Ка-а-ак же приподнялись в тот раз букмекеры!..

Но что поделать — Судьба своенравна, и далеко не всегда в финал попадают лучшие…

А среди домочадцев после той, провальной для младшего Владара, Игры на некоторое время стала очень популярной некая песенка, которую они довольно долго принимались слегка издевательски мурлыкать, едва завидев неудачливого игрока:

Если вы думаете, что Юрий, прекрасно догадывавшийся, кто автор этих строк, злился, так вы ошиблись: он всегда задерживался, чтобы, дирижируя исполнителю, непременно дослушать песенку до конца, а то и подпеть и похлопать — а после благодарно раскланяться. Иногда он даже просил исполнить песню на бис… И делал это так часто (а отказать ему было нелегко), что энтузиазм певцов стал угасать, а постепенно и вовсе сошёл на нет…

Куда попадут игроки на этот раз, знали лишь устроители и судьи, а они, связанные не только совестью, но и Присягой, болтливостью не отличались. Может, у кого-то из судей и возник бы соблазн помочь игроку из своего Клана — всё же, хоть и изменённые, но тоже люди — да после принятия Присяги сжульничать они, при всём желании, просто не имели возможности: Присяга не Виза, убивала на месте. То есть, могла бы убить — за всю историю существования Игры ни один судья не захотел проверять на себе её действенность…

Так что в период Игры ни одного Главу Клана нельзя было застать дома: все они занимались Игрой. А следом попропадали из дому и большинство игроков, особенно с приближением начала второго этапа. Просто он проводился весьма далеко от людных мест, и всех игроков накануне собирали вместе — чтобы утром они были уже на дистанции.

Потому Миль нервно ёрзала перед зеркалом, а оба нынешних её опекуна отсутствовали. Но дядьку она хотя бы могла видеть. Что, правда, не облегчало её переживаний: путь его вовсе не был ни простым, ни лёгким. Помучившись пару часов наедине с зеркалом, Миль запустила в ни в чём не повинное стекло подвернувшимся под руку тяжёлым пресс-папье, но, к счастью, промазала… и, выскочив из своих покоев, покинула особняк. Ну не было больше у неё сил сдерживаться и не попытаться вмешаться в Игру наперекор естественному течению событий! Упёртый её дядька нипочём не соглашался отказаться от участия в Игре — так и пусть будет, как ему хотелось, пусть всё складывается по воле случая! Дался ему этот Приз…

И Миль решила, что больше не подойдёт ни к одному зеркалу. По крайней мере, до завершения второго этапа. Какой смысл изводиться, наиграется — и вернётся домой ненаглядный Юрочка… А шаг за шагом следить, как он набивает себе шишки и неизвестно зачем рискует жизнью — слишком мучительно.

Сказано — сделано. Миль оставалась в парке до вечера. Не передать, как скучно и маетно ей было слоняться по дорожкам да аллейкам. Но зато удалось перемочь желание допросить ближайшее зеркало на предмет дядиных похождений. Минуя столовую, она отправилась в постель и, как ни странно, крепко уснула…

Утром, за завтраком, у неё уже не осталось никакой возможности пребывать в неведении относительно результатов второго этапа. Дядя прошёл в финал. Новость эта совсем не обрадовала Миль. Уж лучше бы проиграл, как и в прошлый раз, и был бы уже сегодня дома, но что толку мечтать…

Из оживлённых разговоров родичей она уяснила, что артефакт Юрию не достался, что в третий этап вышли совсем немногие, но очень сильные игроки, ей весело сообщили и каковы ставки на них, и что уже известно, где будет проводиться финал. Старый, предназначенный к сносу комплекс заводских зданий — чем не полигон…

Тут на Миль вдруг накатила дурнота, воздух вокруг стал твёрдым и запер горло…

Кофейная чашка выпала из рук… Уютная кухня отодвинулась, утратив чёткость и материальность, а взамен перед глазами проступили очертания захламлённого просторного двора с грязным бетонным покрытием, серым и потрескавшимся, с нездорового вида полусухими травинками, прозябающими в трещинах… Ветер мотал эти травинки, тащил пыль и песок по пятнистому старому бетону, и пыль прилипала к поверхности пятен — подсыхающих, вязких, исчерна-бурых… страшных…

Воздух в лёгких закончился, Миль с мучительным стоном принудила себя вздохнуть…

…Она по-прежнему сидела на кухне в окружении множества почти родных людей, которые не шевелились и все как один пристально смотрели на неё… И в кухне стояла просто небывалая тишина. Не рассеивался поднявшийся над осколками чашки пар, зависли взметнувшиеся занавески… крупинки сахара замерли белой дорожкой между ложечкой и чаем…

Миль кашлянула, и тишина разбилась, задвигались люди, подходя поближе.

— Что ты увидела, девочка? — настойчиво спросила сидевшая напротив пожилая женщина с внимательными тёмными глазами, и осторожно, чтобы не брякнуть, отложила чайную ложечку.

Миль пожала плечами и написала на столе:

«Не знаю. Какой-то двор. Но почему-то мне кажется, что там было что-то…»

Она суеверно не дописала фразу, но каждый понял её правильно. Люди помрачнели, веселье словно сквозняком выветрилось из кухни, а следом — и из всего дома… Младшей наследнице Владаров ниспослана весть — смутная, но недобрая. И кого бы из троих она ни касалась — одинаково плохо…

Конечно, Ксанду о событии на кухне доложили. Но он занимался обеспечением Игры и вернуться домой не мог. Разговор через зеркало мало чем помог: ничего угрожающего в видении как будто и не было. Пятна? Да, похожие на кровь. Но чья кровь? Атмосфера? Да, как будто недобрая. Но недобрая для кого? У Миль это был первый случай такого рода, и она не знала, как всё понимать. Следует подождать, посоветовал Ксанд — если весть являлась определяющей для неё, вероятен был повтор.

И повтор состоялся… Миль видела этот двор и наяву — видения повторялись ещё дважды в течение дня — и во сне, в ночь перед самым стартом третьего этапа. С каждым разом двор являлся ей всё более подробно, наполняясь деталями и мелочами. Миль успела рассмотреть стоящие по периметру двора серые-бурые различной этажности развалюхи непонятного назначения, окружающую двор полурассыпавшуюся бетонную ограду с торчащей из неё там и тут ржавой арматурой и вид за оградой — то есть отсутствие такового: вокруг ограды до самого неба (следуя местной тенденции — тоже серого, с расплавленной кляксой солнца в самом зените) дрожало бесцветное марево, и было ли там что или нет — понять не представлялось возможным, взгляд соскальзывал и уплывал куда угодно… С той стороны марева вид, надо думать, был таким же.

Но лучше всего рассмотреть удалось близлежащую площадку. Ту самую, бетонную, растрескавшуюся и с мотавшимся под ветром травянистым сухостоем. А ещё лучше — пятна. С каждым разом они становились всё… ээ… свежее. Ночью они уже выглядели алыми и даже дымились местами, как будто кровь пролилась только что… Видеть это было так жутко, что Миль резко проснулась и вскочила, вся мокрая от пота. Подбежала к окну, распахнула его настежь, отбросила прочь влажную, липшую к телу сорочку и блаженствовала нагишом в прохладных потоках свежего ночного воздуха, пока не замёрзла и не то, чтоб успокоилась, но как-то отвлеклась… задышала ровно.