После того как тело долгое время пролежало в могиле на зараженном лихорадкой острове Св. Елены, оно было извлечено и с некоторой торжественностью перезахоронено в гробнице из черного хрусталя в самом сердце Франции.

Кое-кто с усмешкой заметил, что Наполеон снова в Париже.

Так ли это?

Кейт Тейлор

Гробницы нежити

I

С

трах сковал обе египетские земли, и Верхнюю, и Нижнюю; страх настолько ужасный, что многие выносили его лишь потому, что отказывались в него верить. Но солдату по имени Менхаф повезло меньше. Обстоятельства лишили его счастливого неведения. Доброго дядю, который вырастил двоих сирот — Менхафа и его брата, — убило чудовище, и Менхаф знал, какое именно. Вот почему он сидел в засаде на пыльном плато Дашхур,[27] рядом с большой, но без излишеств построенной гробницей — мастабой, сжимая в руке копье с серебряным наконечником.

Плато в лунном свете выглядело холодным и голым, как место между жизнью и смертью. А если двое его спутников не обманывали, то оно действительно стало таким местом. Все трое оделись в кожаные килты, закрепили на шее воротники из более жесткой, толстой кожи, а тела натерли смесью масла и тертого чеснока. Однако Менхаф чувствовал, как выступивший на теле вонючий пот перебивает запах чеснока. Внутренности сводило от страха, и ему постоянно казалось, что нужно в уборную, а ведь ему доводилось сражаться с ливийскими разбойниками и львами.

Он не издавал ни звука. Его спутники предупреждали об этом несколько раз. В отличие от Менхафа, их лица закрывали маски в виде солнца-сокола. По условиям сделки, которую они скрепили клятвой, ему нельзя видеть их лица до тех пор, пока они не закончат ночную работу. Они взяли с собой гибкие, сплетенные из серебра сети, подобных которым он ранее никогда не видывал, а на поясах у них висели кинжалы из того же металла. Хотя оба выглядели молодыми и сильными, на солдат они не походили. Слишком гладкие руки. Слишком грамотная речь. Менхаф догадался, что перед ним жрецы.

Неподалеку над пустыней вздымалась пирамида фараона Снофру[28] — облицовка из белоснежного известняка в лунном свете слепила глаза. Гораздо дальше, но все же прекрасно различимая, стояла так называемая ломаная пирамида. Ее также построил Снофру. До сих пор Менхаф никогда о них не задумывался, но сейчас его посетила мысль, что еще ни один египетский фараон не возводил настолько величественных гробниц. Конечно же, фараон Хеопс старался изо всех сил превзойти отца.

Почему они поджидали вампира именно здесь?

Ближайший к Менхафу спутник ухватил его за плечо и указал на небо, в точку под яркой луной.

Там появилось черное мельтешащее пятнышко. Оно металось из стороны в сторону, но быстро приближалось. «Обычная летучая мышь, — подумал Менхаф. — Ну и что с того? Разве что близко очень». Но тут его чувство расстояния настроилось, и он осознал, что смотрит вовсе не на пролетающую неподалеку летучую мышь. Пятно находилось дальше чем на полет копья, и оно было неимоверно большим.

Менхаф стиснул зубы и вспомнил о дяде. Гнев пришел на помощь и отогнал страх. Солдат покрепче сжал в ладонях копье с серебряным наконечником. Огромная летучая мышь начала спускаться; поднятый ее крыльями ветер сметал песок с засыпанной крыши мастабы. В воздух поднялись даже мелкие камешки. Пыль оседала на промасленной коже Менхафа. Часто моргая, чтобы очистить глаза, он уставился вверх из своего укрытия у основания гробницы. Хотя он потерял из виду чудовище, когда то опустилось на крышу мастабы, он знал, где оно, и помнил, что пришел, чтобы его уничтожить. Для солдата достаточно.

С отчаянным боевым ревом он выпрыгнул из песка и ринулся на стену мастабы. Двое в масках следовали за ним по пятам, но Менхаф вскарабкался на крышу первым. На плоской каменной плите неуклюже сидела огромная летучая мышь. Голова повернулась в его сторону, на Менхафа уставились злые глаза. Тварь открыла полный заостренных зубов рот. Размах ее крыльев превышал рост солдата в четыре раза, а тело не уступало по величине пятнистой гиене.

При виде копья маленькие глазки загорелись красным огнем. Внезапно и очень быстро очертания твари начали изменяться, крылья втягивались, но Менхаф допрыгнул до нее раньше, чем превращение завершилось. С новым криком он вонзил в ее тело копье, целясь в сердце. Он чувствовал мягкое, тяжелое сопротивление мышц и органов, хотя жрецы говорили, что, когда вампир вылетает из своей гробницы, у него нет телесной сущности. Менхаф не стал забивать себе голову противоречиями; он наколол тварь на копье, как гигантскую бабочку, но обнаружил, что промахнулся мимо сердца, центра души и мыслей человека. Менхаф всадил копье глубже.

Внезапно рядом с ним оказались жрецы в масках, размахивая серебряными сетями. Вампир начал было растворяться бледным туманом, который сливался с лунным светом, но его охватила одна сеть, потом вторая, а жрецы все продолжали их стягивать. Вампир метался, рвался, визжал так, что у Менхафа заболели уши, но солдат повернул копье, и наконечник нашел сердце.

Вампир задергался в конвульсиях. На глазах Менхафа он начал испаряться черным дымом. Через мгновение дым потерял форму и тварь исчезла. Серебряные нити безвольно обвисли в руках жрецов. Наконечник копья в руках солдата блистал незапятнанным металлом.

— Что случилось? — выдавил Менхаф. — Где он? Он сбежал?

— Нет, друг мой, — ответил жрец. — Она не сбежала. Серебро — единственное, от чего им не убежать. Ты убил ее. Ее тело по-прежнему лежит в гробнице, но сейчас оно всего лишь тело, и не более того. Духовная форма погибла. Она не вернется.

— Она? — переспросил Менхаф.

— Да. При жизни она была женщиной.

— Мужчина или женщина, вы уверены, что это и был изверг, что выпил всю кровь моего дяди? — спросил Менхаф, а когда жрецы ответили одновременным кивком, он проворчал: — Легко отделалась. Теперь все кончено.

Жрецы напряженно выпрямились. Их молчание говорило само за себя. Менхаф подозрительно перевел взгляд с одного на другого.

— Что? — спросил он.

— Ничто не кончено, — сказал один из них. — Этих демонов много, а теперь, когда ты убил одного из них, ты стал врагом для всех. Они будут преследовать тебя повсюду, поверь мне. Это не закончится, пока последний не превратится в иссохшую мертвую плоть.

Менхаф никогда не любил жрецов. Он сглотнул поднявшуюся в горле желчь и процедил:

— Раньше ты об этом не говорил. Может, мне не стоит верить тебе сейчас?

— Ты поверил нам, когда мы поклялись отвести тебя к вампиру, который высосал жизнь твоего дяди, и мы сдержали свое обещание. — В голос второго жреца закралась ирония. — Если бы ты потрудился спросить, мы бы также назвали ее имя. Тебе стоит его услышать.

— Это была Хетепхерес, — коротко вставил первый жрец.

— Хетепхерес? Мать фараона Хеопса? Покойная царица?

— Теперь окончательно покойная царица, — последовал сухой ответ. — Ты сам увидишь, что не сможешь просто сказать «все кончено», отряхнуть руки и уйти своей дорогой. Но сейчас нам лучше покинуть это место. Не следует дожидаться, пока нас обнаружат.

С таким предложением Менхаф охотно согласился. Через некоторое луна освещала лишь пустое плато, где гонимый ветром песок шуршал по крыше гробницы. И воздвигнутые по приказу фараона Снофру пирамиды, загадочные, небывалые, хранили свой секрет, о котором никогда не поведает ни одна погребальная надпись, ни один настенный рисунок.