— Это не удивительно, — сказал Одноглазый. — Он выходит наружу примерно раз в неделю, обычно перед самым закрытием пабов. Но я сам видел, как он выпивал и разговаривал с теми людьми, которых вы пытаетесь прижать. Да, сэр, если вы пообещаете выполнить свою часть сделки, мы пошлем весточку Громиле Д., что вы хотите перекинуться с ним парой слов.

Рузвельт вытащил листок бумаги и набросал на нем адрес.

— Вот здесь я снял комнату, — сказал он, протягивая листок Одноглазому. — А под адресом имя, которым я буду там пользоваться. Передайте ему, что в случае согласия на мое предложение он получит кое-какие деньги.

— Так мы договорились?

— Нет, пока я с ним не встречусь и не пойму, что это именно тот человек, который мне нужен.

— А если он вам не подойдет? — настаивал Одноглазый.

— Тогда придется довольствоваться вашими услугами, — ответил Рузвельт.

— А что будет со снимками, если он вас убьет? — спросил Лысый.

— Ты думаешь, он может убить? — поинтересовался Рузвельт.

— Все возможно, — пожал плечами Лысый. — Этот Громила Д. странный тип. — Он неловко помялся. — И все же, если он решит вас убить…

Незаконченный вопрос повис в воздухе.

— Пусть попробует справиться с чемпионом Гарварда по боксу, — ответил Рузвельт. — Итак, сегодня среда. Вы успеете с ним связаться, чтобы он пришел в ту комнату завтра вечером?

— В этом городе чертовски хорошо отлажены каналы передачи информации, — заметил Одноглазый.

— Хвастун! Чем скорее мы начнем свой крестовый поход, тем лучше. Вы свободны, джентльмены.

Одноглазый шагнул к двери тюремного блока, а Лысый немного помедлил.

— Я не считаю, что что-то вам должен после такого трюка, — сказал он Рузвельту. Потом понизил голос почти до шепота: — Но будьте с ним осторожны, сэр. — Он даже не пытался скрыть легкую дрожь. — Сэр, я далеко не ребенок. Я никогда ничего и никого не боялся, но

его

В четверг вечером Рузвельт пришел в неопрятную комнатушку в Бувери, положил шляпу и трость на кресло и приготовился ждать. На тот случай, если его приглашение не дошло до Громилы Д. или тот предпочтет не высовываться, он принес с собой книгу и к полуночи уже был уверен, что ему придется читать до самого рассвета.

Но в половине третьего в дверь постучали.

— Войдите! — крикнул Рузвельт, не поднимаясь с неоднократно отремонтированного стула.

Он закрыл книгу и положил ее на стол, где стояла единственная во всей комнате лампа.

Дверь отворилась, и вошел высокий и тощий как скелет человек. Его черные волосы, казалось, не знали ни щетки, ни расчески, а на чрезвычайно бледном лице блестели пронзительно-голубые глаза. Сшитый на заказ костюм на нем явно знавал лучшие времена.

— Я слышал, вы хотели со мной поговорить, — произнес он, отчетливо проговаривая каждое слово.

— Если только вас зовут Громилой Д., — ответил Рузвельт.

По лицу человека скользнула мимолетная усмешка, едва заметная взгляду.

— Я именно тот, кого вы ищете. Но мое имя не Громила Д.

— Вот как?

— Меня так называют, поскольку люди малообразованны, чтобы выговорить мое настоящее имя. Но у вас, мистер Рузвельт, с ним не будет никаких затруднений.

— Я не давал моим… э-э-э… представителям полномочий раскрывать мою личность.

— Они и не раскрывали, — последовал ответ. — Но вы известный и узнаваемый человек, сэр. Я прочел несколько ваших книг и видел ваши фотографии в газетах.

— Но вы все еще имеете передо мной преимущество, — посетовал Рузвельт. — Если вас зовут не Громила Д….

— Можете называть меня Демосфен.

— Как древнего грека?

— Совершенно верно, — подтвердил Демосфен.

— Греки — нация темноволосая, — заметил Рузвельт, — но вы не похожи на жителя средиземноморского побережья.

— Мне и раньше об этом говорили.

— Хотя волосы вполне похожи.

— Мы и дальше будем обсуждать мою внешность или перейдем к вашему предложению? — спросил Демосфен.

— Обязательно перейдем к моему предложению, — сказал Рузвельт и показал на стул. — Прошу вас, присаживайтесь.

— Я предпочитаю стоять.

— Как пожелаете. Но должен сказать, ваш рост не производит на меня впечатления.

Демосфен улыбнулся и сел на стул.

— Вы мне уже нравитесь, мистер Рузвельт. По вашим книгам я понял, что так оно и будет. Вам так нравится убивать животных, которые стремятся только лишь убежать.

— Я охотник и спортсмен, а не убийца, — решительно ответил Рузвельт. — Я никогда не стрелял в животных, если у них не было шанса убежать.

— Как неэффективно! — заметил Демосфен и, слегка склонив голову, бросил взгляд на книгу Рузвельта. — Джейн Остин? А я-то думал, что вы выше комедии положений, мистер Рузвельт.

— Ей присуща исключительно изящная выразительность, которой, как мне кажется, вам недостает.

— Ее выразительность не ускользнула от моего внимания. — Мелькнула еще одна холодная улыбка. — А мне просто недостает хороших манер.

— Я это заметил. Теперь мы можем перейти к делу?

— Конечно, — согласился Демосфен. — Каких именно преступников вы ищете?

— Что дало вам повод считать, будто я ищу преступников? — спросил Рузвельт.

— Не будьте наивным, мистер Рузвельт, — сказал Демосфен. — Я свободно общаюсь со многими представителями уголовного мира. Вчера два бандита разнесли весть о том, что вы хотите со мной встретиться. Какое еще объяснение можете вы предложить для этой экстравагантной шарады?

— Хорошо, — кивнул Рузвельт. — На сегодняшний день семьдесят процентов нарушителей закона на Манхэттене контролируются тремя людьми. Это Уильям О'Брайен, Антонио Паскаль и Израэль Цукерман. Мои люди до сих пор не в состоянии их выследить. Мне сказали, что вы имеете к ним доступ и можете справляться с самыми опасными ситуациями. В случае, если вы доставите их в мой кабинет, город Нью-Йорк заплатит вам награду в тысячу долларов за каждого.

— И вы полагаете, что после этого преступления на Манхэттене прекратятся? — насмешливо спросил Демосфен.

— Нет. Но надо же с чего-то начинать, а я предпочитаю начинать с верхушки. Каждый из них ради снисхождения в суде выдаст десятки и десятки других. — Рузвельт помолчал, разглядывая высокого человека. — Вы можете это сделать.

— Конечно.

—

И

— Да.

— Я требую соблюдения полной конфиденциальности нашего соглашения, — добавил Рузвельт. — Стоит вам сказать хоть слово кому-то постороннему, и я буду считать себя свободным от всех обязательств.

— Я никому ничего не стану говорить, — заверил его Демосфен. — Однако приятно сознавать, что даже знаменитый Теодор Рузвельт ради своих целей идет на нарушение закона.

— Только ради обезвреживания самых крупных преступников. Я не обсуждаю вашу мораль и методы действий и буду благодарен, если вы не станете обсуждать мои качества.

— О'Брайен, Паскаль, Цукерман, — повторил фамилии Демосфен. — Готовьте ваши денежки, мистер Рузвельт.

— Я каждый день буду в своем кабинете.

— Не пойдет. — Прежде чем Рузвельт успел возразить, Демосфен поднял руку. — Эти люди прячутся днем и выходят лишь по ночам. И я буду ловить их ночью.

Не говоря больше ни слова, он повернулся и вышел из комнаты.

Рузвельт вернулся в свою манхэттенскую квартиру и проспал большую часть пятницы. Он проснулся после полудня, плотно пообедал, а после захода солнца отправился в свой кабинет…

…и обнаружил на полу тело Антонио Паскаля.

«Проклятие! — подумал Рузвельт. — Я же говорил, что хочу видеть их живыми, чтобы допросить!»

Он внимательно осмотрел тело. Убитый казался еще более бледным, чем Демосфен. На шее Паскаля был повязан голубой шелковый платок. Рузвельт отодвинул ткань и увидел, что у него разорвано горло.

Вид трупа не шокировал Рузвельта. Он слишком часто занимался таксидермией и слишком много времени провел в диких местах, чтобы отворачиваться в ужасе или негодовании. Но он был озадачен. Может, у Демосфена имелась собака-убийца, о которой никто не упомянул? Рузвельт попытался восстановить в памяти их встречу. Неужели Демосфен не понял, что Рузвельт хотел получить информацию от предводителя банды?