Место проведения встречи оказалось обычной квартирой. В гостиной сидели женщины, собравшиеся в кружок, все с детьми. Одни держали своих грудничков на руках, другие положили их на специальные коврики на полу, где те беспорядочно барахтались. Дети постарше играли в соседней комнате и время от времени приходили, чтобы присосаться к материнской груди, при этом мать, закатывая пуловер, даже не прекращала разговора, словно это было самым обычным делом.

Я молча сидела рядом с остальными, не вступая в разговор, у меня единственной не было с собой ребенка. У темноволосой молодой женщины рядом со мной две девочки — по одной у каждой груди. Когда все представлялись, она назвалась «Лоранс, мать Клемане шестнадцати месяцев и Хлоэ трех месяцев». Она рассказывала о своем опыте, явно гордясь собой. Свою младшую дочь женщина кормила грудью два с половиной месяца, но добавляла к этому и молоко из бутылочки. Вначале, следуя советам «Лиги кормящих», она вводила питательные добавки с помощью клизм, но это было не так легко, и пришлось полностью отказаться от такого способа, когда Лоранс из-за неловкого движения чуть не проткнула малышку насквозь. Тогда она перешла к пипетке, а затем к соске — сначала с одним отверстием, потом, через три недели, с двумя, потому что малышка сосала молоко слишком медленно и начались проблемы с пищеварением… Теперь женщина хотела знать, как отразится питание из бутылочки на кормлении грудью.

Мари, председатель собрания, была категорична: бутылочки нужно избегать любой ценой, это главный враг естественного вскармливания. Стоит попробовать чашку с пластмассовым рожком, поскольку есть риск, что ребенок перестанет различать соску и материнскую грудь, и тогда, к сожалению, придется прекратить естественное кормление.

Мишель, молодая блондинка с огромной грудью, к которой припал крошечный младенец, принимала галактогил, чтобы увеличить количество молока, а также пила анисовый отвар и безалкогольное пиво. Но что еще нужно делать, чтобы не прибегать к детскому питанию? Мари посоветовала ей кормить ребенка чаще.

Когда очередь дошла до меня, я представилась: «Барбара, мать Леа двух месяцев».

— Ты кормишь ее грудью?

— Да…

— Берешь с собой, когда уходишь из дому?

— Да, иногда, во всяком случае…

— Кладешь ее с собой в постель?

— О, нет… то есть стараюсь этого избегать.

— Напрасно. У нас принято всюду брать детей с собой, и в постель в том числе. Мы считаем, что это хорошо для ребенка, потому что можно в любой момент покормить его. Гораздо легче давать ребенку грудь, когда он спит рядом с тобой.

— Ах, вот что. Да, я согласна. Вообще-то, по правде сказать, я кладу ее с собой в постель. И даже попросила моего друга спать в гостиной, потому что для троих на кровати места недостаточно.

— Что ж, хорошо! А теперь ты можешь нам рассказать что-нибудь из своего опыта?

Моего опыта… С появлением ребенка я забыла о супружеской близости, почти не спала, с трудом выкраивала время вымыть голову, не читала книг, не встречалась с друзьями. Я стала матерью — пусть так. Но откуда мне было знать, что мать не может больше быть никем другим. Приходится отвергать все остальные роли: отказаться от сексуальности, соблазнительности, работы, спорта, тела и духа. Выходит, надо отказаться от жизни. Примерно это я и сказала.

Все присутствующие смотрели на меня, как на убийцу, или даже хуже. Они считали меня недостойной называться матерью. Не нужно было вообще поднимать эту тему, но трудно удержаться. После родов я постоянно чувствовала себя одинокой и теперь радовалась столь внимательным слушательницам.

Много раз я возвращалась в «Лигу кормящих», чтобы встретиться с себе подобными. Они говорили только о младенцах, об уходе за ними, о кормлении, сосках-пустышках, детских ковриках…

Глядя на этих женщин с детьми, я пришла к выводу, что они делятся на две категории: кормящие грудью и из бутылочки. Иными словами, одни отваживались посвящать себя материнству, а другие нет; первые принимали свой статус млекопитающего, а вторые не могли с этим смириться. Кому-то нравилось быть животным, а кому-то нет; были рьяные сторонницы вскармливания грудью, фанатки материнства и те, кому оно внушало отвращение; одни чувствовали себя по-настоящему счастливыми в роли матери, а другие взяли на себя ответственность из чувства долга или из сострадания.

Я понемногу продвигалась в науке вскармливания грудью, которое становилось для меня все более привычным и даже приятным, и в один прекрасный день превратилась в мать, строящую всю свою жизнь вокруг кормления. Благодаря мудрым советам «Лиги кормящих» это теперь приносило мне такое удовлетворение, такую сильную, совершенную, простую радость отдачи, что уже не нужно было ничего другого. Мне больше не хотелось заниматься любовью с моим другом, поскольку у меня был ребенок, который смотрел на меня с такой требовательностью, что невозможно было сопротивляться. Испытываемые при этом чувства приводили меня в восторг.

— Браво, Барбара, — сказала Мари на восьмом сеансе. — Можно тебя поздравить — ты довела кормление грудью до совершенства. Поделишься с нами опытом?

— Я хотела бы сказать о счастье давать ребенку грудь. Об удовольствии смотреть на то, как он ее сосет, и сознавать, что это умение заложено в нем от природы — искать грудь, распознавать ее запах, наслаждаться ею всем своим существом…

По сути, я жила этими мгновениями благодати, когда мое желание и желание ребенка совпадали — давала ему грудь, потому что сама хотела. Это было свидетельством любви, и к тому же я чувствовала себя частью цепочки, тянувшейся с давних, незапамятных времен появления человека.

Кормление грудью — единственная не изменившаяся с тех пор вещь, не считая деторождения. Оно связывает нас с доисторическим прошлым, спрятанной под покровом цивилизации первобытной сущностью, от которой мы удаляемся с каждым днем все быстрее и быстрее.

Вот в чем, говорила я себе, заключается тайна женщины-матери. Вот в чем наша сила и одновременно слабость. Мы — самки, матери, источник жизни, моря и континенты, звезды и светила.

Был вечер субботы. Николя решил повидаться со своим братом Александром, а я собиралась на вечеринку к нашим соседям Жану-Ми и Доми. Он предложил мне отнести Леа к Тордманнам, чтобы те за ней присмотрели — в крайнем случае, мы оба будем здесь поблизости. Это был наш первый свободный вечер. Мы отдыхали в том числе и друг от друга — в этом нуждались оба, поскольку ссоры, все более частые, совершенно нас вымотали.

Дверь нам открыл сам Реб Тордманн. На нем все еще были белые одежды, которые полагалось носить в Шаббат, и черная меховая шапочка. Позади толпились его ученики, пришедшие изучать Каббалу: раввин в своей остроконечной шляпе и с сигарой, психоаналитик с глазами марионетки, журналист.

Он проводил меня в комнату, где сидела его жена, кормившая ребенка грудью. Мы с Леа тут же были окружены пятью детьми одинаково мечтательного вида, с длинными локонами и молитвенными покрывалами, концы которых спускались до пола. Еще один ребенок, на вид чуть постарше Леа, сидел на руках у матери семейства. Ей было лет тридцать пять, и она родила уже десятерых. Платок на голове полностью скрывал ее волосы, окружая бледное лицо красноватым ореолом. Хрупкая, ненакрашенная, она имела застенчивый вид и смахивала на подростка. Вокруг нее теснились еще дети — судя по всему, разница в возрасте между ними составляла от силы год.

— Добрый вечер, — сказала она. — Заходите…

Здесь пахло едой, а также горячим молоком, которое пили самые младшие — каждый из своей бутылочки. Десять детей от года до двенадцати, десять пар широко раскрытых глаз, устремивших на меня одинаковые ангельские взгляды.

— Могу я для вас что-нибудь сделать? — спросила мать семейства.

Мне хотелось сказать: да объясните мне, пожалуйста, как вы с этим справляетесь? Вы десять раз проходили сеансы эпизиотомии? Вы кормили грудью всех десятерых? Иными словами, вы не прекращали этого делать на протяжении десяти лет? Как вам удается четыре раза в день кипятить по четыре бутылочки с молоком — то есть тридцать две за сорок восемь часов? Как вы выдержали десять перинеальных реабилитаций? У вас были каникулы? Вы когда-нибудь находили няню, которая соглашалась бы присматривать за десятью детьми? Вы все еще занимаетесь любовью с мужем? Да, очевидно, что, как минимум, десять раз это было! Но между этими десятью? Вы его все еще любите? Вы его хотите? Вы все еще женщина? И что говорит Каббала по этому поводу?