Закипевшую воду вылили в оловянный тазик, купленный в кредит в магазине у турка, как и все прочие принадлежности. Они помогли Лии подняться с койки и устроиться в тазике, закатав ей юбку до пупка:
— Ай, мочи нет! Вода мне все внутренности обожгла!
— Чем горячее, тем лучше.
Ванже и Динора держали ее под руки, а Корока раздвигала ноги, чтобы жар проник внутрь. В жарких парах утроба стягивалась, боли усиливались, схватки шли одна за другой. Лия то стонала, то кричала. Агналду в ужасе подглядывал из-за двери. Дива от беспокойства грызла ногти.
Когда вода начала остывать, Лию отнесли обратно на койку
6
Собравшись вокруг койки, под звук усиливавшихся стонов, женщины всю ночь ждали, когда появится новая жизнь. Мальчик родился под утро, мужчины к тому времени уже ушли на работу — они начинали копать землю еще засветло. Дива, которую Корока отпустила, пошла вместе с ними, волоча тяжелый ранец с едой — шарке, рападурой и гроздью бананов. Агналду пришлось буквально выгонять, Корока не разрешила ему остаться.
— От отца одна неразбериха.
Внимательная, она заметила, когда посреди сильнейшей схватки, такой мощной, что Лия застыла в немом крике, маленькая головка, покрытая черным пушком, появилась в разверстой вульве и остановилась.
— Идет, — прошептала Корока.
— Застрял! Ах ты Господи! — Динора в тревоге заламывала руки.
— Замолчи! — оборвала ее Ванже.
Хорошо еще, что кума отправила Диву и Агналду в поле. Если бы они были здесь, то началось бы бог знает что! Она наклонилась, чтобы посмотреть.
Присев на корточки перед Лией, Корока пальцами расширила проход. С бесконечной нежностью прикоснулась к хрупкой головке, ловко и осторожно вытащила ее на свет божий, а затем — тельце, покрытое кровью. В последней схватке Лия вытужила послед.
Красный, новорожденный не плакал — он мертвый или живой? Подняв его, Корока сразу поняла, что пуповина обвилась вокруг шеи ребенка и вот-вот задушит его. Она много раз видела, как такое случалось, знала, что делать, и сразу распутала пуповину, освободив младенца.
Потом взяла полоску, которую протянула ей почувствовавшая облегчение Ванже, измерила длину четырьмя пальцами и завязала. Корока не стала ждать ножницы — в этом кошмаре никто не знал, где они, — и зубами перегрызла ее, завязав на пупке узел.
Мальчика — кусок окровавленной плоти — положили под тазик. Они стучали руками по олову, пока не услышали плач, крик новорожденного, который был подтверждением жизни.
— Добрые вести, кума, — сказала Корока, переворачивая тазик, и взяла ребенка на руки, чтобы показать матери. — Мальчишка.
Роды кончились, первые роды, которые приняла Корока. И если бы ее спросили, кто только что родил: она или Лия, — повитуха не знала бы, что ответить. Кончилось мучение, мать и бабка улыбались. Динора уже не выглядела как пришибленный таракан, а побежала в поле с новостью — мальчик, крупный мальчишка!
Ванже грела воду в тазике, чтобы искупать внука:
— Много я видела повитух, принимающих роды, но ни одна из них с вами не сравнится. У вас руки волшебные. Благословенные руки, кума Жасинта.
Волшебные, благословенные руки. Корока не знала, что ответить. Не желая никого обидеть, она повернулась спиной, спряталась в другой комнате и тихо всхлипнула там — слезы потекли по ее лицу. И если бы кто-нибудь рассказал в Большой Засаде, да и во всем остальном мире тоже, что видел, как Корока плачет, то прослыл бы величайшим из лжецов.
Полковник Боавентура Андраде произносит тост
1
Чтобы вывезти первое какао с фазенды Боа-Вишта, хватило нескольких ослов. А вот для урожая, собранного с новых плантаций полковника Боавентуры Андраде, понадобился многочисленный караван. После завоевания новых земель фазенда Аталайа выросла вдвое и скоро начнет давать какао в два, а то и в три раза больше.
Будучи управляющим земельной собственностью полковника, Натариу решил — и как решил, так и сделал, — начать сбор урожая на доставшемся ему клочке земли одновременно с жатвой на тех бескрайних просторах, которые по праву завоевания были записаны на имя его кума и патрона в нотариальной конторе в Итабуне. Он не стал собирать свой урожай раньше, чем урожай полковника.
И если Боа-Вишта просто детские шалости, то что же можно сказать об огромных угодьях Аталайи? Даже фазенды полковника Энрике Баррету, гордого короля какао, не были так взлелеяны и не давали так много, несмотря на присутствие дипломированного агронома и сельскохозяйственной техники, используемой во время жатвы. Лесорубы и батраки вкалывали на славу — под началом капитана Натариу да Фонсеки не забалуешь. Зато им никогда не задерживали жалованье и не надували при еженедельных расчетах.
Была один раз попытка обворовать батраков, но она не повторилась. На упрямого Перивалду, который отвечал за расчеты с работниками, был кем-то вроде бухгалтера, донесли доброхоты: он обсчитывал батраков, слишком много вычитая в виде долгов и кредитов. Обман подтвердился, и счетовода отправили восвояси, однако далеко он не ушел. Как только он пересек границы Аталайи, то сразу стал пищей для урубу.[74] С одного выстрела — большего он не стоил.
— А это было нужно? — спросил полковник Боавентура у Натариу, обсуждая с ним случившееся. — Недостаточно было вздуть его хорошенько?
— За обман — да, за оскорбление — нет.
— Оскорбление? Это ты о чем?
— В свое оправдание этот мерзавец говорил, что это вы приказали так делать. Кроме того что вор, он был еще и клеветник.
— Сукин сын! Обкрадывать нищих — Боже меня спаси и сохрани! Тому, кто выращивает какао, нет нужды обсчитывать работников. Ты правильно сделал, кум.
— С вашего разрешения, полковник.
Сколько раз он слышал эту фразу? Натариу действовал с его разрешения и поступал абсолютно правильно. Никогда он не превысил полномочий и не попытался извлечь доя себя какую-нибудь выгоду. Полковник, кивнув в знак согласия, прибавил:
— Ты заботишься о моих землях и охраняешь мое доброе имя.
Умелый и ответственный управляющий, Натариу обеспечивал полковнику самое лучшее какао — не было ни одной арробы сорта «гуд» или обычного качества. К тому же количество значительно превышало возможности, просчитанные учеными мужами. У доктора Кловиша Бандейры, упомянутого агронома, от такого урожая просто челюсть отвисла. Ему только и оставалось, что поздравить полковника.
Землевладелец, хозяин плантаций какао, офицер Национальной гвардии с патентом капитана — при всем этом Натариу не пренебрегал интересами патрона, как будто фазенда Аталайа принадлежала ему лично, вместе с землей и ее плодами, не переставая в то же самое время с таким же усердием заниматься собственными плантациями — маленькой фазендой в несколько алкейре. В других руках это была бы просто маленькая фазенда. Но не в его. В его руках — руках капитана Натариу да Фонсеки — это была фазенда Боа-Вишта.
2
Сидя в кресле во главе длинного стола в столовой особняка фазенды Аталайа, полковник Боавентура окинул взглядом присутствовавших здесь многоуважаемых сеньоров — избранных гостей — и, повысив голос, обратился к Натариу, без всяких церемоний прервав красноречивого прокурора из Итабуны, который восхвалял поданные блюда, — вот осел-то!
— Ты человек что надо, кум Натариу! — заявил полковник.
Доктор Флавиу Родригеш де Соуза, знаменитый прокурор судейской коллегии, замер на полуслове, когда, ломая язык справедливости ради, называл сарапател[75] пищей богов. Все остальные тоже замолчали. Полковник снова повторил, чтобы не осталось никаких сомнений:
— Таких хороших людей, как ты, мало на этом свете.
Он хотел, чтобы все гости — сливки общества из Ильеуса и Итабуны, из Секейру и Агуа-Преты — узнали, какое уважение он оказывает тому, кто заслужил его двадцатилетней верностью и преданностью.