Нельзя сказать, что Миль не радовало возвращение Дара, но вернулось, и с лихвой, и её неприятие чужих прикосновений. Одних людей она не переносила больше, других — меньше. С некоторыми не могла находиться рядом. Были и такие, с которыми не было желания оказаться в одном помещении. Люди? Она имела в виду, в основном, мутантов — с людьми всё же было полегче. В присутствии мутантов ей почти постоянно приходилось ломать себя.

Ей позволили оставаться дома до окончания торжества, то есть три дня. Как только гости разъехались, пришлось отправляться и ей. Целители к тому времени её уже осмотрели, и решение Ксанда нашло у них единогласную поддержку.

И вот дядя вёз её в Лицей. Это оказалось недалеко, на той же загородной территории, обустроенной мутантами для себя — в самой её середине.

Миль уже при подъезде пришлось зажимать в себе что-то, ощущавшее живое на расстоянии, чтобы не шарахаться от вышедших навстречу прибывшим людей. Встречали не только её с дядей, целая ватага подростков выскочила с радостными воплями и обступила Игхара… которого никто здесь так не звал:

— Игорёха!

— Игоряша!

— Игорёк!

Вот что звучало вперемешку с дружескими тычками и шлепками. Он улыбался, но всё оглядывался на Юрия с племянницей, которых уводили в здание взрослые.

— Слушай, как всё прошло? Расскажи!

— Дайте ему дорогу, не тут же рассказывать! Пошли все в дом!

— А правда, что от базы осталась кучка с муравейник?

— А наши все вернулись?…

— Говорят, ты на семейном балу развлекался? Девчонки там хоть ничего были?

— Ну, кто про что, а Дима про баню…

— Эй, ты кого это вшивым назвал!

— Не вшивым, а бабником, Димон!

— Да? Ладно, живи пока…

Отголоски их смеха ещё долго летели вслед, отражаясь от высоких сводчатых потолков. Ребятам действительно было здесь хорошо. Их проблемы адаптации остались в прошлом.

— Племяшка, не грусти. Ты тоже привыкнешь. Хочешь, я приеду, заберу тебя на выходной?

Миль покачала головой. Это уже обсудили — привыкать так привыкать. Она справится. Справилась же в первый раз?

Сопровождавший постучал в дверь и распахнул перед Юрием высокую, украшенную резьбой створку. Дядя подождал, пока Миль не пройдёт вперед, и вошёл следом. Это была только приёмная. Секретарь директора — пожилая делового вида дама в сером брючном костюме — подняла очки с остренького носа на высокий лоб, прикрытый седыми кудряшками, подкрашенными в сиреневый тон, и строго сказала:

— Добрый день. Изволите опаздывать, господа Владары. Проходите, директор ждёт.

Миль взглянула на дядю, тот повёл бровями на дверь. Миль толкнула её, удивившись необычной толщине и тяжести, вошла и встала у входа, разглядывая обширный, но заставленный множеством интересных предметов несколько сумрачный кабинет. Взгляд просто потерялся в этом разнообразии, и Миль не смогла сразу разглядеть того, с кем тут следовало поздороваться. Тем более, что голос хозяина кабинета раздался откуда-то сверху:

— Очень рад опять видеть в наших стенах Владаров. Проходите, располагайтесь, я сейчас…

Задрав голову, Миль увидела, что кабинет, располагавшийся, по-видимому, в башне, имеет высоту, по меньшей мере, в два этажа, и на второй этаж ведёт, блестя лаковыми перилами, плавно изогнутая вдоль закруглённых стен деревянная лестница. Выше всё терялось в полумраке, в котором угадывались какие-то неопределённые очертания, но Миль они ни о чём не говорили, всматривайся ни всматривайся. Опустив голову, она обнаружила, что Юрий занят вовсе не разглядыванием кабинета, нет — свободно разместившись на кожаном диванчике, он с лёгкой улыбкой наблюдал за племянницей.

— Ты походи, посмотри. Только по возможности ничего не трогай. Он этого не любит.

— Совершенно правильное замечание, — донеслось сверху.

Одновременно сверху сползли-слетели то-онкие, дли-инные, тёмные лоскуты-сгустки и, подрагивая, заизвивались, нащупывая Миль. Отскочив к двери, девочка глянула на дядю — тот по-прежнему лежал на диване. Он их не видел! На прыжок племянницы внимание обратил, но не понял, в чём дело.

Тогда, перед бабулиной смертью, Юрия окутывали такие же щупальца. И, если он теперь не видит их, значит, это не намеренно созданный продукт, а только проекция намерений. Ах, скажите, пожалуйста! Вы, значит, не любите, когда трогают ваши вещи! А себе позволяете вот такое!

— Миль, что случилось? — Юрий уже не валялся на диванчике, он успел вскочить и оглядывался, пытаясь определить, отчего накаляется обстановка. И, даже пересекая, не замечал, не чувствовал тычущихся-отдёргивающихся тёмных волокон, наполняющих объём кабинета.

Впрочем, с интересом заметила Миль, вокруг дяди начинают клубиться его собственные проекции, стало быть, состояние племянницы его волнует всерьёз, он уже на боевом взводе и готов биться, хоть пока и не знает, с кем или с чем.

Сделав дяде знак — всё хорошо — Миль позволила своему раздражению вырваться наружу, но так, чтобы дядю не задело.

Шшшухх! Пробежав по не успевшим втянуться щупам, вспышка спалила всю эту извивавшуюся дрянь, сползавшую сверху, и наверху раздался чей-то короткий вскрик. Миль сразу полегчало. А Юрий ничего не понял и громко спросил:

— Господин директор, с вами всё в порядке? Может, нам попозже зайти?

— Нет-нет, я уже иду, — был ответ, и по лестнице начал быстро спускаться мужчина. Если бы Миль не знала, что это живой человек, она приняла бы его за тень: худощавый, смуглый (или загорелый), с прямыми чёрными волосами, собранными на затылке в длинный «хвост», одетый во всё чёрное, он шёл совершенно бесшумно, казалось даже — плыл над ступенями, складки его хламиды развевались за ним по воздуху. И вот он стоит у основания лестницы и, держась одной рукой за голову, пристально всматривается тёмными, глубоко посаженными глазами в гостей. Точнее, в гостью, потому что Юрий его явно не интересует. А зря — поведение директора бьёт все рекорды неучтивости. И ни мертвенная бледность его лица, ни следы крови у ноздрей неучтивости этой совершенно не оправдывают. Миль отвечает ему твёрдым неприязненным взглядом, чтобы у него не осталось уже ни малейших сомнений в авторстве нанесённого удара, и сожалеет, что бабуля не видит, она бы оценила результат.

Юрий делает шаг вперёд, заслоняя племянницу, и спрашивает:

— Директор, а я вам не очень тут мешаю?

Директор вздрагивает и с учтивым полупоклоном произносит глухим голосом:

— Я прошу прощения, маленькая госпожа хиз-Владар, это было ненамеренно.

Миль слегка кивнула, принимая извинения. Юрий взглядом пообещал ей, что ещё потребует объяснений, и протянул директору тонкую папку:

— Вот наши документы и поручительства. От себя хочу добавить: будьте осторожны с девочкой.

— Да… я уже некоторым образом… в курсе. Надеюсь только, этот… инцидент не испортит наших отношений.

— Я бы тоже хотел на это надеяться… Что, Миль? — обернулся он на подёргивание своего рукава. — Конечно, подожди меня за дверью… раз вы уже познакомились.

Миль с удовольствием вышла в приёмную под бдительно-неодобрительный присмотр секретаря, но, пока не прикрыла тяжёлую дверь, успела расслышать неразборчиво-угрожающие интонации в приглушённом голосе дяди.

Когда он вышел, то был уже спокоен, но Миль отчётливо разглядела возмущения его ауры по периферии, лёгкие, сходящие на нет.

— Не провожайте меня, я знаю дорогу, — бросил он через плечо и захлопнул дверь. При почти банковской её толщине это вызвало лёгкое сотрясение прилегающих помещений и осыпание пыли. Приобнял племянницу за плечи (Миль съёжилась, но стерпела) и повёл её к выходу, вежливо кивнув на прощанье секретарю.

Выйдя в коридор, он объяснил, неторопливо ступая по цветным плиткам пола:

— Он и правда не ожидал, что его стандартное заклинание будет обнаружено и отражено абитуриенткой. Очень извинялся. А что ты сделала?

«Рассердилась, — вывела на стене Миль. — Я вообще-то тоже не ожидала, что буду атакована. Почему не сработала бабушкина защита?»