Литмир - Электронная Библиотека
A
A

В этот вечер я снова почувствовала себя женщиной — впервые за долгое время, прошедшее после родов. Прежде я думала, что быть женщиной — означает родить ребенка и кормить его грудью. Но на самом деле, чтобы казаться женщиной, а не самкой животного, надо всячески скрывать это состояние — не говорить о нем, не демонстрировать кормление грудью, беременность, роды, молчать об эпизиотомии. Все это не слишком сочетается с Вечной Женственностью. Даже Николя не видел во мне женщину, когда я кормила Леа грудью. Засыпая, я думала о Флоране и представляла себя в его объятиях — это были очень приятные мечты.

На следующее утро, проверив мобильник, я ничуть не удивилась сообщению от Николя. Он писал, что ему все известно. Итак, я нашла ему замену. Какая гнусность! Мой друг разочарован, взбешен, он приедет забрать дочь сегодня же вечером.

Скрепя сердце я принялась собирать вещи Леа. В глубине души я чувствовала нарастающее радостное возбуждение. Значит, теперь я буду свободна? Могу бывать где угодно, флиртовать, встречаться с Флораном, ходить в кино, магазины и рестораны, путешествовать? Безумно хотелось всего этого одновременно. Я была возбуждена, как подросток, впервые получивший разрешение вернуться домой к полуночи.

Давая грудь Леа, я думала о том, что, возможно, это в последний раз, потому что малышка уедет к отцу и ей придется отвыкать от материнского молока. Словно понимая это, дочь отвернулась, когда я вложила сосок ей в рот, и надула губки. У меня сжалось сердце. Как она сможет обходиться без меня? Как я смогу остаться без нее?

Николя, приехавший за ней, оставался ледяным. В нем чувствовались ненависть и горечь. Потом он ушел вместе с Леа, и я смотрела им вслед. Когда я окончательно поняла, что мой ребенок все больше удаляется от меня, сердце подскочило в груди так, словно хотело устремиться вслед за ним.

35

Расставшись с Леа, я чувствовала себя так, словно утратила какую-то часть себя. Только после того, как нас разлучили, стало понятно, что мы неразделимы. Без нее я больше не чувствовала себя целой — мне недоставало чего-то такого, что было у меня всегда. Ходить одной по улицам и магазинам было невыносимо. Мне не хватало ее, словно самой себя.

Я была не в своей тарелке из-за того, что больше не могла кормить ее — мои груди отяжелели, переполненные молоком. Любовь моя… Она была сама красота, сама доброта, со своими улыбками и слезами… Совершенство существовало в этом мире: рай, первый, чистый человек, миф о происхождении мира были реальностью. Моя малышка была истинной Евой… Бог существует, да — это младенец. Он правит людьми и вещами. Дочь являлась богом, которому я поклонялась, которому посвятила всю свою жизнь.

Руссо, внимательный наблюдавший за детьми, делал из своих наблюдений философские выводы. Когда держишь на руках маленького человека, замечаешь, что изначально он эгоистичен, самовлюблен, требователен, одержим стремлением к еде, и именно эти зависимость и слабость превращают его в тирана. Это диктатура слабости, но не зло. Ребенок переворачивает всю вашу жизнь, но делает это ненамеренно: просто от вас зависит его выживание.

Наблюдая за Леа, я говорила себе, что всем нужен кто-то, о ком можно заботиться. В каком-то смысле, каждый из нас кем-то любим. Иначе выживать было бы очень трудно. Наблюдение за ребенком дает представление о структуре личности, ее формировании в раннем возрасте и о том, как неправильным обращением можно нанести непоправимый ущерб. Заботиться о ней — означает правильно ее выстраивать. Ребенок растет благодаря любви.

Здесь любая мелочь становится важной, как закон. Без правил и барьеров ребенок не развивается. И красота — обязательно нужно прививать любовь к красоте, потому что ребенку нравится это. Леа любила музыку, она с удовольствием слушала ее, отбивая такт каким-нибудь предметом и стараясь попасть в ритм. Дочь еще не могла говорить, но уже пыталась петь, издавая мелодичное мычание. Слова для нее были неважны — она повторяла интонации. Музыка — это первый язык человека.

Леа научилась приветствовать меня улыбкой. Она улыбалась во сне и при пробуждении. Улыбка, загадка улыбки новорожденных… Нам еще многому предстоит научиться: раскрыть тайну человеческих лиц и в особенности улыбки ребенка, словно квинтэссенции чего-то другого. Это возможно, потому что существует коммуникация, общение между двумя людьми, и я уверена, что многие философы заблуждались, поскольку не имели собственных детей. Сократ, Кант, Сартр — ни у кого из них не было детей, а значит, и возможности понять жизнь, несхожесть людей, любовь, ненависть, безумие, утрату чувства реальности, а также то, что чаще всего первой нашей эмоцией при взгляде на человека (Руссо об этом знал) является жалость. Когда Леа плакала или о чем-то просила, когда она была далеко от меня, было жалко ее. Жалость прекрасна. Это не первая стадия человечности, возможно, она является инстинктивным чувством, но зато наиболее священным из всех. Именно оно требует от нас остановиться и взглянуть на другого, почувствовать его и сделать так, чтобы он почувствовал тебя. Ощутить его горести, надежды и, словно в священном сочувствии, склониться к нему, протянуть руку, прижать к своей груди. Это глубинное, изначальное, воистину человеческое чувство. Материнская грудь — это олицетворенная щедрость. Жалость — сыновняя любовь.

Леа научила меня воодушевлению. Когда она видела что-то, что ей нравилось, она вся буквально заходилась от восторга. Дочь научила меня ценить удовольствия. Она переживала свое удовлетворение полностью. Малышка научила меня и тому, что нужно доверять, чтобы принимать. Когда незнакомый человек протягивал ей что-нибудь, она не брала. Принимать труднее, чем отдавать.

Леа действительно перевернула всю мою жизнь. И однако, она была всего лишь ребенком. Дочь забрала все мои ресурсы, истощила силы, устроила мне универсальную очную ставку — с готовностью к утратам, нежности, самопожертвованию. Она разрушила меня и воссоздала заново. Фактически я была ее дочерью, ее творением.

36

Я прослушала автоответчик, чтобы проверить, нет ли от Николя сообщений. Сообщение было, но не от него — звонил Флоран, чтобы пригласить меня на коктейль, который устраивали его знакомые издатели.

Я оделась, уложила волосы, накрасилась и не узнала себя в зеркале. В черном вечернем платье, со струящимися волосами, подведенными глазами и темно-розовыми губами, я выглядела настоящей женщиной. Я вышла из дому и отправилась на коктейль, который состоялся в отеле «Лютеция». Здесь на первом этаже была толпа журналистов, пресс-атташе и прочих гостей, толпившихся вокруг столиков с шампанским и пирожными. Когда Флоран меня увидел, он буквально растолкал всех окружающих, чтобы быстрее подойти. Мне льстило такое внимание. Появилась признательность ему, потому что я вновь ощутила себя красивой.

Когда прием закончился, Флоран предложил отвезти меня поужинать, и я согласилась. Мы отправились в «Каза ди Габано» в Сен-Жермен. Я заказала мохито — первый с тех пор, как сообщила Николя о своей беременности. Сейчас мне казалось, что это было в другой жизни.

— Вы очень красивая, Барбара. Такая изящная, такая чувственная… Не позволяйте, чтобы ваша молодость прошла бесследно. Нужно пользоваться моментами… Они могут быть прекрасны, вы знаете… Мне хотелось бы отвезти вас куда-нибудь.

— Куда-нибудь? Но куда?

— Не знаю… Скажем, в Италию. Если хотите, в этот уик-энд поедем в Венецию. Только вы и я. Не беспокойтесь о расходах — я возьму все на себя.

— В Венецию… что ж, почему бы нет?.. Или нет, лучше не в Венецию. Куда-нибудь еще.

— Да, согласен… Вы правы, Венецию уж очень расхвалили.

— А как ваш ребенок, Флоран? С кем вы его оставите?

— В эти выходные он со своей матерью. У разведенных пар обычно принято, чтобы ребенок проводил уик-энды с каждым из родителей по очереди.

Звучала кубинская мелодия. Я потягивала свой мохито, глядя в голубые глаза Флорана. Новая любовь? Почему бы нет?.. Разве жизнь — это что-то иное, кроме последовательности отношений?

22
{"b":"171399","o":1}