Причиной благоразумия сержанта были понесенные потери. Он не предполагал, что ряды жагунсо и солдат так поредеют. Из восьми единиц личного состава остались только трое, пятеро были убиты — это помимо главаря Шику Ронколью. Около пятнадцати наемников — он не считал, но это число оказалось точным — отдали душу Богу или дьяволу. Эти типы из Большой Засады, а некоторые из них взялись за оружие в первый раз в жизни, вели себя как профессионалы и дорого продали свои жизни. Почему дьяволы это сделали, сержант не знал, но, будучи из породы старых жагунсо, оценил подвиг. Повезло еще, что капитан Натариу да Фонсека погиб. Без него все остальное было уже легко.

Часы-луковица показали, что прошло уже полчаса с тех пор, как наступило затишье, и Ориженеш приказал своему все еще многочисленному, несмотря на серьезные потери, контингенту продвинуться к сараю, осторожно, медленно, с оружием наготове. Никогда не лишне принять меры против какого-нибудь сумасшедшего. Они везде есть и везде лезут на поверхность.

Если бы он держал пари, то выиграл бы. Они как раз приближались к кресту, когда из ночной тьмы показалась странная фигура. Она размахивала чем-то вроде флага, а свободной рукой стреляла из старенькой двустволки. Стреляла наугад, и это-то и было самым опасным.

Сержант мигом скомандовал «огонь», и приказ был приведен в исполнение. Залп скосил одинокого стрелка. Флаг закружился в воздухе и упал у подножия креста. Это был даже не флаг, а знамя рейзаду, красное с голубым. А нес его и стрелял из ружья не кто иной, как сиа Леокадия, которая, вместо того чтобы спастись бегством вместе со своей родней и поглядеть, что будет дальше, предпочла, рискуя жизнью, остаться в Большой Засаде. Восьмидесятилетняя старуха, она надела костюм Госпожи Богини, который в день Богоявления был на ее внучке Аракати, схватила знамя и ружье и вышла на пустырь. Там они и остались, изрешеченные пулями: почтенная и властная уроженка Эштансии («Старая карга», — пробормотал сержант) — и непобедимое знамя рейзаду.

Жагунсо пошли вперед и заняли сарай. И тогда сержант Ориженеш Бриту, служащий военной полиции штата Баия, уполномоченный, присланный из Итабуны, счел военную миссию завершенной и начал собирать из своих буйных наемников почетный караул, чтобы принять с должными почестями муниципальные власти, видную и элегантную свиту, все еще ожидавшую на Жабьей отмели. Только после триумфальной церемонии сержант отпустил своих подчиненных и позволил им предаться грабежу и пьянке.

В слепящем свете полной луны, висевшей над изнасилованной землей, над убитой рекой, над смертью, выпущенной на волю, в полночь подле ствола дерева мулунгу на Капитанском холме Жасинта Корока и Натариу да Фонсека — она с ружьем, он с парабеллумом — сидели в засаде и наслаждались красотой пейзажа. Там, внизу, лежала Большая Засада, занятая жагунсо и наемниками Бриозы.

— Это лучше всего, — сказала Корока. — Ничто не может быть прекраснее, чем принимать роды. Видеть, как этот кусок плоти, вышедший из чрева женщины, живой, трогает твою руку. От этого даже на слезу пробивает. Когда я приняла первого, то расплакалась.

На губах капитана скользнула ниточка улыбки:

— Ты много детей приняла. Стала уважаемой госпожой.

— Мы менялись и росли вместе с этим местом. И ты, Натариу, уже не тот скверный бандит, как раньше.

— Пожалуй, так.

Ненадолго они замолчали. С реки налетел летний ночной ветерок, окутал их теплой лаской, наполнил воздух запахом жасмина. В ясном голосе Короки слышались тепло и ветер:

— Никогда я не видела, чтобы кто-то кого-то так любил, чтобы женщина любила мужчину так, как Бернарда любила вас. — На мгновение она задумалась и продолжила: — Думаю, это и есть та самая любовь, о которой говорят. Я знаю, какая она, знавала в юности. Его звали Олаву, он был моим первым мужчиной. У него была слабая грудь, и он умер, харкая кровью. Я помню это как сейчас.

До них донесся топот приближавшейся свиты знати. Они ехали с разоренной Жабьей отмели: в хижинах, брошенных проститутками, жагунсо устроили укрепления, после того как ликвидировали Паулину Маришку — единственную, кто остался оборонять бордель. Она научилась стрелять в Алагоасе у своих многочисленных родичей-стрелков. В деревянном домике, в лачугах из кирпича-сырца засели глава муниципалитета, судья, прокурор, поверенный и веселая компания — пышный двор, ожидавший момента триумфального въезда.

Они появились в лунном свете — кавалькада, достойная аплодисментов: толстые, крепкие, статные, хорошо одетые, довольные, захватив с собой закон. Жасинта Корока поудобнее пристроила ружье к ветке дерева. Капитан Натариу да Фонсека повторил:

— Самое прекрасное место для жизни.

— Нигде не найти лучше, — согласилась Корока.

Верхом на великолепной кобыле в центре кортежа, между главой муниципалитета и божественной Людмилой Григорьевной, выделялся тучный бакалавр Боавентура Андраде-младший, политический лидер, большая шишка. Лицо его сияло удовлетворенной улыбкой.

Натариу прицелился в голову Вентуриньи. За более чем двадцать лет он ни разу не промахнулся. С вашего разрешения, полковник!

И здесь обрывается в самом начале история города Иризополиса, когда он был еще Большой Засадой, темной стороной. Потом были прогресс, независимость, смена названия, комарка, городская управа, церковь, бунгало, особняки, английская брусчатка, глава муниципалитета, викарий, прокурор и судья, общественное собрание и тюрьма, масонская ложа, клуб и литературный кружок — светлая сторона, но о ней не стоит рассказывать. Это неинтересно. А там поглядим.

Этот роман был написан в странствиях: в Сау-Луишду-Мараньяу, с мая по июнь 1982 года, в доме Джейн и Эдуарду Лагу; в Эшториле, в Португалии, в ноябре 1982-го, в отеле «Эшторил-Сол»; в Итапуа, в Баие, с марта по ноябрь 1983-го, в доме Ризии и Жуау Жорже; в Петрополисе, с апреля по сентябрь 1984-го, в доме Глории и Алфреду Машаду.

Книга была написана невероятно вдумчиво, отняла очень много времени, и, как говорил Жоржи, «выпила его кровь». Показать рождение города — это трудная задача. Книга породила другие истории. Однажды в Мараньяу дочь служанки Паломы сбежала с возлюбленным, произведя в доме жуткий переполох. Девушку звали Сирока. От нее не было никаких вестей, и мать, Касула, подняла на уши весь район Олью дʼАгуа. Жоржи не упускал ни одного поворота этой истории. Два дня спустя я привожу в порядок рукописи — и кого же там встречаю? Сироку! Она уже стала персонажем. Ее история так разрослась, что Жоржи, в конце концов, вытащил ее из книги и превратил в отдельный рассказ.

Это первое порождение романа.

А второе началось в Португалии. Жоржи рассказывал о женитьбе Фадула Абдалы, одного из героев этого романа. История меня захватила, там было много забавных деталей, и в то же время все было очень трогательно. И в один прекрасный день я обнаруживаю в мусорке большое количество листов, отпечатанных на машинке. Я глянула на них, и оказалось, что это целиком глава о свадьбе. Но, Жоржи, ты что, хочешь выкинуть это? Он объяснил мне, что глава слишком большая, это почти что роман внутри романа, и самое лучшее — выбросить ее. Я не могла уговорить его оставить главу, но сохранила рукописи в папке. Много лет спустя, по случаю пятисотлетия открытия Америки, одно итальянское издательство заказало Жоржи, Карлосу Фуэнтесу и Норману Мейлеру рассказы на эту тему для совместного издания. Зная, что я сохранила рукописи, он снова взялся за повесть. Итальянская книга так и не вышла, но родился маленький роман «Открытие Америки турками».