— Господи, и вы называете это уликой?! — выпалила Кэрол.

— Ни в коем случае. Это только подтверждение более значимой информации. И есть еще один факт, самый весомый, именно то, что включает его в список из пятидесяти одного человека, все еще подозреваемых в убийстве.

Пятьдесят один. Кэрол отметила, что список сокращается.

— Вы имеете в виду, что Томми знал Энни Дональдсон?

— Нет. Это как раз то, что говорит в его пользу. Потому что такие убийцы избегают каких-либо связей со своей жертвой. Так проще остаться незапятнанным.

— И он остается невинным, — резко сказала Кэрол. — Тогда что же может заставить его почувствовать себя виновным?

— Случай, который произошел в Роуатаун, Коннектикут, где нашелся свидетель — женщина, которая видела, как жертва садилась в машину с мужчиной. Когда женщину опросили, она вспомнила несколько деталей: машина была бледно-голубого или серого цвета, компактный «седан» японского производства, и, более того, она вспомнила свое впечатление от номера машины.

— Впечатление, — с сомнением повторила Кэрол. — Странное слово, что-что, а уж это описание должно быть точным.

— Она сказала, что на номере была комбинация из трех цифр и трех букв, и, что наиболее важно, две из трех цифр были восьмерки. Это значительно сужает круг поиска. Полицейское управление, занимающееся этим делом, провело компьютерное исследование зарегистрированных номеров. Это-то и привело меня к вашему брату.

— Но у него нет никакой машины, — возразила Кэрол. — И он не числится в списке подозреваемых полицией.

— Служебная машина, которую водит ваш брат, — парировал Миллер, — серый седан «Тойота», номер 858 BF6.

Некоторое время Кэрол переваривала полученную информацию. Затем она вскинула руки.

— Подумать только, две восьмерки. Ваш один-единственный свидетель составил себе впечатление, что в номере были две эти цифры… и из-за этого мой брат попал в разряд ваших кровожадных сумасшедших. Как могло все свестись к двум вшивым восьмеркам?

— Дело в том, — тихо ответил Миллер, — что больше у нас практически ничего нет.

— Это просто несправедливо, — резко сказала Кэрол.

— Убийца — это убийца, кем бы он ни был. Женщины, которых он убивает, красивы, некоторые из них многого в жизни достигли. Тем не менее, он легко добрался до них. Это значит, он гений обмана, Кэрол. Это значит, — добавил Миллер, — что он может одурачить кого угодно.

Она поняла намек — ее мог одурачить родной брат — и плоть и кровь.

— Вы так уверены в том, что делаете, не так ли, Пол. Вы страдали, я в этом не сомневаюсь и очень сожалею. Но разве это дает вам право заставлять страдать других людей, которые невиновны. У вас есть список — скольких теперь? — пятидесяти подозреваемых, и вы ходите, задаете вопросы, и люди, которые их любят, страдают… а вдруг все из этих пятидесяти невиновны? — Ее голос оставался твердым, хотя на глаза навернулись слезы. — Что дает вам право делать это, когда этим занимается полиция и?..

— Полиция не приспособлена к расследованию таких дел, — сказал Миллер. Его высокомерие заставило Кэрол замолчать. — Неужели вы не видите? Такие дела расползаются на большую территорию, становятся причиной ревности и соперничества между полицейскими управлениями, теряются в их внутренней грызне. Кроме того, слишком много информации нужно проверить. Тысячи улик, а одна существенная теряется в ворохе остальных, ее мог просто пропустить рядовой полицейский, который думает только о ссоре с женой прошлой ночью. — Миллер сжал руку Кэрол. — Но со мной этого не может случиться, Кэрол. Это моя жизнь. Для меня нет ничего более важного. Ничего! И ничего не будет.

Его хватка усилилась, и Кэрол вздрогнула. Когда она посмотрела ему в лицо, он отпустил ее руку. Она почувствовала одновременно и сострадание, и гнев, и жалость. Это был человек, одержимый идеей, которая могла только причинить ей усиливающуюся боль, — по крайней мере, пока она не докажет ему невиновность Томми. Но она простила его, потому что знала, чтобы он ни сделал, его боль все равно будет сильнее.

— Вопросы, — сказала она. — Вы сказали, что хотели кое-что выяснить.

Он колебался. Сейчас он выглядел старым, уставшим; она устроила ему нелегкое испытание.