Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A
Госпожа Богиня,
Я прошу Вас:
Освободите мне Матеуша —
Ведь он мне друг.

Проходя между отрядами пастушек, гордо неся непобедимое знамя рейзаду, Госпожа Богиня не вняла мольбам пастушек, но они не сдались и начали искать новые аргументы. Они использовали слово «любовь»:

Госпожа Богиня,
Я прошу Вас:
Освободите мне Матеуша —
Ведь он моя любовь.

Клейде неотрывно смотрела на Зинью, Шика — на Балбину. Одноглазая Рикардина здоровым глазом искала Додо Перобу — дрессировщика птичек. Госпожу Богиню тронула любовь, наконец она откликнулась на мольбы пастушек и отпустила Матеуша:

Свободен, свободен,
Уже свободен!
Я отпускаю тебя!
15

Плач Кабоклу Гоштозинью взлетел над холмами и над рекой, зазвенел в долине Большой Засады, и пастушки подхватили его скорбную песню:

Мой Бык мычащий
Замертво упал.

Это был знак, что сейчас Кабоклу Гоштозинью и Госпожа Богиня начнут раздел Быка, — самая интересная сценка в рейзаду. Народ приблизился и полностью обступил действующих лиц. Кабоклу начал с того, что преподнес капитану Натариу да Фонсеке голову Быка:

Голова Быка —
Для сеу капитана.

Как только он упоминал какую-то часть туши, ему отвечал хор пастушек:

Ой, ай-ай-ай, ой!
Пусть Бык тебе даст!

Настал черед Госпожи Богини засвидетельствовать свое почтение сеу Карлиньюшу Силве:

А морда —
Для сеу Карлиньюша.

Так, кусок за куском, Кабоклу Гоштозинью и Госпожа Богиня разделили Быка. Доне Синье досталась лопатка, кострец — Жозе душ Сантушу, самые крупные потроха — доне Короке, толстый кишечник, как обычно, пошел незамужним, Лупишсиниу — мозговая косточка, и а lосé deparler Кабоклу Гоштозинью, используя ломаный французский, Тисау Абдуим закончил дележку быка:

А прямая кишка —
Для нашего Турка!

Никогда в Большой Засаде не смеялись так сильно и с таким удовольствием. Чтобы веселье стало всеобщим, все персонажи спели, моля о воскрешении Быка. И пуще всех просил Дикий Зверь, Ужасный, Жарагуа:

Эй, Бык, пора воскреснуть,
Танцуй в зале, эй, Бык,
Для всего народа, эй, Бык!

И Бык воскрес, поднялся, покачивая ногами, — это был хитрый Бык и бесстыжий. Он поклонился туда и сюда, атаковал мальчишек, погнался за ними. К Быку присоединились Кабоклу Гоштозинью, паяц Матеуш, Дикий Зверь, пастушки и солдаты, приехавшие из Эштансии и ставшие в Большой Засаде жагунсо. И наперед всех — Госпожа Богиня, которая с законной гордостью несла знамя рейзаду грапиуна сии Леокадии Беймвинды де Андраде. Они объединились, чтобы спеть прощальную песню.

16

Ничто хорошее не длится вечно — это, конечно, общее место, но от этого не перестает быть правдой. Рейзаду приготовился, чтобы уйти, пастушки подсчитали монетки, чтобы понять, какой отряд получит знамя из рук Госпожи Богини — внучки сии Леокадии Аракати. Додо Пероба, цирюльник и учитель птичек, кинул монетку достоинством в крузаду, или четыреста рейсов, в фартук Рикардины — соревновательный азарт иногда заставляет делать подобные глупости. По знаку сии Леокадии началась последняя сцена:

Я ухожу
В мои земли.
Люди, я вернусь.

Хорошо, что завтра будет еще. Это была последняя сцена накануне дня Богоявления, но самая последняя должна быть в тот день, когда волхвы Каспар, Мельхиор и Балтазар принесли новорожденному Богу дары — золото, ладан и смирну. Но накануне, когда затихло пение пастушек, погасли фонари, каркасы Быка и Ужасного и знамя были убраны, а барабан хорошенько спрятан на складе какао, тогда гармонь и кавакинью неизбежно позвали жителей местечка и приезжих на праздничное гулянье в честь прощавшегося с ними рейзаду:

Киларио, килариа!
Когда я помру,
Пусть миру приходит конец.

Рейзаду плясал посреди народа, и люди танцевали, смешавшись с артистами и оркестром. На барабане отбивал ритм Жаузе из Мароима, на кавакинью играли трое из Эштансии — Габриэл, Тарсизиу и Жарделину. А чьи пальцы бегали по кнопкам гармони? Эту загадку разгадать легко, вот подсказка — этот человек был в Большой Засаде в часы веселья и горестей. Это был он — другого и быть не могло — посреди пастушек: довольный жизнью Педру Цыган, красивый парень, подпевал «Прощальной песне»:

Киларио, килариа!
Утренняя звезда
Сияет только в морях.

Удаляясь, фонари рейзаду поравнялись со всадником, который взломал темноту ночи: он долго скакал сумасшедшим галопом и сейчас выкрикивал имя капитана. Подъехав к нему, он одним махом выпрыгнул из седла и заговорил. Это был негр Эшпиридау:

— Натариу, полковник скончался! Умер у меня на глазах, даже «караул» закричать не успел. Вытаращил глаза, лицо перекосилось, рот искривился, и он рухнул ничком на пол! — Он выпалил все на одном дыхании, будто стараясь освободиться от видения, которое нес в глазах и в сердце.

Полковник Боавентура Андраде упал замертво на глазах у Эшпиридау, который охранял дверь комнаты хозяина и господина, защищая его от бандитов, подкупленных врагами, чтобы принести ему зло. Эшпиридау не смог встретить с карабином в руках кровоизлияние в мозг, сидевшее в засаде в ожидании своего часа. Вдали пастушки пели прощальную песню:

Киларио, килариа!
Когда я помру,
Миру может прийти конец.
Киларио, килариа!

Зилда разрыдалась. Капитан Натариу да Фонсека стоял с бесстрастным лицом — маской из камня или дерева: с вашего позволения, полковник, несчастье случилось! Киларио, килариа, миру пришел конец!

ОПЛОТ ГРЕХА, ПРИСТАНИЩЕ БАНДИТОВ

В Большую Засаду приходит инквизиция, а вместе с ней — обвинения, проклятия и шумный праздник

1

Везя в двух оловянных сундуках церковную утварь, длинные, до пят, одеяния, ладан, святую воду, церковное вино и Слово Божие, святая миссия прибыла в Большую Засаду, когда над селением нависла плотная, тяжелая морось — мелкий, мерзкий дождь. Дороги превратились в грязь и стали опасными, светлый день стал короче, темная ночь — длиннее. Два нищенствующих монаха, проповедуя в поте лица, спустились с верховьев Змеиной реки. На широтах равнины вдоль растущих плантаций какао возникали селения, росли деревеньки — все более или менее паршивые, и все они без исключения жили в беззаконии и грехе.

Брат Зигмунт фон Готтесхаммер и брат Теун да Санта Эукариштиа объездили за два месяца тяжкого и утомительного апостольского служения обширную провинцию язычества и ереси. Они приблизились к Большой Засаде верхом на медлительных и осторожных мулах, их сердца были полны сострадания и гнева. Состраданием было полно сердце молодого брата Теуна, голландца по рождению, новичка, принявшего постриг в Риме и отправленного орденом миссионером в Бразилию. А ярость была в сердце брата Зигмунта, худого и изможденного аскета. Он всегда был готов поднять перст указующий для порицания или исторгнуть изо рта слова анафемы и проклятий. Готтесхаммер, или, иными словами, Молот Господень.

104
{"b":"171404","o":1}